Организация и стимулирование труда на различных этапах советского периода в истории России

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение…………………………………………………………………………………………3

1. Общие положения…………………………………………………….………………………4

2. Трудовая этика первых послереволюционных лет…………………………………………4

3. Трудовая этика первых пятилеток…………………………………………………………...8

4. Вознаграждение и принуждение в системе трудовых отношений………………………………………………………………………………………11

5. «Коммунистический труд» и потребительская революция……………………………….14

Заключение……………………………………………………………………………………...17

Библиография…………………………………………………………………………………...20

Введение

В данной работе рассматривается тема организации и стимулирования труда на различных этапах советского периода в истории России.

Эта тема очень емкая, своеобразная и важная, проходящая рефреном через весь исторический путь российского народа в XX веке, исключая только первое и последнее его десятилетия, включая в себя весь ушедший уже в историю советский период. Трудовые отношения в нем, несколько видоизменяясь с течением времени, характеризовались все же одним принципиальнейшим условием: наш народ всегда работал тяжело, вынужденно, самоотверженно, с непоколебимой верой в когда-нибудь наступающее счастье как результат и вознаграждение за преданную труду жизнь.

В наступившем уже XXI веке совсем другие трудовые отношения, организация и мотивация труда, и для того, что бы показать как трудно,  какими колоссальными жертвами и усилиями наш народ достигал поражающие остальной мир успехи, выполнена моя работа.

1. Общие положения

Отношение к труду в тот или иной исторический период принято рассматривать с точки зрения реконструкции основных составляющих трудовой этики. Центральным вопросом в этом контексте является вопрос «для чего я работаю?» В историческом плане ответ на него довольно сложно поддается детальной реконструкции, поскольку связан как с новыми, характерными только для изучаемого исторического периода трудовыми этическими нормами и ценностными ориентациями, так и с доминировавшими в обществе на более раннем этапе этическими установками по поводу труда. В целом речь идет об устойчивых ментальных представлениях и тех новациях, которые на них «накладываются».

В социологической литературе принято рассматривать два идеальных типа трудовой этики — традиционный и современный.

Традиционный тип трудовой этики называют еще потребительским или минималистским. Трудовая деятельность традиционного типа ориентирована на удовлетворение скромных, практически минимальных потребностей семьи в питании, одежде, жилье. Все заработанное, согласно этическим представлениям традиционного типа, следует тратить и не стремиться к накоплению. Такой труд «доставляет хлеб насущный и одежду, но не имеет цели доставить богатство», и именно он составляет суть «этики праздности» доиндустриального общества. Переход к современному типу трудовой этики, охвативший в разных странах Западной Европы период позднего средневековья и раннего нового времени, основательно исследован в медиевистике и, без преувеличения, является одной из центральных проблем современной исторической антропологии. Современный тип трудовой этики, который также называют буржуазным или максималистским, ориентирован на достижение высших результатов в труде, максимально возможных заработков (доходов), а для предпринимателей — максимальной прибыли.

2. Трудовая этика первых послереволюционных лет.

Первые послереволюционные годы отличаются крайней противоречивостью как в доктринальных установках большевиков по поводу труда, так и в области отношения к труду со стороны промышленных рабочих. С одной стороны, налицо своеобразный «культ труда», которым изобиловала большевистская пропаганда первых послереволюционных лет. Провозгласив в России строительство «Республики Труда», большевики декларировали стремление к таким социальным отношениям, «чтоб труд владыкой мира стал и всех в одну семью спаял». Освобожденному Труду ставились памятники, а «подневольный труд» до революции подвергался всяческим проклятиям. Труд, и прежде всего физический, объявлялся источником всех благ в новом обществе, а принадлежность к работникам физического труда должна была формально выводить человека на высшую ступень общественной иерархии. Обратной стороной медали стали преследования «нетрудовых и эксплуататорских элементов», направленные сначала против так называемых «бывших», а затем дискриминация в отношении «лишенцев» [11].

