Организация и стимулирование труда на различных этапах советского периода в истории России

Иными словами, в участники акции записывали всех подряд. Аналогичными темпами росло и число «ударников коммунистического труда». Попытка реанимировать довоенные формы трудового энтузиазма была обречена на поражение в силу объективных обстоятельств. Среди них следует отметить следующие, наиболее важные. Прежде всего, материальные стимулы тщательным образом сдерживались сверху. Под лозунгом «превращения труда в первую жизненную потребность» систематически проводилось снижение расценок на производстве. В сельском хозяйстве движение «за коммунистическое отношение к труду» трансформировалось в весьма своеобразный «поход за лучшее использование сельскохозяйственной техники, за то, чтобы каждый трактор, каждая машина была в надежных руках». «Поход» должен был амортизировать в общественном сознании дефицит тракторов и комбайнов, возникший в результате непомерных вложений в освоение целинных и залежных земель. Таким образом, люди видели, что коммунистической фразеологией партийные идеологи просто прикрывают собственные просчеты.

Вторым важным обстоятельством, на которое пока обращается мало внимания в исторической литературе, было то, что реанимация энтузиазма разворачивалась в условиях набиравшей силу потребительской революции. Общий контекст советской повседневности тех лет, когда люди получали первую в своей жизни отдельную квартиру, обзаводились предметами обстановки и быта, были сосредоточены на личных, семейных интересах, входил в полное противоречие с призывами к «коммунистическому труду». В призывах превратить «труд в первейшую жизненную потребность» люди видели очередную попытку государства решить свои проблемы за их счет [12]. Сложившаяся на предприятиях система вознаграждения за труд входила в явное противоречие в новой социальной ситуацией. Суть противоречия состояла в том, что существовал широкий спектр различного рода социальных гарантий – бесплатное медицинское обслуживание, в том числе и в заводском стационаре с более качественным обслуживанием, бесплатный или льготный отдых в санаториях и на курортах, бесплатное жилье по социальной норме, выделение дачных участков, продовольственных заказов и пр. Общая тенденция в развитии этой системы социальных гарантий сводилась к распределению их вне зависимости от трудового вклада потребителя гарантий, а также к росту спектра гарантированных благ и повышению их качества. Таким образом, вне зависимости от трудового вклада каждый работник получал из года в год все больше и больше социально-гарантированных благ в их натуральном выражении. Если учесть, что занятость в СССР была гарантирована всем без исключения, включая хронических алкоголиков и прогульщиков, то с точки зрения социальных гарантий они были абсолютно равны с квалифицированным рабочим, дававшим стране сверхплановый металл. С другой стороны, материальное вознаграждение за труд в виде заработной платы постоянно сдерживалось как под влиянием идеологических установок, так и в силу того, что система социальных гарантий требовала постоянной подпитки. Кроме того, в условиях дефицитной экономики повышение уровня и качества жизни было связано не столько с повышением заработной платы, сколько с возможностями участвовать в теневой распределительной системе (доставать «из-под полы», «по блату», «по знакомству» и пр.). Выскажем предположение, нуждающееся в дальнейшей разработке, что участие в такого рода отношениях для рабочего класса (в силу специфики условий труда и социальной среды) не было органичным. Таким образом, складывалась достаточно небольшая «вилка» между высоким уровнем обязательных социальных гарантий и искусственно сдерживаемым уровнем заработной платы в ситуации дефицитной экономики. Именно эта система вознаграждения за труд была благодатной почвой консервации традиционной трудовой этики в советский период [12].

Вместе с тем, потребительская революция стала именно той благодатной почвой, на которой в 1960-1980-е гг. развивалась максималистская трудовая этика. Другой вопрос, что ее развитие шло как бы по касательной, не всегда совпадало с официальной тенденцией развития трудовых отношений. Идеократия стала причиной того, что современные этические установки стали развиваться в сфере теневых отношений. Кроме откровенно выраженных участников «экономически преступлений» - разного рода цеховиков, надомников, «черных» стоматологов и парикмахеров, получили распространение разного рода временные, сезонные явления, например, «шабашки» и пр. Правы ведущие отечественные социологи, резонно заметившие, что «... к концу советской эпохи трудовая мораль российских граждан, хотя и не стала вполне максималистской, все же не осталась и минималистской» [7].

В постсоветский период тенденция, когда максималистская трудовая этика развивалась «в тени», в криминальной или полукриминальной сфере, стала основной. Эта тенденция стала стремительно набирать обороты еще в годы горбачевского кооперативного движения. Активные усилия власти по сдерживанию заработной платы в бюджетной сфере ведут к расширению теневой экономики. В последние годы это привело, например, к появлению таких экзотических специальностей как «черный археолог», «черный издатель» и др. Результат десятилетнего постсоветского развития России весьма неутешителен — трудовая мораль полностью разрушена. По данным политолога С. Маркова 95% россиян сегодня считают, что честным трудом ничего нельзя заработать. Не только богатство, но и просто достойный уровень жизни связывается в их представлении с такими понятиями как «криминал», «воровство», «обман», «спекуляция» и пр. Представляется, что опасность этой ситуации плохо осознается властью, хотя, несомненно, она будет иметь устойчивые долговременные последствия. За десять лет выросло поколение с исключительно размытыми представления о трудовой морали. Поколения, выросшие в прежние годы в силу возраста перестают участвовать в трудовых отношениях. Их представления о трудовой морали в постсоветской обстановке, когда честный труд (преимущественно в бюджетной сфере) оплачивается унизительно низко, по определению не могут быть социально престижными для молодежи [9]. В современной ситуации разница между работником, придерживающимся традиционной трудовой этики, и работником-максималистом, готовым работать много, не вступая, по возможности, в теневые и криминальные связи, качественно не является существенной. Оба не имеют никаких шансов за счет честного труда улучшить жилищные условия, накопить на достойную старость и т. п. Иными словами, честный труженик в сегодняшних условиях лишен всяких перспектив и просто обречен на исчезновение.

