География современного буддизма

построен специальный  храм Зуба Будды и ежегодно проводятся храмовые торжества. Описания этих праздников встречаются в литературе, начиная с V в нашей эры. Можно сказать, что по сути своей они мало изменились за прошедшие с тех пор 15 столетий. Настоящий ли это зуб или подделка — неизвестно, и в ближайшем будущем никакой научной экспертизы на этот счет не ожидается. На сегодняшний день это главная реликвия буддизма.  
 

Разумеется, в  преданиях о нем мы можем обнаружить немало таких деталей, не усомниться в достоверности которых, пожалуй, затруднительно. Но, во-первых, они, скорее всего, не что иное, как естественный результат «обрастания» вполне реальной истории сказочными подробностями, неминуемого в древности. И во-вторых, не эти красочные узоры составляют основное содержание ранней истории буддизма. 
 

Воссоздание этой истории – вовсе не простое занятие. Главная трудность связана с тем, что, как бы ни датировалась жизнь Будды, его эпоху и время создания самых древних письменных памятников буддизма разделяют столетия.  
 

Вернемся к  началу легенды. Если мы отнесемся к  ней не как к памятнику старины, а как к описанию реальных человеческих переживаний, то заметим некоторые необычные обстоятельства. Можно ли представить себе молодого человека, дожившего до двадцати девяти лет и не ведавшего о болезнях и иных горестях, выпадающих на долю человека, кем бы он ни был – принцем или сапожником? Во многих пересказах буддийского предания особое внимание обращается на необыкновенную роскошь двора шакийского царя, заслонявшую от Сиддхартхи печальную действительность. Эти версии возникли, однако, спустя много столетий после смерти Будды. Между тем, государство шакьев было всего-навсего небольшим полудиким княжеством, где образы жизни царя и его подданных не слишком сильно различались. Впоследствии, о одной из своих проповедей Гаутама вспоминал, как его отец работал в поле. Поэтому описания великолепия придворной жизни нельзя интерпретировать иначе как преувеличения, символизирующие нечто иное. Но что? 
 

 Образ основоположника  буддизма остался не толь¬ко  в сознании народов, исповедующих  созданную им религию. Легенда об индийском принце, оста¬вившем царский дворец и обратившемся к духов¬ному самосовершенствованию, стала известна далеко за пределами буддийского мира — в Иране, Сирии, Греции, арабских странах, Армении. Даже русская православная церковь 19-го ноября чествует свя¬тых Варлаама и Иоасафа, царевича индийского. Разумеется, попадая в иную культурную среду, образ Сиддхартхи Гаутамы претерпевал серьезные изменения. Святой Иоасаф открывает для себя и начинает проповедовать не четыре благородные ис¬тины, а истину христианства. Но какие бы превращения религиозного характера ни происходили с героем предания, основная сюжетная канва ос¬тавалась прежней. А вместе с ней — и образ внут¬ренней драмы, пережитой принцем-подвижником. 
 

Поэтому в легенде  о Сиддхартхе нельзя не увидеть иносказательное изображение общечеловеческой проблемы. Правда, иносказание здесь представляет собой, в сущности, лишь усиление, более яркое освещение трагедии человеческого существования, чем то, которое возможно в обыденной жизни. И если присмотреться к ней внимательно, то можно заметить, что в смягченной, как бы усеченной форме вопрос, который стремился разрешить Шакья-Муни, имеет непосредственное отношение к самым, каза¬лось бы, заурядным человеческим судьбам. Открытие, подобное тому, которое сделал принц шакьев, делает рано или поздно каждый человек. Но трагическая сторона жизни раскрывается перед ним не тогда, когда он просто узнает о ее существовании. Любой подросток прекрасно знает, что люди болеют и умирают, знает о сложностях человеческих взаимоотношений, о несовершенстве мира, и утаить это от него не в силах никакое лицемерие. Но это — знание со стороны: подрост¬ковое сознание не относит всех этих печальных истин к себе. Так, молодой Николай Ростов в "Войне и мире" не мог поверить, что погибнет в сражении, раз все родные и близкие так любят его. И взрослым человек становится, лишь осознав истину: он — часть несовершенного мира, он не представляет собой счастливого исключения из об¬щего печального правила, зло и страдания, при¬сутствующие в жизни, имеют к нему такое же отношение, как к другим людям. 
 

Почему же в  таком случае большинство молодых  людей, при всех неизбежных трудностях и внутренних конфликтах, благополучно переживают эту драму и переходят  порог взросления? Дело в том» что  обычно, при нормальном состоянии духовной среды, окружающей человека, встреча юного со¬знания с трагической реальностью смягчается при помощи в высшей степени действенных средств. Эти средства — существующие в обществе правила поведения, религиозные традиции, мифы, помогаю¬щие человеку обнаружить смысл в бессмысленном и не потерять надежду в безысходной ситуации, объясняющие и оправдывающие как неустранимые жизненные невзгоды, сопровождающие его в этом мире, так и то, что рано или поздно приходит время с этим миром расстаться. Они заслоняют от него наиболее мучительные для восприятия сторо¬ны жизни и не дают ему остаться с ними наедине. Так обстоит дело обычно. Но не всегда. 
 

