Дело врачей

2. « Дело врачей » и  общественное мнение.

    Очень многие, в том числе и некоторые  медицинские работники, бесконтрольно  приняли на веру содержание сообщения  от 13 января. Реакция была двойная: дикое  озлобление против извергов человеческого  рода (другого названия для них  не могло быть) и панический ужас перед "белыми халатами", в каждом носителе которого видели потенциального, если уже не действующего убийцу. Во всех учреждениях - стихийные и организованные митинги с требованиями самой суровой казни для преступников, и среди участников митингов многие предлагали себя в палачи. Предлагали себя для этой цели и представители медицинской профессии, врачи и даже профессора, то ли действительно оболваненные и наказанные богом лишением разума, то ли подчеркивавшие этим свое отмежевание от собратьев по профессии, зверских преступников. Страсти разжигала и советская печать, клеймившая в исступленных от заказанного гнева статьях извергов рода человеческого. ¹¹

    Советская пресса буквально неистовствовала  в злобном словоизвержении. Это  была самая разнузданная черносотенная пропаганда. Общий тон и направление дала ей центральная официальная пресса. "Известия" в передовой статье 13 января, т. е. подготовленной к опубликованию до сообщения МГБ, повторяя в начале общее содержание этого сообщения, писали: "Действия извергов направлялись иностранными разведками. Большинство продали тело и душу филиалу американской разведки - международной еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт"... Полностью разоблачено отвратительное лицо этой грязной шпионской сионистской организации. Установлено, что профессиональные шпионы и убийцы из "Джойнт" использовали в качестве своих агентов растленных еврейских буржуазных националистов, которые проводят под руководством американской разведки широкую шпионскую, террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и в Советском Союзе. Именно от этой международной еврейской буржуазно-националистической организации, созданной американской разведкой, получил изверг Вовси директиву об истреблении руководящих кадров в СССР через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса. Другие участники террористической группы (Виноградов, Коган М., Егоров) оказались давнишними агентами английской разведки". Попутно эта статья напоминает об умерщвлении Куйбышева, Менжинского, Горького врачами Левиным и Плетневым. ¹²

    В числе извергов названы два Когана: Б. Б. и М. Б. Оба они родные братья, но один из них - Б. Б. - был американским шпионом, а другой - М. Б. - английским. По-видимому, шпионаж был семейной профессией Коганов, обслуживавшей только лишь две иностранных разведки ввиду численного недостатка братьев.

    Интересна одна деталь, не отображенная в сообщении  МГБ: Коган М. Б., тоже профессор-медик, скончался от рака (потребовавшего ампутации руки) за несколько лет до того, как стал шпионом. В этой роли он мог действовать только в загробном мире, что, однако, не смущало следственный аппарат МГБ, принимавший для своих целей на вооружение и чертовщину, в чем я мог лично убедиться в дальнейшем.

    Старалась советская пресса через все свои литературные каналы. Внес свою лепту  и "Крокодил" карикатурами на еврейских  убийц; этим карикатурам могла бы позавидовать самая черносотенная  печать царского времени, к которой  брезгливо относилась даже консервативно настроенная часть дореволюционной интеллигенции.

    Среди массы откровенных погромных  статей наиболее омерзительными, воскрешающими  самую отвратительную бульварную антисемитскую  прессу периода еврейских погромов 1904-1905 годов особо выделялись статьи Ольги Чечеткиной, разводившей чернила "слюною бешеной собаки". Вспоминается и отвратительное впечатление от статей Густы Фучиковой, вдовы легендарного героя Чехословакии, Юлиуса Фучика, автора бессмертного "Репортажа с петлей на шее". С трудом ассоциируются те нежные строки, которые посвятил Фучик в "Репортаже" своей подруге и увековечил ее в них ореолом чуткости и благородства, - с звериной злобой, выраженной в ее литературных откликах на "дело" с терминологией бандитского дна. Не верилось, что это писала нежная, интеллигентная женщина, друг Фучика, а не уголовник-бандит, если только Фучик в своих тюремных воспоминаниях о ней не идеализировал ее. К организации антиеврейского народного гнева были привлечены и неарестованные евреи в лице их видных представителей в советском мире: крупные ученые, известные музыканты, композиторы, артисты, военные и т. д. Они должны были заклеймить письмом в редакцию газеты "Правда" своих собратьев по национальности, оказавшихся извергами рода человеческого. Организация этого письма, как мне передавали, была поручена тройке евреев: их имена мне называли, но я не привожу их, т. к. не могу ручаться за достоверность. Да это и не имеет значения, они - тоже жертвы. ¹³

