Артикль в английском языке и способы передачи его значения в русском

          Однако, the не может появиться и при первом упоминании, если говорящий уверен, что слушающий знает или догадается, о чем или о ком идет речь, опираясь на воспоминание о ситуации, в которой фигурировал тот или иной предмет. Если, например, в дом заходил или звонил малознакомый человек и пообещал зайти или позвонить позже, один из говорящих может спросить другого через некоторое время и вне связи разговора о нем: “Has the man called?”. Если память об этом человеке сохранилась, слушающий ответит на этот вопрос положительно или отрицательно, что означает, что расчет говорящего на эффективность использования определенного артикля оправдался. Если нет, то ответом будет переспрос непонимания: “Which man?”.

        Если перед собеседниками находится одна книга, о которой еще не было разговора, то говорящий может обратиться с просьбой: “Pass me the book, please”. Если в комнате одна дверь или собеседники находятся у ближайшей двери из нескольких, говорящий может попросить: “Open the door, please,”- и слушающий правильно поймет его.

2.3. Коллективное совместное знание

Коллективное совместное знание также позволяет пропустить стадию представления предмета речи слушателю или читателю с помощью артикля a/an. Говорящий при этом опирается на способность коммуниканта, воспринимающего сообщение, делать логические выводы на основе знания «картины мира», то есть всего того, что есть или может быть, или чего нет и быть не может в реальном мире, окружающем его. В подобных ситуациях говорящий подсознательно руководствуется убеждением, что «это все знают». Чаще всего он оказывается прав, но необязательно всегда.

                     Так, обсуждая книгу или документ, любой культурный носитель языка не будет удивлен, услышав следующее упоминание об авторе книги впервые в данном разговоре: “The author is good at depicting battle scences”. Это объясняется тем, что у книги или документа всегда есть автор и часто только один.

              Употребление названий органов и частей человеческого тела ( the heart, the head, the liver, the stomach etc.) также, как правило, сопровождается определенным артиклем, поскольку все носители английского языка знают, что эти органы имеются в единственном экземпляре либо составляют определенные пары: the arms, the hands, the lungs, the kidneys etc. С анатомической точки зрения, кровь также рассматривается как орган или во всяком случае как некоторое количество этой жидкости в конкретном (отдельном) теле. Это «известно всем», и поэтому существительное blood в таком значении употребляется с артиклем: “William Harvey discovered the circulation of the blood”. Однако, если кровь рассматривается как жидкость, качественно противостоящая другим предметам, артикль опускается: “The wall was stained with blood”.

              Жителям Британских островов ясны адресаты в предложениях: “Send your petition to the Queen / the Prime Minister / the chancellor of the Exchequer ”. В то же время конкретные предметы и лица в предложениях типа: “Let us go to the pub / the town clerc,”- могут быть ясны только отдельным группам англичан, ограниченным рамками семьи, деревни, города, района.

              Совместное знание говорящего и слушающего может включать самые разнообразные сведения о культуре конкретного народа в широком смысле (географические, политические, религиозные, этические и пр.). Так, в высказывании: “He got the butler to show the guest out,” – будет безошибочно осмысленно всеми носителями языка, независимо от того, упоминается ли дворецкий впервые или повторно. Даже вне контекста данная фраза будет понята как то, что речь идее о «главном слуге» в богатом английском доме.

              В связи со сказанным становится ясно, что употребление указанных и им подобных слов с определенным артиклем не «предписано грамматикой» раз и навсегда, а «грамматика» заключается в том, что употребление артикля зависит от наличия или отсутствия совместного знания у говорящих о конкретных предметах в конкретной ситуации. При этом когда мы говорим о «знаниях о конкретных предметах», то имеется в виду ,что для того, чтобы правильно употреблять артикли, носитель языка не обязан твердо знать, например, существуют ли во вселенной одно солнце и одна луна или их несколько (« Мы как носители языка не должны проводить научное исследование прежде, чем указать или упомянуть предмет,» - писал Дж. Хокинз). Он просто знает или рассчитывает на то, что «все знают», и что «все», как правило, говорят так о том, что «видят каждый день». Таким видением ограничено употребление артиклей, возможно, многих людей всю их жизнь. Но это не значит, что видение многих определяет грамматический строй языка.

