Трапеза и застольный этикет

Характерно, что  в некоторых ритуальных ситуациях  поцелуй предстает именно на фоне еды. Например, белорусы клялись землею, а в доказательство правдивости

клятвы —  ели ее. Во многих местах женщинам не позволяли есть землю, и они целовали ее, как присягающие целуют крест и евангелие. В мифопоэтическом отношении поцелуй символизирует слияние человеческих душ и занимает место в одном ряду с такими формами установления искусственного родства, как смешение крови или слюны. Характерно, что он особенно устойчиво встречается в тех ситуациях, которые связаны с закреплением родственных отношений — во время бракосочетания, при кумлении и братании.

 
3.2.Функция поцелуя

Непосредственным  предшественником и источником этикетного поцелуя у русских был, очевидно, не любовный, а ритуальный поцелуй. Этикетный поцелуй возник на основе ритуального, в значительной степени  усвоив себе его мифопоэтический  смысл.

Само название поцелуя связывает его с одной  из наиболее значимых идей славянской картины мира — с идеей полноты, целостности (см. ниже о питье полной чаши). Славянский корень се1ъ восходит к индоевропейскому * koil -, с которым связаны обозначения здоровья, а также и обозначения святости; таким образом, сама этимология корня цел- свидетельствует о том, что поцелуй несет пожелание быть целым, цельным, здоровым. Поцелуй мог сопровождаться пожеланием здоровья и сам, по-видимому, в скрытом виде содержал такое пожелание. Например, белорусские женщины после наклонения головы и приветствия «здоровинька!» целовались между собою в уста. В Калужской губернии одно из средств от падежа скота заключалось в том, что животных цело вали в лоб. Когда у сербской женщины, у которой до этого умирали дети, рождался ребенок, мать сразу же целовала его, чтобы уберечь от порчи. В европейском фольклоре поцелуй — средство разрушения колдовства и злых чар (ср. сказку о спящей красавице). Для того чтобы утешить, «исцелить» ребенка, ему до сих пор целуют ушибленное место или дуют на него.

Поцелуй устанавливал между людьми взаимную симпатию и  обоюдное влечение. В Подольской губернии, если будущая мать говорила до родов, что она отдаст ребенка, что он ей обуза и т. п., то ее заставляли поцеловать новорожденного: считалось, что после этого она уже не сможет не любить его. В Закарпатье по возвращении с венчания молодая целовала под сердце свекровь, а свекровь — молодую, чтобы они жили в любви друг к другу.

В дипломатическом  церемониале важную роль играло целование  государевой руки. Как правило, послам предлагалось «быть у руки», а  уже потом произносить официальные  речи, хотя «русские послы за границей отказывались целовать руку принимавшего их монарха ранее произнесения титула царя». Возможность поцеловать государеву руку рассматривалась как честь, причем послы нехристианских государей, турки и татары, были ее лишены. Милость, жалованная послам, объявлялась речью; руку государя поддерживал один из бояр. По  описанию А. Олеария, «его царское величество сделал знак государственному канцлеру и велел сказать послам, что он жалует их — позволяет поцеловать ему руку. Когда они, один за другим, стали подходить, его царское величество взял скипетр в левую руку и предлагал каждому, с любезною улыбкою, правую свою руку: ее цело вали, не трогая ее, однако, руками».

3.3.Поцелуй мира

В истории культуры религиозные и эротические переживания активно взаимодействовали. Собственно говоря, в архаической культуре вся сфера сексуального поведения могла покрываться мифологическими представлениями и культово-религиозной практикой и в свою очередь проецироваться в них. Еще Ч. Дарвин отмечал, что «у некоторых сект, как существовавших прежде, так и ныне существующих, странным образом слиты религия и любовь; утверждали даже, как ни прискорбен этот факт, что святой поцелуй мало отличается от поцелуя, который мужчина дарит женщине или женщина мужчине». 49 Характерен в этом отношении так называемый «поцелуй мира», получивший широкое распространение в христианской культуре, особенно в первые века христианства и в период средневековья.

Поцелуи включались в различные церковные обряды: бракосочетание, погребение, крещение, исповедь и др. Священник давал поцелуй как символ мира и знак отпущения грехов причащающимся, В римско-католической церкви это делалось после службы, в греко-православной — перед ней. При бракосочетании в Западной Европе священник давал жениху поцелуй мира, а тот в свою очередь передавал его невесте. Этот обряд еще в XIX в. совершался кое-где в Англии.

В православной церкви «святое целование» совершается до сих пор в пасхальную утреню, при этом произносятся приветствия, подобные тем, которыми приветствовали друг друга ученики Христа в день его воскресения. Этот церковный по своему происхождению ритуал давно вошел в быт и воспринимался в прошлом как общенародный обычай.

