Инквизиция

      Следуя  дуалистическим принципам, они также  утверждали, что деторождение — это дело рук дьявола. Беременная женщина считалась одержимой дьяволом,   и если она вдруг умирала, то была обречена на вечное проклятие. Брак был грехом худшим,   чем блуд,   потому что супруги не знают стыда. Поэтому приветствовалось все, что могло привести к прерыванию естественного процесса деторождения; даже инцест и извращения считались предпочтительнее брака, потому что при них не совершалось самого большого греха — деторождения. Таким образом, никто не мог получить «consolamentum», не разорвав предварительно брачных отношений. А для «идеальных»,  получающих «consolamentum»,   считалось греховным даже притрагиваться к женщине. «Если до вас дотрагивается женщина, — говорил один из их оракулов — вы должны три дня поститься на хлебе и воде,   а если вы прикоснулись к женщине, то вам следует держать тот же пост целых девять дней»²⁸.

      Альбигойцы объявили себя истинной Церковью Христовой,   вне которой не спасется никто. Папа Римский у них был Антихристом, а Католическая церковь — Вавилонской блудницей. И,  наконец, была у них еще одна церемония,   именуемая «endura». Будучи своего рода пародией на соборование «consolamentum» также являлось процедурой,  необходимой для посвящения в «идеальные». Вы получали его на смертном одре,   что, таким образом,   гарантировало вам вечное блаженство, которое могло сильно отличаться от вашей прежней жизни. Так что любой больной, получивший «consolamentum» и ненароком почувствовавший себя лучше, рисковал быть навеки проклят. При таких обстоятельствах «идеальные» заставляли родных не давать больному пищи или даже забирали его в свой дом, чтобы в мире уморить там голодом. Все это,  разумеется,   делалось для спасения души больных,  потому что альбигойцы опасались того,   что,   выздоровев, бывший больной почти наверняка откажется от строгого аскетизма,  которого должны придерживаться «идеальные», к числу которых он был автоматически причислен благодаря «consolamentum». Причем это не было делом необычным. Дело дошло до того,   что «endura» погубила в Лангедоке больше людей, чем инквизиция. Один из «идеальных» по имени Раймон Бело, дав больной девочке «consolamentum», приказал, чтобы ей ни при каких обстоятельствах не давали ни кусочка еды. Бело часто захаживал в дом больной, чтобы убедиться в том, что его распоряжение строго выполняется; девочка умерла через несколько дней. Многие добровольно соглашались на «endura». Женщина по имени Монталива до смерти морила себя голодом целых шесть недель; одна жительница Тулузы после нескольких неудачных попыток покончить с собой посредством яда или кровопускания, добилась наконец своего, наглотавшись битого стекла; некий Гийом Сабатье отправился на тот свет после добровольного семинедельного поста²⁹.            

          Таковой была эта удивительная смесь языческого дуализма, приправленная евангельским учением и отвратительной антисоциальной этикой, объявившая себя причастной к чистому христианству ранней Церкви, которая вошла в Европу через Болгарию и Ломбардию, распространилась по северной Италии, Лангедоку и Арагону, а потом через Францию, Бельгию и Германию проникла к берегам Балтики³⁰. 

           В перид раннего Средневековья  Западная Европа, в отличи от Византии, не испытывала заметных религиозных преследований, что во многом было обусловлено отсутствием массовых гетеродоксальных движений до XI века. Средний век пенитенциалы не рассматривали ересь в категориях уголовного права. Так, в Poenitentiale Bigotianum (1-я четверть XIII века)  ересь расценивалась как грех тщеславия (vane Gloria), а пенитенциал Федора Тарсийского за ересь предполагал наложение епитемии на 12 лет. ¹

         В сформировавшейся к IX веку новой общности европейских народов (Christianitas) государство и Церковь начали рассматриваться как единое целое, поэтому впоследствии короли нередко были инициаторами борьбы против еретиков и “ведьм” (так как часто действию последних приписывались природны катаклизмы, неурожаи и др.); при этом многие епископы  и богословы (Герхох Райхерсбергский, епископ Вазо Льежский и др.) выступали против подобных расправ. Бернард Клервоский писал, что еретиков “следует улавливать с помощью аргументов, а не оружия” (“Capiantur non armis, sed argumentis”).²

        Начало формирования Инквизиции, как особого   института, было связано со стремлением Католической Церкви ввести в юридические рамки  и поставить под контроль законодатльный процесс над еретиками. Возникновение Инквизиции в Католической Церкви было обусловлено также появление Западной Европе крупных гетеродоксальных движений (катаров, альбигойце вальденсов) и решений византийского права,прежде всего Кодекс Юстиниана. Вопрос о применении уголовного права против сторонников гетеродоксальных движений особенно остро встал в связи с тем,                      что они часто не останавливались перед населением  ради реализации своих идей, в том числе оскверняли храмы и убивали священников.