              Наряду со «многими» есть немногие, располагающие большей информацией о мире и / или обладающие более богатой фантазией, и вот они-то на том же английском языке говорят о нескольких солнцах и лунах: “More suns have been discovered…For instance there is a sun in the galaxy which…In the east, a blood-red sun arose”. «Многие», как правило, говорят о королеве Англии как о единственной в классе королев мира (The Queen of England), ибо все знают, что эта королева стоит во главе Англии. Но, оказывается, на пост королевы Англии можно взглянуть с точки зрения истории страны, и тогда выстраивается «ряд» королев. Сравним: “Queen Margaret of Anjou thought that the absence of Cambridge college founded by a queen of England was a grievous omission”. Или кто-то однажды называет «королевой Англии» участницу маскарада. Это еще одно переносное значение словосочетания queen of England (like the Queen of england). Следовательно, нет в английском языке слов, которые употребляются только с артиклем или без него, только с a / an, или the, и наоборот. Все зависит от смысла, вкладываемого в значение слова говорящим.

2.4. «Называемое» совместное знание.

«Называемое» совместное знание имеет общее с предыдущей его разновидностью в том отношении, что это еще один способ языковой экономики: говорящий также опускает стадию представления предмета обсуждения слушающему. Однако, в данном случае говорящий понимает, что он не может полагаться на догадку, на «вычисление» (computing) предмета на основе предшествующей или данной ситуации общения, или на основе знаний о «картине мира», имеющейся у каждого носителя языка. Поэтому он сознательно предписывает слушающему (instructs the hearer) считать вводимый им предмет как нечто уже известное в данной ситуации. Иными словами, говорящий «навязывает» слушающему новый компонент знания как известный.

              Подобная подача «известного» предмета может осуществляться двумя способами.

1.       Говорящий «предлагает» считать предмет «известным» вместе с новой, вводимой им ситуацией:

What’s wrong with Bill? – Oh, the woman he went with last night was nasty to him.

The woman whom some sailor dated last night spread nasty rumours about Bill.

Говорящий вводит предмет как якобы известный слушающему, тем самым подсказывая ему, что этот предмет уникальный в данных условиях или, по крайней мере, его следует считать таковым и не задавать лишних вопросов.

Так, например, гид может сообщить туристам о месте, о котором им еще ничего неизвестно: “Ladies and gentelmen! We will go to the port this afternoon”. Если туристы прибыли любым транспортом, кроме водного, и если они не знакомы с географией города, эта фраза осмысляется следующим образом: в городе (один) порт, и мы туда отправляемся во второй половине дня.

                            Высказывание: “I’m coming to Copenhagen tomorrow, I suggest we meet at the Little

Mermaid at six o’clock,”- имеет шансы быть правильно понято, если говорящий рассчитывает на то, что слушающий знает, что такое копенгагенская «Русалочка» и где она находится. Тем самым он рассчитывает на совместное коллективное знание и оказывается прав, когда понимание достигается. Однако, если таким коллективным совместным знанием слушающий не обладает и не считает нужным дать знать об этом говорящему, то данная фраза становится инструкцией: «в Копенгагене есть нечто, очевидно, достопримечательность города, под названием «Русалочка», и мы у нее встречаемся в 6 часов». Так прочитывается высказывание человеком, мало осведомленным о Копенгагене.

Если, как полагает Дж. Лайонз, кто-то говорит: “Meet me at the horse-trough tonight,”- то для слушающего, понятия не имеющего о существовании кормушки для лошадей в городе, куда он случайно попал, не все потеряно. Он знает, что кормушки для лошадей не являются неотъемлемой частью городского пейзажа. Но если ему так сказано, то очевидно в этом городе действительно имеется кормушка и любой житель укажет дорогу к ней. Успех этого высказывания зависит от желания и способности слушающего пойти навстречу говорящему. Для этого ему понадобится захотеть пустить в ход свое воображение и способности логического анализа ситуации (inference). Если же он отказывается от подобного сотрудничества с говорящим и тем самым отказывается воспринимать употребление артикля the как осмысленное (на что он, кстати, имеет полное право), то он ответит вопросами: “The what? What horse-trough?”.