Вероятно, в устойчивости советских ментальных стереотипов следует искать также и причины того, что государство навязчиво пытается уровнять всех работников бюджетной сферы от уборщицы до профессора. Оно судорожно «втискивает» всех в единую разрядную сетку, согласно которой оплата даже высшего разряда существенно ниже реального прожиточного минимума, реализуя в современных условиях все те же советские уравнительные принципы.

Рыночные реформы, формально начавшиеся с либерализации цен в январе 1992 г., проходили крайне противоречиво и исключительно болезненно для общества. Представляется, во многом это стало следствием того, что новые социальные установки отсутствовали даже в такой ключевой для переходной экономики сфере как трудовые отношения. Прежние стереотипы полностью отрицались по идеологическим соображениям. Это делало невозможным использование конструктивной составляющей советского опыта в переходный период и усугубляло становление трудовых отношений рыночного типа.

Заключение

Тоталитарным характером собственности, как и слишком значительной ролью, которую в экономике играла идеология, можно объяснить особую ситуацию с производителями при коммунизме. Свобода труда в Советском Союзе была ограничена сразу после революции, а полностью с ней было покончено в 1940 году. Постоянно использовались трудовые лагеря, где в полной мере был использован голод как важнейший стимул к труду. Границ между лагерями и фабричным трудом практически не было.

Трудовые лагеря и разного рода "добровольные" трудовые акции, например субботники, обязательные сверхурочные, являлись тяжелейшей, крайней формой несвободного труда. Они могли иметь временный характер, сам же несвободный труд - явление при коммунизме постоянное, в зависимости от потребностей момента более или менее ярко выраженное. Работник был поставлен в такое положение, что свой товар - рабочую силу он должен был продавать на не зависящих от него условиях без возможности найти другого, лучшего работодателя.

Партийная бюрократия, монопольно владея природными ресурсами, осуществляя политическую диктатуру, обрела право диктовать на каких и в каких условиях люди будут трудиться. При такой системе невозможны свободные профсоюзы, а забастовки - явление исключительное.

Отсутствие забастовок власть объясняла тем, что рабочий класс якобы находится у власти и опосредованно - через "свое" государство и "авангард"
– КПСС – является собственником средств производства: таким образом, забастовки были бы направлены против него самого. Настоящая причина в том, что партбюрократия располагала всеми ресурсами (и аппаратом подавления в том числе) и, главное, рабочей силой: любая эффективная акция против нее, если она не носит всеобщего характера, была трудноосуществима. Забастовки - проблема скорее политическая, нежели экономическая. А в Советском Союзе проблем нет: именно для того чтобы скрыть их, произошел расстрел мирной демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Об этом не узнали бы, если б не А.И. Солженицын, рассказавший всему миру об этом [12].

Как только все материальные богатства были сосредоточены в одних руках, возникла необходимость планирования. Центр тяжести планирования в любой коммунистической системе был на отраслях, имеющих решающее значение для политической стабильности режима. Ими были тяжелая и военная промышленность; им было подчинено все. Как следствие, возникала неизбежная несбалансированность и различные перекосы. Идеологические и политические мотивы в большей степени, чем интересы национальной экономики как единого целого, являлись движущей силой коммунистического планирования. Именно эти мотивы являлись доминирующими каждый раз, когда режим должен был выбирать между экономическим прогрессом, уровнем жизни народа и своими политическими интересами.

Библиография

1.       Аитов Н.А. Советский рабочий. М.: Политиздат, 1981.

2.       Гастев А.К. Как надо работать. М.: Экономика, 1972.

3.       Гордон Л.А., Клопов Э.В. Человек после работы. М.: Наука, 1972.

4.       Давыдов Ю.Н. Труд и свобода. М.: Высшая школа, 1962.

5.       История советской психологии труда. Тексты (20-30-е годы XX века). М.: МГУ, 1983.

6.       Косолапое P.M. Развитой социализм. М.: Мысль, 1979.

7.       Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19.

8.       Наумова Н. Новое отношение к труду // Коммунист. 1965, № 7.

9.       Подъем культурно-технического уровня советского рабочего класса. М.: Соцэгиз, 1961.

10.   Святловский В.В. Фабричный рабочий. Варшава, 1989.

11.   Советская управленческая мысль 20-х годов. Краткий именной справочник. М.: Экономика, 1990.

12.   Сознание и трудовая деятельность. Киев-Одесса: Высшая школа, 1985.

13.   Соколова Г.Н, Культура труда и социальное развитие рабочего класса: опыт социологического исследования. Минск: Наука и техника, 1984.

14.   Тимофеев П. Чем живет заводской рабочий. СПб.: Русское богатство, 1996.

15.   Железко С. И., Щербина В. В. Лицом к производству // Социологические исследования. 1985, № 2.

16.   Меньшиков Л. И. Деловая оценка работников в сфере управления. М.: Экономика, 1974.

17.   Неймер Ю.Л. Сплоченность как характеристика первичного произвола стенного коллектива // Социологические исследования. 1975, № 2.

2