Иногда мучительному "переходному возрасту" подростка  можно уподобить и то состояние, в ко¬тором оказывается целое общество. История многих цивилизаций знает периоды (нередко длительные) болезненных духовных кризисов, когда привычные способы смягчения неизбежных, неустранимых тра¬гедий человеческого существования вдруг отказы¬вают и человек остается беззащитным перед их лицом. В многовековой летописи народов и культур это самые тяжелые, самые трагические страницы. Но одновременно — и самые увлекательные: вы¬сочайшие взлеты человеческого творчества прихо¬дятся именно на такие эпохи. 
 

Бессмысленность бытия, внезапно обнаружив¬шаяся в результате утраты веры в древние мифы, мучила безвестных мыслителей Египта и Месопо¬тамии, о суете сует размышлял библейский Екклезиаст, восстановить порвавшуюся связь времен мечтал шекспировский Гамлет. Умирание старых, привычных традиций и возникавший в результате духовный вакуум приводили в одних случаях к рождению новых религий (Иран), в других — к решительному обновлению старых (Иудея), в тре¬тьих — к формированию философских школ (Гре¬ция). В Индии же произошло и первое, и второе, и третье. 
 

Итак, вопросы, вызвавшие  к жизни учение буд¬дизма, не были проявлением индийской специфики. Оригинальным и неповторимым было их решение.  
 

Храмовое изображение  Будды. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ШКОЛЫ И  НАПРАВЛЕНИЯ В БУДДИЗМЕ. 
 

Хотя «благородный», «серединный» путь, указанный Буддой, считался эффективным только для  членов сангхи, существование буд¬дийской  общины и самих монахов, которые  не производили никаких материальных благ, целиком зависело от отношения  к ним мирян. И сангха постепенно, в течение многих столетий, сумела установить прочные контакты с населением. Монахи не особенно интересовались каким богам поклоняется население, какие ритуалы оно выполняет, в каких церемониях участвует. Они объясняли ему, что боги также находятся в «колесе жизни», также подвержены страданиям. Поэтому Будда, познавший истину, стоит выше богов. Наилучший же поступок мирянина заключается не в поклонении Будде или богам, а в ежеднев¬ном соблюдении пяти моральных правил: не убивать живых существ, не лгать, не воровать, не прелюбодействовать, не употреблять спиртных напитков. Вместо нирваны, учения о дхармах, медитации они предложили мирянам доктрины кармы и перевоплощения, согласно которым человек мог создать себе хорошую карму путем ежедневного накопления духовных заслуг, причем основной духовной ценностью объявлялись те мысли и дела, которые были направлены на благо буддийской общины. 
 

 Сангха предлагает  верующим обширный реестр моральных  и материальных деяний, начиная  от сооружения религиоз¬ных строений и кончая простым повторением формулы «трех сокро¬вищ» («Поклоняюсь Будде, дхарме, сангхе») или «ом ма ни пад ме хум», которые помогут им накопить значительные заслуги в этой жиз¬ни. Тем, кто мало обращает внимания на духовные ценности, но задумывается над смыслом существования, монахи рассказывают о происхождении жизни, о месте человека в этом мире, о том, как соз¬дать лучшую жизнь в будущем. Своим собственным примером монахи стараются доказать, что они счастливы, хотя у них нет материальных ценностей, обладание которыми становится целью жизни других людей. 
 

В течение веков  члены буддийской общины создали  обширную религиозную литературу для  народа, состоящую из рассказов о  прош¬лых жизнях Будды («джатаки» —  на языке пали и «гаваданы» —  на санскрите). Эта литература может рассматриваться как подобие Евангелия для занятого домохозяина, призванное возбудить его во¬ображение и религиозность и таким образом сделать его лояльным по отношению к буддийской общине. Сангха позаботилась и о зрелищ¬ной, парадной стороне буддизма, хотя и считает, что участие монаха в различных культовых и праздничных церемониях является для него пустой тратой сил и времени. И тем не менее в монастырях организуют¬ся всевозможные культовые обряды, религиозные церемонии, зрелищ¬ные представления, праздничные ярмарки. Постепенно монастыри становились центрами социальной жизни округи, не только удовлет¬ворявшими духовные запросы жителей, но и регулировавшими эко¬номические, правовые, семейные, общинные и другие отношения в местном обществе. 
 

