Армия Спасения в Российской империи

     Под впечатлением от увиденного и услышанного  в поездках по России, Карл Ларссон  вновь и вновь в своих раздумьях  обращался к вопросам, которые  он ставил перед генералом Бутом  в письме в феврале 1914 г. Прошло два  года, многое изменилось и в Европе, и в России, но оставался актуальным призыв развернуть де-факто широкую  социальную деятельность в России. В этот раз Ларссон свои наблюдения, предложения и выводы облек в  форму записки, которая предназначалась  для руководства Армии Спасения. Она имела символическое название «Россия и Армия Спасения. Открытые двери и призыв России к Армии  Спасения» .

     Почему  же должна Армия Спасения придти в  Россию, задается вопросом Ларссон? И  сам же приводит многочисленные к  тому основания: глубокая религиозность  населения и одновременно духовный голод, который оно испытывает; стремление значительного числа людей приносить  пользу ближним каким-либо конкретным делом; отсутствие достаточного количества социальных учреждений; детская беспризорность; пьянство и проституция, захлестнувшие большие города; низкий уровень жизни большей части населения.

     «Позвольте  мне сказать прямо и откровенно, — писал он, — Армия Спасения не может быть теперь признанной официально или получить официальное разрешение работать в России….Единственно, что  нам следует делать, это идти прямо  и начать работу без официального разрешения. Разрешение для всякого  рода работы, кроме митингов, может  быть легко добыто неофициальным  путем, и позволение для митингов может быть добыто позднее. Власти, включая правительство, два года уже были осведомлены о нашей  работе, и если бы оно хотело избавиться от нас, ничего не было бы легче, как  выслать нас. Поэтому, вероятно, что  мы должны сначала вступить с социальной стороны, а не с духовной, как обыкновенно».

     Вместе  с тем, Ларссон не считал, что вхождение  Армии Спасения в Россию влечет для  нее забвение «духовных вопросов». Нет, утверждал он, солдаты и офицеры  должны жить по вере и свидетельствовать  о своей вере. Но при этом, они  не должны «вступать в борьбу»  с государственной Православной церковью или какими-либо другими  российскими церквами и вероисповеданиями. Ларссон предлагает иной путь: не «отделять» народ от национальной церкви, а  самой Армии Спасения «приспособиться» к религиозным традициям и  особенностям духовной жизни многомиллионного народа. И потому — разрешить  своим православным членам сохранить  некоторые, дорогие им, обряды и таинства (исповедь, крещение, венчание, отпевание, крестное знамение), отмечать православные праздники, носить нательный крестик, размещать в домах иконы.

     Судя  по архивным источникам, Ларссон работал  над этим документом в течение  нескольких месяцев. Но сделать окончательно вывод, был ли он завершен и отправлен  в Штаб-квартиру Командования Армии, мы пока не можем. Ясно одно, что Ларссон  придавал особое значение записке, и  она постоянно находились на его  рабочем столе.

     Социальная  и благотворительная работа Армии  Спасения проходила на фоне сложной  политической обстановки военного времени  как в России, так и в Финляндии.

     С началом  Первой мировой войны в финском  обществе заметно активизировалась борьба между сторонниками различных  политических партий. Часть общества надеялась, что демонстрацией лояльности к России можно вернуть себе автономные права и поэтому выступала  за поддержку русской администрации в Финляндии. Другая часть высказывалась за большую ориентацию на Англию и Францию, надеясь, что в послевоенных условиях такая позиция скажется самым благоприятным образом на отношениях Финляндии с западными странами.

     Но  имелась группа политических деятелей и их сторонников, считавших, что  именно в условиях войны создаются  наиболее оптимальные условия для  полного отделения Финляндии  от России. Стоит признать, что такие  настроения, антирусские по своей  направленности, имели широкое распространение. Они могли выражаться по-разному, в пассивном неповиновении, демонстративном  безразличии, неприятии и неучастии  в каких-либо акциях и мероприятиях, организованных русской администрацией. Или, напротив, в призывах к активным действиям против русской администрации. Последнее было характерно для многочисленных студенческих кружков, призывавших  к организации вооруженного восстания  и одностороннему выходу из состава  России. О реальности подобных настроений свидетельствовало и командование Северного фронта, когда указывало  в своих донесениях в течение 1915–1916 гг.: «в Финляндии под личиной  спокойствия и лояльности подготовляется вооруженное восстание с целью  отторжения ее при помощи Германии от России».