    Содержание  письма не блещет оригинальностью, вкратце  оно сводится к следующему: "Евреям советская власть открыла широкий доступ во все области, дала свободу развития всех их способностей, а презренные изверги отплатили за это потрясающим вероломством. Отмежевываясь от этих выродков, подписавшиеся требуют для них самой высокой кары". Это - смягченный текст письма. Дискуссия развернулась не вокруг его основного содержания, а вокруг тех эпитетов, которыми следует заклеймить "извергов". Предлагался разнообразный их ассортимент. Почти все призванные подписать этот документ безоговорочно это сделали, некоторые даже не читая, отнесясь с равнодушием к его тексту. В числе писавших письмо - известные всему миру имена. Они такие же жертвы этой эпохи, как и те, на кого они излили гнев, отштампованный в редакции "Правды". Один из подписавших (композитор Блантер) вспоминал, что у него каждое утро дрожали после этого руки, когда он получал "Правду", ожидая увидеть этот омерзительный документ с его подписью под ним. Но  обязательно назвать имена тех, которые имели мужество отказаться или уклониться дать свою подпись. Это - народный артист СССР Рейзен, герой Отечественной войны, командир казачьего конного корпуса генерал-полковник Крейзер и Илья Эренбург, композитор И. О. Дунаевский. Конфуз произошел с композитором Глиэром. Когда ему, приняв его за еврея, предложили подписать это письмо, он не возражал против того, чтобы дать свою подпись, но заявил, что он - не еврей, что его отец - немец, а мать - украинка. После такого разъяснения ему было отказано в чести дать свою подпись.

    Документ этот света не увидел. То ли решили, что "хороших" евреев не должно быть (особенно в связи с намечаемыми последующими акциями против всей национальности), то ли публикация письма по каким-то причинам задержалась и утратила актуальность после смерти Сталина. Но самый факт подготовки такого документа - лишний штрих к моральной панораме сталинской эпохи. ¹⁴

    Москва  всегда была во всем примером для всего  Советского Союза. Стала она примером и в организации "дела врачей". В каждом крупном и даже провинциальном центре находили своих "убийц в белых халатах". Поэтому определить точное число арестованных врачей могут только МГБ и судебные органы. Списки, опубликованные в газетах арестованных и затем реабилитированных 4 апреля 1953 года, были далеко не полными. Из известных мне арестованных профессоров и врачей в опубликованных списках не было, например, фамилий В. Ф. Зеленина, Б. И. Збарского, Э. М. Гельштейна, Г. X. Быховской, М. Я. Серейского, И. И. Фейгеля, В. Е.Незлина, Н. Л. Вилька,  и многих других, не говоря о женах арестованных. Сокращать список, по-видимому, было необходимо, иначе проще было бы опубликовать фамилии оставленных на свободе. В ряде крупных центров, особенно на Украине, были уволены из медицинских институтов профессора-евреи, уцелевшие от арестов (в дальнейшем большинство их было восстановлено).

    Г. Я. Эпштейн, известный ученый-травматолог, был последовательно уволен со всех занимаемых им в Ленинграде должностей: зав. кафедрой травматологии Ленинградского государственного института усовершенствования врачей и руководитель большого отдела в Ленинградском институте травматологии им. Вредена. Оказавшись безработным, он приехал в Москву в Управление кадрами Министерства здравоохранения РСФСР просить какое-либо назначение по специальности. Принявший его начальник Управления кадров Трофимов, предложил ему участок в Якутской области. Обычно такие места замещаются оканчивающими медвузы при распределении их на работу. На вопрос профессора Г. Я. Эпштейна о том, считает ли Трофимов такое назначение правильным использованием его научного уровня, профессионального уровня и его возраста (57 лет), тот ответил без обиняков: "Таким, как Вы (!!), я ничего другого предложить не могу. Советую принять это предложение, т. к. в скором времени я и это Вам дать не смогу". В этих словах был откровенный намек на то, что в ближайшее время евреев ждет более суровая судьба. ¹⁵

    Общественная  ситуация, сложившаяся после правительственного сообщения о "врачах-убийцах", да и внутренняя подоплека этого  дела является незаконченным советским изданием так называемых "холерных бунтов". Укоренившееся название "холерные бунты" дано волнениям, возникшим несколько раз в прошлом веке в различных областях царской России. Они охватывали широкие крестьянские массы во время жестоких эпидемий холеры, присоединявшихся к и без того бедственному положению голодающего, бесправного, невежественного крестьянства. Вспышки ярости, накопленной годами нищеты и бедствий озлобленных человеческих масс, были вначале направлены против медицинского персонала, отряды которого самоотверженно боролись с ужасной болезнью. Необразованные темные массы приписывали врачам распространение холеры и обрушивали на них первые вспышки своей ярости, жертвами которой пали многие врачи. Заодно в дальнейшем они обрушивали свою ярость на своих вековых угнетателей - представителей власти, помещиков, и бунт принимал такой широкий социальный размах, что его подавление требовало специальных карательных мероприятий.

           "Дело врачей" - 1953 - это тот  же "холерный бунт", перенесенный  в XX век в условия сталинской империи. Разница заключалась лишь в том, что "холерные бунты" XIX века были стихийным выражением народной ярости. Советский же "холерный бунт" был организованным, а возникшая ярость советского народа была направленной и регулируемой. Как и в XIX веке, в 1953 году первыми и главными объектами народного гнева были врачи, которым приписывались чудовищные преступления. Как и в холерных бунтах XIX века, в 1953 году озлобление народа, оболваненного соответствующей пропагандой, было от врачей распространено на интеллигенцию вообще, а открытые всеми государственными средствами пропаганды каналы антисемитизма были приняты с особым воодушевлением, подготовленные всей длинной предысторией.