Социальная политика, сутью которой была реализация закрепленного в Конституциях 1918 и 1924 гг. лозунга «кто не работает, тот не ест», проводилась фактически до 1934 г. Формально применение дискриминационных мер в отношении «нетрудовых и эксплуататорских элементов» прекратилось в 1936 г., когда, с принятием новой Конституции и объявлением социализма построенным, эти чуждые ему социальные группы исчезли. Считалось, что «нетрудовые элементы» перевоспитались в результате участия в физическом труде или в силу возраста потеряли трудоспособность. Таким образом, именно труд и участие в нем стали в новом обществе причиной бедствий и страданий одних. Но стал ли труд залогом счастья и процветания для других?

На промышленных предприятиях большевики сразу же после прихода к власти стали проводить наиболее существенные завоевания западноевропейского рабочего движения в области трудовых отношений. Особенностью этой политики было то, что основное внимание уделялось вопросам дисциплины труда. А К. Соколов считает, что это стало следствием следующих обстоятельств. «Во-первых, российская экономика в этот период находилась на грани полного развала; во-вторых, большевистские лидеры отчетливо осознавали общие черты экономической отсталости России по сравнению с Западом, в-третьих, они не высоко в целом оценивали трудовой потенциал российских рабочих, делая ставку преимущественно на так называемых «сознательных пролетариев» [13].

Трудовая дисциплина на протяжении всего советского периода толковалась исключительно широко и в первые годы советской власти включала значительный спектр обязанностей со стороны рабочих активное и добросовестное отношение к работе, заботу о машинах и оборудовании, соблюдение распорядка правил на производстве, борьбу с прогулами, опозданиями и пр. Трудящиеся, согласно высказываниям В. И. Ленина по этим вопросам, должны были сами (в результате практического опыта и развития сознательности) приходить к убеждению, что уровень их благосостояния зависит исключительно от дисциплины труда. Таким образом, связка сознательность — дисциплина - благосостояние прослеживается вполне отчетливо. Уязвимость такого построения усугублялась гражданской войной, на которую в результате постоянных мобилизаций было отправлено подавляющее большинство тех самых «сознательных пролетариев» Петрограда, Москвы и других городов, общей разрухой и наступившем в результате деклассированием пролетариата, признанным даже в советской историографии. Согласно новейшим данным за годы гражданской войны «предположительно общие потери вооруженных сил Советской власти можно определить в 1150-1250 тыс. человек» [11].

Первое, ключевое звено — сознательность — таким образом, уже к началу 1920-х гг., в явном виде отсутствовало [11].

Годы гражданской войны были ознаменованы мобилизационными формами организации труда. Трудовая повинность все больше становилась похожа на воинскую, а к рабочим, уходившим в деревню в поисках хлеба насущного, IX съезд КПСС предложил применять меры по борьбе с «дезертирами трудового фронта» - создание штрафных батальонов, публикация списков дезертиров, заключение в концентрационные лагеря и др. Вместе с тем, продолжавшаяся разруха, топливный и энергетический кризис вели к неуклонному падению производительности труда. В апреле 1920 г. на III съезде профсоюзов В. И. Ленин прямо обвинил во всем рабочих, проведя резкую грань между — «идущими на все жертвы и создающими трудовую дисциплину, и рабочими, не умеющими приносить таких жертв, рабочими, которых мы рассматриваем как шкурников и выкидываем их из пролетарской семьи» [11].

Опору большевиков преимущественно на принудительные меры подтверждает тот факт, что даже участие коммунистов в субботниках (которые они довольно часто пропускали) проходило в порядке партийной дисциплины.