_________________

¹Bernardo di Como. Lucerna inquisitiorum haereticae pravitatis.-Mi.,1566.-p.185.

²Documens pour server a I’histoire de I’inquisition dans le Languedoc/Ed.C.Douais.-P.,1900.-p.116. 
Глава 2. Установление  инквизиции

2.1.Преследования

      Самым опасным мятежником явился теоретик, высказывавший сомнения относительно догматической правильности мнений лица высшего чем он, в церковной иерархии; и если ему удавалось собрать около себя учеников, то он становился главой еретического направления. Там, где еретиков было достаточно много, чтобы образовать общину, они не обращали никакого внимания на то, что их отсекали от Церкви. Результатом было то, что этих сектантов стали преследовать с большей жестокостью, чем самых закоренелых преступников. Уже одно то, что они отказались склониться перед признанным авторитетом,  явилось тяжким преступлением.

   Ересь уничтожалась без всякого снисхождения, включительно до костра, который впервые был принят на Константинопольском соборе 1143г.,   при патриархе Михаиле Оксисте (1143-1146),   как мера наказания для богомилов. Нередко инициатива преследования исходила от светской власти³¹.

      В X-XI вв. и даже в начале XII в. отношение Церкви к ереси было колеблющим: то строго преследовали еретиков, то относились к ним снисходительно; все зависело от характера прелата, ведшего дело. Таким же неопределенным был взгляд, каким наказаниям подвергать еретиков: их то сжигали живыми, то приговаривали к тюремному заключению, а имущество конфисковывали. Но по мере того, как разгорелась борьба с ересью, наказания становились более жестокими.

      При преследовании ереси духовный суд  не выносил смертных приговоров; он ограничивался признанием обвиненного еретиком,        после чего он отпускал,   т.е. предавал в руки светской власти, лицемерно при этом,  заклиная ее отнестись к нему снисходительно, пощадить его жизнь и не проливать его крови. Тем не менее, инквизиторы обрекали в форму закона, что всякий, даже только подозреваемый в недостаточно энергичном преследовании еретиков, сам совершал преступление, равное ереси, и заслуживает такого же наказания³².

      Колебания в отношениях Церкви к еретикам, проявленное в XI-XII  вв., совершенно пропало к XIII в. Всякий, вера которого покажется сомнительной, должен был считаться еретиком; то же относится и к схизматикам, которые, принимая все догматы религии, не оказывают римской Церкви должного повиновения. И те и другие должны быть силой приведены в лоно католической Церкви. Ересью объявлялась и небрежность в соблюдении папских декреталий, так как в этом сказывается неуважение к папской власти. 

  Вскоре устанавливаются следующие правила. Еретикам не должно быть оказываемо никакого снисхождения. Церковь в своем милосердии дважды обращается к ним с увещаниями; если они и после этого продолжают упорствовать, то они должны быть выданы светской власти и изъяты из общества людей посредством смертной казни³³.

      Однако  Церковь в своем милосердии всегда готова принять еретика, даже много раз изменявшего вере; она готова наложить на него покаяние, чтобы дать ему возможность снискать жизнь вечную; но кротость к одним не должна исключать строгости к другим. Так, всякий еретик, кающийся     в своих заблуждениях и отрекающийся от них в первый раз, должен быть подвергнут покаянию и ему должна быть оставлена жизнь. Но если он снова впадет в ересь,  хотя на него и можно наложить покаяние,  чтобы спасти его душу, то он, тем не менее, должен быть казнен смертью. Не избегали гнева Церкви даже мертвые.   Человек, скрывший свое беззаконие и умерший смертью христианина, не должен был покоиться на освященной земле, за него не должны были молиться верные; он не только избежал наказания, но его имущество,   подлежавшее конфискации в пользу Церкви и государства, незаконно перешло к его наследникам, и его следовало отобрать у них.