    Согласно  общим закономерностям, история  повторяется, но в формах, соответствующих новой исторической обстановке. "Дело врачей", по его целевому назначению, - это сталинский "холерный бунт", заключительный аккорд сталинской "неоконченной симфонии".

    Второй  формой реакции на публикацию ТАСС был панический ужас перед медициной, охвативший широкую обывательскую массу. В каждом медике, независимо от ранга, видели вредителя, обращаться к которому за лечебной помощью было рискованно. Муссировались "достоверные" слухи о многочисленных фактах ухудшения здоровья и течения болезни у больных после применения назначенного врачом лечения. Вообще, ничего невозможного в этом нет, так как назначенное лечение вовсе не всегда приводит к немедленному резкому перелому течения болезни в сторону выздоровления. В ряде случаев происходит даже нарастание симптомов болезни до критического перелома ее и при активных лечебных мероприятиях. В описываемый период напуганный обыватель в этих фактах видел преступную руку "убийц в белых халатах".

    Передавались  из уст в уста "достоверные" сведения о случаях смерти больного непосредственно после визита врача, якобы арестованного и тут же расстрелянного. Во многих родильных домах были якобы умерщвлены врачами новорожденные младенцы. Не было той нелепости, которую бы ни изобретала изощренная изуверская обывательская фантазия. Резко упало посещение поликлиник, аптеки пустовали в результате массы слухов о фактах резкого ухудшения болезни после приема безобидных и банальных медикаментов, содержащих, однако, яд. Я.Л. Рапопорт в своей книге о «Деле врачей», описывает такой эпизод: в Контрольный институт, где он тогда работал, пришла мать ребенка, молодая женщина, и принесла для исследования пустой флакон из-под пенициллина. Ребенок ее болел воспалением легких, и после инъекции пенициллина его состояние, по ее словам, резко ухудшилось; подобные аллергические реакции на антибиотики бывают нередко. Эту реакцию она приписала яду, содержащемуся в пенициллине, и потребовала исследования остатков содержимого флакона. При этом она заявила, что прекращает какое-либо лечение ребенка, и на указание врача, что этим она обрекает ребенка на возможную гибель от пневмонии, она с исступленной категоричностью сказала, что она к этому готова, но никаких лекарств давать ребенку не будет: пусть умирает от болезни, а не от яда, который ему дали. Были среди врачей и дополнительные к арестованной группе жертвы идеи о "врачах-вредителях". ¹⁶

    Над врачами, особенно еврейской национальности, тяготел страх уголовной ответственности  за свои действия, которые больному или его родственникам покажутся преступными. Некоторые граждане проявляли особую готовность к реализации такой угрозы. Я.Л. Рапопорт сам был свидетелем предусмотрительности со стороны одного мужа, доставившего свою жену в приемное отделение 1-й Градской больницы для госпитализации. Держа в руках блокнот и перо, он с грозной невозмутимостью допрашивал персонал и записывал фамилию врача, принимавшего больную, No отделения и палаты, куда направят больную, фамилии заведующего отделением, палатного лечащего врача, не скрывая, что это ему нужно для наблюдения за их действиями и вмешательства прокуратуры в нужный момент. Разумеется, вся эта обстановка не повышала обычной ответственности врача; она только нервировала его и настораживала к возможной уголовной ответственности и к перестраховке от нее. Врач должен был действовать с оглядкой на прокурора, что навряд ли способствовало созданию атмосферы, необходимой для нормальной врачебной деятельности. Не поддаются учету подобные физические и моральные издержки "дела врачей"!¹⁷ 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

3. Завершение  и итоги « дела врачей »

    Прекращение «дела врачей» и реабилитация арестованных медиков не были после  смерти Сталина немедленным приоритетом  нового руководства страной. Инициативу мог проявить лишь Берия, так как  именно в его новое мощное ведомство перешел весь репрессивный аппарат бывшего МГБ, с его тюрьмами, следователями и заключенными. «Дело врачей» не было единственным, требовавшим срочной ревизии. Для самого Берии важно было остановить уже почти завершенный следственный процесс в Грузии и вернуть домой тысячи семей, выселенных по решениям ОСО из разных районов Грузии, в основном из Абхазии и Аджарии. Однако первый секретарь ЦК КП Грузии А.И. Мгеладзе уже и сам изменил политику в Тбилиси, сохранив этим свою жизнь. Его вскоре послали работать директором совхоза. Но с «делом врачей» нужно было разбираться в Москве. Пропаганды в прессе уже не было, но находившиеся под следствием врачи по-прежнему и после смерти Сталина проходили через допросы, причем с применением физических мер воздействия. Со многих не снимали даже наручники в течение двух недель после смены власти. Никто из арестованных не знал, что Сталин умер. Это говорило о растерянности нового руководства. Дело было не только в том, что Маленков, Берия или Гоглидзе и Игнатьев были лично тесно связаны с этим и другими делами. Об этом никто не знал, общая ответственность за все репрессии возлагалась бы в любом случае только на Сталина.