4.Головной  убор

Снятие головного  убора в качестве этикетного жеста  распространено главным образом  в Европе. Мусульмане, евреи и  представители некоторых других народов не обнажали голову в этикетных целях. Это различие издавна сознавалось в ряду наиболее примечательных отличительных признаков европейских и восточных народов. Один из распространенных в средневековой Европе сюжетов (ему предшествовала длительная устная традиция) повествовал о том, как к государю, известному своей жестокостью (Дракула, Иван Грозный и др.), явились турецкие послы, которые по своему обычаю не сняли перед ним шапок. Государь решил «укрепить» их обычай и велел прибить им шапки к головам железными гвоздями.

В народных обрядах  ношение шапки обязательно в  целом ряде ситуаций. Среди русских  считалось, что в день первого выгона скота все мужчины деревни обязаны быть в шапках. Пастуху надлежало всегда быть с покрытой головой, чтобы не оскорбить лешего. Жених и невеста могли быть с покрытой головой. У белорусов и украинцев невесте во время свадьбы надевали шапку жениха. В «чине свадебном» (XVII в.) говорится о том, что даже при подготовке к первой брачной ночи «новобрачный на зипунов наденет шубу нагольную, а новобрачная в телогрее, да оба в шапках горлатных». Не снимали шапки и поезжане. Интересно, что в некоторых случаях на Русском Севере, где для предохранения жениха и невесты приглашался колдун, он тоже постоянно находился в шапке, даже сидя в красном углу.

Поскольку иконы  находились в каждом доме, то вошедший «тотчас обнажает голову и оглядывается кругом, ища, где образ. Увидев его, он трижды осеняет себя крестным знамением и, наклоняя голову, говорит: „Господи, помилуй". Затем он приветствует хозяина». Таким образом, снятием шапки оказывается почет сначала Богу (его образу), а затем хозяину дома. П. Флоренский, ссылаясь на слова Иоанна Дамаскина, писал: «. . .мы снимаем шапку пред проходящим знакомым и должны снимать ее, ибо этим выражаем мы религиозное почитание образу Божию, который в человеке: человек — та же икона Господа своего».

Таким образом, и в становлении современных  правил, относящихся к головным уборам, существенную роль сыграл образ высшей персоны (Бог, царь и их сниженные  «заместители»), почтение перед которой  выражалось снятием шапки.

5.Трапеза и застольный этикет

Трапеза является центральным эпизодом не только ритуала приема гостя, но и множества других ритуалов и праздников. Совместное принятие пиши, помимо утилитарной, имеет целый ряд иных функций; оно скрепляет социальные связи, представляя собой «магический консолидирующий акт», «в высшей степени актуальную», «богоугодную» форму социальной связи. Как и в случае с гостеприимством, мы постараемся рассмотреть трапезу как целостное образование, выявить ее семантику и наиболее общие принципы организации.

По поверьям, известным у самых разных народов, в домашнем огне обитают духи предков, наблюдая за поведением членов семьи. В огонь бросали кусочки пищи, отливали часть питья — так  осуществлялось ритуальное кормление самого огня или живущих в нем духов. Первоначально оно было ежедневным и сопровождало любую трапезу, позднее специализировалось и закрепилось исключительно за поминальными обрядами. У русских, украинцев и белорусов ритуальные функции очага как бы перераспределились между печью и столом, причем печь притянула к себе в основном поверья и обрядовые действия, имеющие языческие корни, а стол — верования христианского характера. Само противопоставление «печь — красный угол явилось своего рода воплощением русского двоеверия в структуре жилища»

5.1.Рассаживание во время еды.

Размещение во время трапезы во многих культурах  связано с членением внутреннего  пространства жилища на части, наделенные различным символическим значением: более почетную и менее почетную, мужскую и жен скую, правую и левую. При этом наиболее престижным у многих народов считалось место напротив входа (в тюркских языках оно обозначалось словом «тёр»). Например,у южных алтайцев «хозяин сидел почти напротив входа в юрту в переднем углу (тёр), на границе мужской и женской стороны, у „изголовья" огня . . . лицом к двери. Справа от него, на мужской стороне, рассаживались мужчины, слева, на женской стороне, — женщины. Хозяйка юрты сидела в переднем почетном углу, тоже у „изголовья" огня, рядом с хозяином, возглавляя женскую часть собравшихся. Присутствующие рассаживались на земляном полу юрты на подстилках . . . образуя круг. Мужчины сидели, поджав под себя обе ноги, а женщины — только одну ногу, вторую поставив . . . Как мужчины, так и женщины рассаживались строго по рангу. Наиболее почетные лица и почтенные старики и старухи сидели ближе к хозяину и хозяйке, а менее почетные и молодежь — ближе к двери, замыкая круг».

У восточных  славян наиболее почетным считалось  место во главе стола, в красном  углу под иконами. Там обычно сидел  мужчина, глава семьи. «Если в  семье нет отца, его место занимает старший женатый сын, если же он еще  не женат, то главенство принадлежит матери». Женщины, как правило пожилые, могли занимать почетные места за столом и во время определенных обрядов: кума на крестинах, крестная мать одного из молодых на свадьбе. Следили, чтобы хозяин сидел не в самом углу под иконами, а немного отодвинувшись, как бы оставляя место для Бога.