Представление с помощью артикля the информации о еще не упомянутых предметах и явлениях, как если бы они уже были известны, широко используется писателями для вовлечения читателя в описываемую ситуацию. Когда, открывая первую страницу описания, он сталкивается с именами предметов с определенным артиклем, то после некоторого замешательства читатель догадывается, что автор делает его участником игры, целью которой является создание у читателя впечатления соучастия в описываемых событиях.

Так, Сидней Шелтон начинает свой роман  Rage of Angels следующим интригующим описанием заседания головного суда в Нью-Йорке, построенным на подразумеваемом сравнении с растерзанием жертвы львами на арене римского Колизея две тысячи лет назад. Определенные артикли использованы здесь с тем, чтобы создать эффект «непосредственного присутствия сопричастия»: так как стадия введения всех предметов и событий опущена, возникает впечатление, что все описываемое разворачивается прямо перед глазами.

                            New York, September 4, 1969.

                            The hunters were closing for the kill.

Two thousand years ago in Rome, the contest would have been staged at the Circus Neronis or the Collosseum, where voracious lions would have been stalking the victim…But this was the civilized twentieth centry, and the circus was being staged in the Criminal Courts Buildings of downtown Manhattan.

Чтение грамматик может привести читателя к выводу о существовании «незыблемого правила»: слова, определяемые порядковыми числительными и прилагательными в превосходной степени, употребляются только с the. Это действительно имеет место в очень многих случаях, когда говорящий подчеркивает, что тот или иной предмет является именно первым, вторым или тринадцатым, или самым красивым и т.п. в ряду ему подобных. Такое указание может не иметь никакого обоснования в предшествующем контексте. Когда говорящий выдает такую информацию, он не просто слепо выполняет «правила грамматики», но делает это, исходя из его собственной оценки последовательности событий или степени интенсивности признака. Такая оценка как the best, the most beautiful или the first, the second, the thirteenth и т.п. определяется тем решением, которое принял в данной речевой ситуации сам говорящий.

              Суть проблемы выбора, стоящей перед говорящим, отражается, в частности, в следующих сопоставлениях:

The Last Beat River (заголовок статьи о реке the Yellowstone River);

It was the first attempt to identify the nature of that phenomenon.

В этих высказываниях содержатся утверждения, истинность которых либо общеизвестна, либо истинными их считают говорящие и выдают это как «инструкцию». Ясно, что объективность второго утверждения можно при желании установить, скрупулезно исследовав все имеющиеся факты относительно истории изучения данного явления. Что касается первой фразы, то ее истинность навряд ли может быть доказана вообще, так как то, что кажется «лучшим» одному лицу, может казаться совсем неубедительным другому. Так что «уникальность» данной реки в данном отношении и появление соответствующего артикля находятся полностью на совести говорящего. Это становится ясным, в частности в свете последующего анализа.

Сравним:

A last question I am going to ask is why…(из статьи лингвиста Ф.Плато);

Endorsement of the plan by the Party’s Centrl Committee will be a first step towards…

В данных высказываниях, напротив, намеренно подчеркнут возможный альтернативный характер предпринимаемых действий (один из первых шагов, один из последних вопросов.) В каждой из этих ситуаций прослеживается субъективность мнения говорящего: и этот шаг, и этот вопрос могут оказаться «одним из первых или последних», а могут оказаться действительно первым и последним. Иллюстрацией того, что «последних» предметов может быть несколько, является следующий обмен репликами, описывающий быстрые сборы перед отъездом: “They’re coming to pick up the stuff. I have some last things upstairs”.