     Со  стороны властей в качестве своеобразной «предохранительной меры» выдвигалось  предложение об ограничении ввоза  продовольствия в Финляндию. Результат  не заставил себя ждать. К началу 1916 г. стал ощущаться недостаток продовольствия, вводилась нормированная выдача масла и сахара. К этому добавлялись  набирающая высокие темпы инфляция, недостаток промышленных товаров. В  сообщениях Финляндского генерал-губернатора  Ф. Зейна председателю Совета министров  Б.В. Штюрмеру неоднократно сообщалось: «в крае явный недостаток предметов  продовольствия, а искусственное  их скопление нигде не наблюдалось». Даже в докладах начальника Финляндского жандармского управления генерал-майора А.М. Еремина отмечалась острота  «продовольственного вопроса» и  необходимость «энергичного вмешательства  властей» в улучшение тяжелого положения  «неимущего класса» дабы не спровоцировать взрыв недовольства населения. Из архивных документов этого периода складывается впечатление, что ни местная, ни центральная  власти не только не стремились что-либо предпринять для ликвидации «продовольственного  кризиса«, но и преднамеренно преступно  бездействовали. Можно предположить, что рассчет сводился к тому, чтобы  волнения и недовольство населения  подавить с помощью уже имеющихся  и при необходимости дополнительно  вводимых в Финляндию русских  войск.

     С начала войны на Финляндию распространялись законы военного времени и цензуры. Тогда же здесь, как и на других прифронтовых территориях, активизировались действия российских спецслужб, и тотчас же жандармские управления были буквально  завалены доносами по обвинению разных лиц в шпионаже, политической неблагонадежности  или сочувствии к воюющим странам.

     В атмосфере  всеобщего психоза подозрительности Департамент полиции МВД обратил  внимание и на Армию Спасения. В  срочном запросе он потребовал от Финляндского жандармского управления информации о ее деятельности. Однако в ответной шифрованной телеграмме генерал-майора А.М. Еремина каких-либо компрометирующих сведений не содержалось. Генерал писал: «Во главе отделения  стоит шведский подданный, оратор и  поборник трезвости Карл Ларссон; деятельность заключается в благотворении, содержании приютов, убежищ, борьбе с пьянством  и развратом, в духовной и материальной поддержке павших, в издании духовно-нравственной литературы. Члены обоего пола носят  форму - подобие военной, собираются для духовно-нравственных бесед, пения  псалмов под аккомпанемент духового оркестра, маршируют по улицам. С  началом войны собрания допускаются  только в закрытых помещениях, хождение по улицам воспрещено. Никаких неблагоприятных  сведений об обществе не имеется ни в управлении, ни в полиции» .

     Летом 1916 г. всем жандармским управлениям  в Финляндии, Лифляндии, Эстляндии  и Петербурге было дано распоряжение усилить наблюдения за Армией Спасения, дабы выяснить и пресечь ее «противозаконную деятельность». Сигналом к началу этой акции послужили представленные начальником Свеаборгской крепостной жандармской команды сведения о  задержании военной цензурой послания из Германии в Гельсингфорс на имя  Карла Ларссона. Подозрение вызвала  содержащаяся в письме фотография немецкого  солдата. Это было воспринято как  доказательство связи с иностранным  государством и шпионажа в пользу воюющего противника. Тотчас Штаб Армии  Спасения в Гельсингфорсе и квартира К. Ларссона, были подвергнуты обыску. Был собран материал, указывающий, по мнению спецорганов, «на крайне вредную  и опасную деятельность этой организации» и на необходимость ее «немедленной ликвидации распоряжением департамента полиции».

     Для расширения круга поиска компрометирующих Армию Спасения источников, Департамент  полиции подключил петроградского градоначальника А.Н. Оболенского, доверительно прося его уточнить, насколько  легально действует Армия в Петрограде. В конце сентября 1916 г. А. Оболенский сообщил, что действующие в Петрограде объединения Армии Спасения не имеют регистрации. Хотя в тоже время, он и оговаривался, что не располагает какими-либо сведениями «о преступной деятельности петроградских учреждений общества Армии Спасения, а равно и вышеназванных членов этого общества». Лишь Департамент духовных дел МВД полностью солидаризировался с мнением начальника Свеаборгской крепостной жандармской команды об «опасном для государственного порядка направлении деятельности Армии Спасения» и необходимости в связи с этим ее «ликвидации».

     Несмотря  на активную переписку вокруг «дела  о ликвидации Армии Спасения», документы  и материалы, собранные летом 1916 г. при обыске в штабе Армии  и на квартире Ларссона, вплоть до октября 1916 г. оставались без движения. Как  выяснилось, Свеаборгская крепостная жандармская команда не располагала  достаточным числом офицеров-контрразведчиков, способных квалифицированно разобраться  в данном деле. Им удалось лишь разобрать  вещественные доказательства — тетради  и блокноты. Тогда как общий  объем изъятого составлял шесть  больших тюков разных сочинений, донесений и переписки на английском, шведском и финском языках. Но все  же контрразведчики пришли к мнению, что «разбором вещественных доказательств, отобранных по обыску у полковника Армии Спасения Ларссона и в штабе  этой Армии в Гельсингфорсе, устанавливается  не только противоправительственная политическая деятельность означенной Армии в  России, но также и стремление ее разрушить религиозные основы православной церкви». Стремясь придать особую значимость своей работе, контрразведчики выдвинули  и просто курьезные обвинения  в адрес Армии Спасения, некоторые  из них звучали так: «руководители международной Армии Спасения отнюдь не ограничиваются показной благотворительностью, а стремятся произвести какую-то перегруппировку среди всех государств и образование новых», видна ясная цель настойчиво внедриться в Россию «для производства внутренней разрушительной работы», Армия «представляет собой боевой элемент каких-то других могущественных организаций, ведущих планомерную борьбу с существующим строем во всех государствах для установления в них в будущем какой-то однообразной формы правления и подстраивающей для этого международные столкновения» .