По-видимому, изначально красный угол вообще предназначался исключительно для мужчин, а женщины  стали допускаться туда сравнительно поздно. До сих пор можно услышать объяснение, что женщины не садятся  в красном углу, так как они  «нечистые», т. е. у них бывает менструация.

По сторонам от хозяина садились старшие мужчины, за ними — младшие, на самом нижнем конце стола — женщины; те из них, кому не хватало места за столом, ели «в посудах» на лавке или возле  печи. «Женщин потчуют и приветствуют всегда после мужчин; от лучших кушаний, которые готовятся в меньшем  количестве, им достаются одни остатки после мужчин, и они ими довольствуются, не вменяя себе этого в обиду». Известен и другой способ рассаживания: с одной стороны — по старшинству мужчины, с другой, напротив них, — женщины.

В XVI — XVII вв. в  русских городах женщины подавали кушанья на стол, а сами ели позднее. По существу на Руси существовало такое же разделение дома на мужскую и женскую половины, какое характерно для Востока. По сообщению П. Петрея (1610-е годы), «женам не дозволяют мужья и обедать с собой: сами обедают или одни, или с гостями, а жены их особенно в своих покоях, с горничными, и никто из мужчин не может входить туда, кроме мальчиков, назначенных для их прислуги», В конце XVII в. такие порядки еще соблюдались в знатных семьях.

Эти восточные  черты поведения в столицах подверглись  существенным изменениям под влиянием петровских преобразований, но еще  долго сохранялись в провинции, а в деревенской жизни дают себя знать и до сих пор.  

5.2.Трапеза  как общение и  ритуал

Застолье представляет собой своеобразную паузу в те чение обыденной жизни. Молчание или приличные разговоры за столом воспринимались именно как признак  благочестивого, набожного поведения. «Когда я ем, я глух и нем» —  в переводе на язык традиционных представлений  это означает, что во время еды  человек как бы умирает для  этого мира. Характерно, что статичность  и безмолвие — признаки не только застолья, но и мира мертвых.

В традиционном быту за еду благодарили Бога, а  не хозяйку, как это принято ныне. Если же гость обращает слова благодарности  хозяевам, то те как бы переадресуют его к божественному подателю пищи. Типичный диалог: «Спасыби за хлиб, за силь, за кашу и за милость вашу!». — «Ни за що! Богу дякуйте! Спасыби  и вам за ласку». 75 По словам одной  пожилой женщины, «сталом заведуе  сам Господь». После еды нужно  говорить: «Благодару Госпаду Богу / За хлеб и за соль, / За тваю миластыньку, / Што ты мне послал на стол». 76

В конечном счете  трапеза предстает как своеобразный обмен с Богом: за пищу, которая  исходит от Господа, сотрапезники воздают  ему благодарность и выражают свое почтение. Хозяин дома, занимающий место во главе стола,под иконами, распоряжается застольем как  бы от имени Бога, который «незримо наблюдает за поведением трапезующих и отношением к дарам».

Близким присутствием нечистой силы объясняются многие правила  народного застольного этикета. Нельзя стучать ложками, от этого «лукавый радуется»  и скликаются на обед «злыдни» (антропоморфные существа, воплощающие собой бедность и несчастье, или сами бедность и несчастье как абстрактные понятия). Запрет стучать по столу ложками, ножом или пальцами широко распространен у народов Европы со сходными мотивировками: это якобы привлекает ведьм, дьявола или нужду. Сохранился он, хотя и утратив мотивировку, и поныне.

Современный хороший  тон не позволяет оставлять ложку  так, чтобы она опиралась ручкой на стол, а другим концом на тарелку. Это правило известно и в народном этикете, причем с выразительной  мотивировкой: положке, как по мосту, в миску может проникнуть нечистая сила. На Украине «не кладут ложкы  так, щоб держално лежало на столи, а  другый кинець на пругу мыскы, щоб  злыдни не лазылы в мыску». Та же трапеза, которая пред ставлялась ее участникам чуть ли не жертвоприношением и общением с Богом, могла восприниматься иностранцами диаметрально противоположным образом. В первую очередь им бросались в глаза специфические черты сервировки и поведения участников застолья.

Следует отметить, что и в Европе сервировка стола  сравнительно недавно приобрела  современный облик. Употребление ложек  и обыкновение подавать ножи стало  всеобщим только в XVI в. До появления  индивидуальных тарелок брали пальцами куски с общего блюда, довольствуясь  деревянной дощечкой или ломтем хлеба, на который клали свою порцию мяса. Индивидуальная вилка получила распространение тоже не ранее XVI — XVII вв., причем ее употребление осуждалось церковными проповедниками как «дьявольская роскошь: разве Господь даровал бы нам пальцы, ежели бы желал, чтобы мы пользовались сим орудием».