      Веронский собор  1184 г. официально отлучил от Церкви всех еретиков; всякий отлученный, если он не попросит отпущения грехов в течение года, осуждался бесповоротно; следовательно, все еретики, которые умерли без последнего напутствия и не отреклись от ереси, уже сами себя осудили и не имели права на погребение на освященной земле. Если же они были погребены как христиане, то, как только обнаружилась ошибка, их следовало вырыть и сжечь; следствие, устанавливавшее их виновность, было простым расследованием их поступков, а не обвинением; а карательные меры вытекали сами собой³⁴. Обычай вырывать тело еретика вошел во всеобщее употребление; было признано, что великий грех предать тело еретика или его покровителя; даже невольно виновный в нем мог получить прощение, если собственноручно выроет тело. Дела о мертвых играли видную роль в деятельности инквизиции.

      Люди  святой доброты,  высокого ума проявляли страшную жестокость,  когда дело касалось ереси,   и были готовы подавить ее самыми бесчеловечными наказаниями. Как показывают судебники и судебные хроники европейских стран XIII — начала XIX в., строгость наказаний возрастала, начиная с XIII в., и это, очевидно, было следствием пагубного влияния инквизиции на уголовный суд Европы³⁵. 

      Люди  смотрели на ересь не только как  на преступление, а как на мать всех преступлений. Уничтожение еретиков было делом, которое радовало верных, и тем более должны были они радоваться, если их внутреннее убеждение или общественное положение налагало на них долг преследования;  схоластическое богословие поучало, что преследование есть проявление любви к   ближнему и чрезвычайно полезно для тех, против кого оно возбуждается.

      Очень часто в преследованиях играли видную роль эгоистические и корыстные мотивы, гордость и честолюбие не менее чем чувство долга перед Богом и людьми. Не нужно также упускать из виду, что религиозное восстание угрожало мирским благам Церкви и привилегиям ее членов; сопротивление, которое встречало всякое новшество, до известной степени объясняется желанием удержать эти преимущества. Вожди Церкви считали своей священной обязанностью сохранять унаследованные ими права и бороться за их удержание против врагов, учение которых стремилось ниспровергнуть то, что они считали основанием социального строя³⁶.

      Еще один мотив, более низменный и грязный, возбуждал деятельность инквизиции и зажигал дикий фанатизм: конфискации имуществ, они повсюду были обычным наказанием еретиков³⁷. 

2.2. Нищенствующие монахи

      В противовес еретическим сектам, проповедовавших апостольскую бедность, было создано несколько орденов нищенствующих монахов. Наибольшую известность из них получили доминиканцы и францисканцы. Строгий устав и огромный авторитет святых, в честь которых им были даны имена, привели в их ряды лучших, честнейших людей той эпохи, остававшихся верными принципам католицизма.

    На первых порах эти ордена строго следовали своим уставам, чем заслужили почет и уважение во всем христианском мире.  По сути дела, они практически полностью дублировали правила поведения секты Лионских бедных, но в системе церковной иерархии. Именно поэтому инквизиторов назначали провинциалы францисканцев или доминиканцев из состава братьев своего ордена.

      С первых же шагов инквизиторы получили огромные полномочия и полную бесконтрольность³⁸.

      Мнение, что Доминик был основателем  инквизиции и первым генерал-инквизитором, неразрывно связано католической традицией. Но страдает преувеличением и легендарным характером утверждение, что организация инквизиции и ее упрочение было делом одного доминиканского ордена. Рим никогда не возлагал официально на доминиканцев инквизиторских обязанностей; не было также никакого официального постановления об учреждении инквизиции. Доминиканцы были только наиболее подходящим и лучше подготовленным орудием для розыска скрывающихся еретиков, тем более что их главной обязанностью была проповедь и обращение. Когда же обращение уступило преследованию, то не менее полезными оказались и францисканцы, которые разделили с доминиканцами все труды по организации инквизиции. Впрочем, всякий раз, как того требовали обстоятельства, не задумывались возлагать инквизиторские обязанности и на любое духовное лицо.