     К осени 1916 г. поступили и первые сведения о результатах наблюдения за Армией Спасения на территории Эстляндии и  Лифляндии. Однако в них не содержалось  каких-либо компрометирующих данных. Так, Эстляндское жандармское управление докладывало: «Проверкой и наблюдением  в течение двух месяцев… до сего времени не замечено, чтобы общество проявило какую-либо деятельность в  районе Эстляндской губернии вроде  открытия приютов, устройства молитвенных  митингов, посещения бедных кварталов, ухода за больными и тому подобных благотворительных выступлений, равно как устной и печатной пропаганды идей того же общества. Нигде в районе Эстляндской губернии до сего времени не замечено распространения также и печатного органа общества »Вестник спасения«, который предполагается к выпуску обществом не только для печатной, но и устной пропаганды через продавцов». По докладу Лифляндского жандармского управления «ни самой организации »Армия Спасения«, ни ее членов в пределах Лифляндской губернии до настоящего времени не обнаружено».

     По  мере того, как «дело о противозаконной  деятельности» Армии Спасения обрастало  справками, отчетами, донесениями, сведениями, оно становилось предметом все  более разгоравшейся склоки между  Особым отделом Департамента полиции  и Департаментом общих дел. Каждый из них стремился «перепихнуть»  друг на друга ответственность за принятие решения о ликвидации Армии  Спасения и непосредственное его  выполнение.

     В конце  концов, управляющий министерством  внутренних дел генерал-лейтенант  П. Курлов принимает решение направить  в Финляндию своего специального представителя. Им стал чиновник особых поручений IV класса, статский советник П.М. Митрович. Ему было предписано: «отправиться в город Свеаборг, где  в канцелярии…начальника крепостной команды ознакомиться подробно с  ликвидационным материалом для определения, заключаются ли в результатах  ликвидации данные для возбуждения  дознания в порядке 1035 статьи Устава Уголовного судопроизводства или же представляется более соответственным  провести по делу переписку в порядке  Правил о местностях, объявленных  на военном положении».

     В течение  октября-ноября Митрович штудировал собранные  «обвинительные материалы», проводил встречи с должностными лицами и  агентами секретных служб. Плодом его  трудов стала обстоятельная секретная  записка на имя товарища министра внутренних дел от 14 декабря 1916 г. В  ней он описал всю историю возникновения  Армии Спасения в Российской империи, изложил существо «претензий» спецорганов  к деятельности К. Ларссона и его  штаба, подробно разобрал юридические  основания возможных санкций  в отношении Армии. Статский советник пришел к выводу, что нет оснований  рассматривать Армию Спасения в  качестве политической организации  и потому ее деятельность не подлежит уголовному наказанию. Хотя тут же отмечалось, что есть все основания подозревать  в «политической неблагонадежности» и даже в «прикосновенности» Карла  и Бертеля Ларссона к «сообществу, составившемуся для учинения государственной  измены путем способствования правительству или агенту иностранного государства в собирании сведений, касающихся внешней безопасности или вооруженных ее (России — М.К.) сил или сооружений обороны», и ставилась задача продолжить за ними наблюдение, а затем «выслать за границу по распоряжению Финляндского генерал-губернатора«.

     Суть  же претензий к Армии Спасения как к «религиозному учреждению»  выражена была следующей фразой: «Армия Спасения, пародирующая в своем устройстве военную систему и привлекающая людей легко в число своих  последователей делами фактического и  непосредственного благотворения  в среде низшего и обездоленного  класса населения, представляется организацией, не только противоречащей по своему вероучению правилам церкви Православной, но и  достаточно способной для отвлечения от нее истинно верующих православных христиан, — организацией, быстро развивающейся  и ныне стремящейся, путем применения принципа приспособляемости, распространиться в Российской империи, каковые стремления Армии, как совершенно недопустимые в России, должны быть своевременно предупреждаемы и пресекаемы». Как  следствие, предлагалось приостановить  издание журнала «Вестник спасения»  как «органа сектантской пропаганды», возбудить судебное преследование  «против виновных в издании и  распространении журнала» и установить тщательное «наблюдение за деятельностью  членов Армии Спасения в их благотворительных  учреждениях для своевременного законного пресечения их сектантской  словесной публичной пропаганды« .