Контакты буддийской общины и населения вели к приспособле¬нию  буддийского учения к местным  традициям и примитивным ве¬рованиям  народов разных стран; в самой  буддийской общине постоян¬но возникали  разногласия по вопросам толкования методов достиже¬ния «просветления» и по дисциплинарному уставу. Велись споры о том, соответствуют ли устные и письменные традиции «истинным» высказываниям Будды. Эти внешние и внутренние процессы разде¬лили буддийскую общину на многочисленные школы, секты и направления. Согласно палийской традиции, первый раскол буддийской об¬щины произошел на втором буддийском соборе, который состоялся в нерпой половине IV в. до н. э. в городе Вайшали (Индия). Буддийские источники по-разному объясняют причины раскола; одни связыва¬ют его с пятью пунктами монаха Махадевы о сущности архата; другие—с разногласиями относительно истинности традиций в изложении Ананды; третьи — с различными мнениями о том, на каком языке проповедовал Будда. Эти споры вызвали разделение буддистов на стхавиров и махасангхиков.  
 

Согласно традиции, в III в. до н. э. третий царь династии Маурьев  Ашока (268—231 гг. до н. э.) объявил себя покровителем и защитником буддизма. Буддийские монастыри получали богатые  подношения от царя и видных сановников. Все большее число кшатриев (воинов и брахманов (жрецов) становились последователями этого учения. Одновременно с ростом популярности учения увеличивались богатство и политическое влияние сангхи. Настоятели монастырей, борясь за власть и доходы, обвиняли друг друга в ереси. Для прекращении этих разногласий и наведения порядка Ашока приказал собрать третий собор, который состоялся в городе Паталипутре в 253 г. до н. э. На этом соборе были унифицированы основы учения тхеравады, а те кто отказался следовать этим доктринам, были изгнаны из сангхи как еретики. На этом же соборе было решено послать миссионеров за пределы Индии для пропаганды буддийского учения. Группы буддийских монахов были отправлены во многие страны Востока. Миссионерская деятельность сангхи при Ашоке положила начало становлению буддизма как мировой религии. Непосредственно вмешательство Ашоки во внутренние дела сангхи на какое-то время сгладило острые разногласия между сторонниками различных толкований буддизма. Но эти разногласия неуклонно ширились и углублялись, оформляясь в новые школы и направления. 
 

Наиболее ортодоксальной школой буддизма считается тхеравада («школа старой мудрости»). Ее учение распространено в настояще время на Шри-Ланке, в  Мьянме, Таиланде, Лаосе, Камбодже. Вероятно, на третьем соборе от школы тхеравады отделилась школа вастивадинов. Изгнанные в числе прочих неортодоксальных школ с собора, они переселились в Кашмир и Гандхару (Северо-Западная Индия), где в эпоху кушанов (начало I в.— 30-е годы III в.) пользовались авторитетом и влиянием. Школа сарвастивадинов сыграла ос- новную роль в распространении буддизма. Последователи этой школы жили во многих районах Индии, Средней Азии, в Непале, Тибете, Китае, Японии и Юго-Восточной Азии. Каноническая литература сарвастивадинов на санскрите, сохранившаяся в настоящее время главным образом в китайских переводах, была первоисточником, по которому народы Восточной Азии знакомились с учением Будды. 
 

При рассмотрении истории буддизма создается впечатление, будто учение тхеравады наиболее близко к раннему буддизму. Однако самые ранние буддийские тексты на пали и санскрите, относящиеся ко II—I вв. до н. э., содержат как этические доктрины, так и мифологические концепции сверхъестественных способностей будд. Неопределенное изложение метафизических основ раннего буддизма по¬родило различные представления о природе дхарм, что привело к разделению адептов этой религии на два основных направления— хинаяна («малая колесница») и махаяна («большая колесница»). 
 

Хинаяна делала упор на изучение природы дхарм и достижение нирва¬ны этическим путем, полагая, что этот путь сложен, доступен лишь малому кругу последователей, в основном монашеству (отсюда «малая колесница»). Махаяна разработала теорию божественной субстанции и слепой веры в ее созидательные способности. Согласно махаяне, кос¬мическое тело Будды способно принимать разнообразные земные формы ради спасения всех живых существ от страданий и разъяснения учения всем, находящимся в цепях сансары, в потоке неведения. Это привело к появлению многочисленного пантеона будд, бодхисаттв и ряда других категорий богов, способных принимать бесконечное число форм и обличий. Путь веры в богов проще, доступен не только монахам, но и более широкому кругу последователей, т. е. мирянам (отсюда «большая колесница»). 
 

Согласно традиции, в конце I в. н. э. царь Канишка решил соз¬вать четвертый буддийский собор, чтобы положить конец разногла¬сиям различных школ и направлений. Хотя участники собора пошли на известный компромисс, который выразился в канонизации доктрин сарвастнвадинов, на соборе явно преобладали новые, махаянистские веяния. Саутрантики считали, что истинное учение Будды изложено, только в сутрах, а абхидхарма, созданная позднее, играет вспомога¬тельную роль. Они признавали теорию дхарм, но рассматривали дхармы лишь как мгновенные проявления элементов в настоящем, отрицая их существование в прошлом и будущем. Именно трудноуловимые вспышки дхарм, утверждали они, создают иллюзию субстанции, и только в этом смысле можно говорить о реальности проявлений, зату¬хающих в нирване.