Особого внимания заслуживает еще один пример: “The story appeared in 1965, after two other books, but in every way expect that of mere publishing date, it is a first novel. I began writing it in the early 1950’s”

  Артикль «а» прежде всего обозначает, что данное произведение – одно из первых написанных, но значение first выходит здесь за рамки просто порядкового числительного. Об этом свидетельствует ремарка автора – in every way expect that of mere publishing date – (это первый роман) «во всем, кроме года опубликования», которое имело место лет 10-15 спустя после окончания работы над книгой. За словом «все» стоят качественные характеристики любого литературного произведения, впервые вышедшего из-под пера.

              В свое время, пока не разразился скандал с присуждением Б. Пастернаку Нобелевской премии, советские руководители обсуждали между собой целесообразность выдвижения его кандидатуры в качестве «первого советского поэта»: “The question was arising as to whether he (Pasternak) should be promoted to “first” Sovet poet”. Отсутствие артикля указывает на качественное видение понятия – речь идет о содержании роли «первого советского поэта», который должен был иметь комплекс не вполне определенных положительных качеств и прежде всего такие, как популярность в массах, политических конформизм и пр. Эти общие качества, естественно подразумеваются вне противопоставления каким-либо другим качествам конкретных поэтов, и артикль отсутствует.

              Точно так же в описаниях премии Оскара (Oscar awards for best actor and actress) и освещения местности (Last light gleams on the sand and clay of a 20- foot tall ridge…The helicopter took off at first light – National Geographic Magazine) упор делается на обобщении характеристики актера и света. В этих контекстах возникают ассоциации, связанные с тем, какие по сути «лучший актер» или «лучшая актриса», как выглядит освещение перед и после восхода или захода солнца.

              На то обстоятельство, что в подобных ситуациях видение явления сугубо качественное, а не количественное, указывает отсутствие определенного артикля при повторном упоминании: “…there above the mountain ridge he saw first light, light before light, and the time had come. Time, sound and light had meant nothing until now, but first light was an excitement”.

              Напротив, сравним: “To say that we made a best buy is to say something which is compatible with there being an infinite number of such objects” – сказать, что «мы сделали одну из самых выгодных (лучших) покупок», означает, что при этом был сделан выбор из некоторого множества подобных предметов.

              В заключение укажем на употребления артикля the, которое, на наш взгляд, не подчиняется (или во всяком случае подчиняется не полностью) правилам использования совместного знания, и поэтому иначе как фразеологическим его назвать нельзя. Появление the с существительными, определяемыми прилагательным right, представляется вполне логичным, так как в подобных случаях речь идет, естественно, о «единственно правильном» предмете или явлении. Не случайно в англосаксонской культуре так распространено убеждение, что залогом успеха является умение «быть в нужном месте в нужное время» - to be in the right place at the right time. Иначе обстоит дело со словами, определяемыми прилагательным wrong. Ясно, что в отличие от (единственного) правильного решения, неправильных решений может быть много. Тем не менее, высказываний с прилагательными wrong с предшествующим определенным артиклем явное большинство. Сравним: “John made the wrong decision. Jean came at the wrong time. Bill found Fred at the wrong place, etc.” – хотя “ambridge International Dictionary of English” (1995) приводит примеры: “We must have taken a wrong turning. Who was on the phone? – Oh, it was just a wrong number”. В этой ситуации, казалось бы, не приходится особенно удивляться: основная идея всего сказанного выше должна подсказывать читателю, что в одних случаях говорящий полагает, что Джон принял единственное в тех условиях неправильное решение, Джин пришла в самое неподходящее (в тех условиях) время, и точно так же Билл нашел Фреда в самом неподходящем месте, а в других ситуациях «мы неверно свернули с дороги» в одном из возможных мест, кто-то «набрал один из возможных неправильных номеров». Конечно, такие объяснения можно давать, однако настораживает то, что в большинстве случаев говорящие отдают предпочтение первому (определенному) варианту, хотя он противоречит логике жизненных обстоятельств. В этой ситуации остается предположить, что поскольку wrong и right «ходят как бы в одной смысловой связке», в одном привычном противопоставлении, более частотное сочетание the right «навязывает» свою модель сочетаниям с wrong. В таком случае последние представляются результатом фразеологизации (usage). Поэтому, очевидно, можно рекомендовать, на всякий случай, употреблять the в сочетаниях c wrong.