Начиная с 1921 г., когда общая ситуация перестала быть столь острой, сопротивление субботникам даже среди коммунистов усилилось. Так, после обсуждения на общем партийном собрании коммунистической ячейки при Московском телеграфно-телефонном заводе 12 января 1921 г. доклад о субботниках вызвал много прений. «Обсудив вопрос всесторонне» собрание вынесло следующую резолюцию: «Заслушав доклад о субботниках, ячейка констатирует, что субботники имевшие в свое время ударный характер, начинают постепенно эту остроту терять. Налаживание новых форм хозяйства должно быть основано на строго построенных организационных формах коллективного труда: субботники тормозят духовное развитие пролетариата, уменьшают производительность его труда и как не выдерживающие во многом критику должны быть отменены». В приведенном примере следует обратить внимание также и на то, что рядовые коммунисты (несомненные выразители всего комплекса противоречивых воззрений первых лет советской власти) связывали налаживание новых форм хозяйства со «строго построенными формами коллективного труда». Результаты коллективного труда, согласно взглядам тех лет, должны были распределяться поровну. Как отмечает А. К. Соколов «в ряду инициатив, шедших снизу, явно сквозил также принцип уравнительности и уравнительной справедливости: все должны трудиться одинаково и получать одинаково. Такими были представления в народе о социализме, и это нашло отражение в советских декретах, постановлениях профсоюзных и рабочих собраний. С первых лет советской власти обозначился, по сути, главный конфликт: борьба уравнительной и дифференцированной политики в области вознаграждения за труд» [13].

Парадокс ситуации заключался в том, что сдерживать бегство рабочих в деревню и удержаться у власти в годы гражданской войны большевикам, наряду с уже названными карательно-дисциплинарными санкциями, позволили прежние дореволюционные патерналистские практики, в которые они пытались вложить новое содержание. Анализ архивных документов показывает, что повседневная деятельность первичных партийных ячеек и особенно завкомов сводилась к организации огородов в непосредственной близости от завода и огородных коммун из числа рабочих для выращивания на них овощей, охране и сбора урожая, выдаче печей-буржуек для обогрева жилья, сбору экспедиций за продовольствием в южные губернии. Патернализм и опека стали тем определяющим механизмом, который не только гасил протестные настроения, но и вел к упрочению позиций новой власти на промышленных предприятиях.

Конкретные шаги в рамках этого механизма менялись по мере выхода из продовольственного и топливного кризиса. Начиная с 1921 г., после некоторого улучшения ситуации, сфера повседневных практик патерналистского типа существенно расширилась. Такого рода деятельность была направлена на организацию детских садов и яслей, досуга, как в выходные, так и в праздничные дни, труда и отдыха подростков и молодежи, среди которых было довольно много сирот и бывших беспризорных. Таким образом, в 1920-е гг. в этой деятельности можно проследить два этапа. Если в годы гражданской войны патернализм и опека имеют по большей части вынужденный характер, направлены на организацию физического выживания рабочих, то после некоторого оживления промышленности в рамках этого механизма реализуется система стимулов к труду. Ее своеобразие состоит в том, что в отсутствии последовательной линии на дифференцированную оплату труда, именно организация инфраструктуры предприятий, системы льгот и дополнительных возможностей имела важную компенсаторную, а иногда и стимулирующую функцию [11]. Вместе с тем, сложная финансовая ситуация в стране в целом и большинства промышленных предприятий вела к тому, что в 1920-е гг. сфера патерналистских практик охватывала, главным образом, досуг, образование и разные формы общественной активности. На строительство жилья, улучшение условий труда, питания в столовых не было средств, что существенно сдерживало масштаб этой деятельности и ее стимулирующие влияние на трудовой процесс. С конца 1920-х гг. из деревни в город ежегодно переходило около 1 млн. человек, которые несли с собой традиционные крестьянские представления о трудовом ритме, буднях и праздниках, плохих и хороших хозяевах. Сложившаяся система должна была «обиходить» вчерашнего крестьянина — по возможностям тех лет — дать койку в бараке, хоть какой-то домашний скарб, организовать привычный коллективный досуг, обучить основам нового ремесла. Свой уход из деревни и сами крестьяне, и администрация предприятий поначалу рассматривали как явление временное, как привычный для русского мужика отход. Такая ситуация, естественно, не предполагала основательного обзаведения жильем, хозяйством и пр., да это и не соответствовало идеологическим установкам тех лет. Ни о какой иной трудовой этике, кроме традиционной в ее новом, обрамленном идеологией, варианте речь в те годы идти не могла.