История экономических учений

     Следовательно, нужно было изобрести какую-нибудь комбинацию для уничтожения прибыли, а вместе с ней «всех этих приспособлений, которые создают безграничное желание покупать дешево и продавать дорого». Но ведь орудием прибыли являются деньги, денежные знаки, с помощью их, очевидно, она реализуется. Благодаря деньгам она проскальзывает во всякий обмен, и становится осуществимой аномалия продажи товара по цене высшей, чем его стоимость. Следовательно, надо покончить с деньгами, надо заменить их бонами труда. Бона будет истинным знаком ценности, высшим, чем деньги, ибо если труд есть причина и субстанция ценности, то вполне естественно, чтобы он был также и мерилом ее. Как видно, Оуэн воспринял теорию Рикардо о ценности, но сделал из нее неожиданные выводы.

     Сколько часов труда будет стоить продукт, столько бон труда получит  его производитель, когда он захочет его продать, — ни больше, ни меньше, и столько же должен будет дать потребитель, когда он захочет его купить, — ни больше, ни меньше. Таким образом, прибыль будет уничтожена.

     Анафемы против денег не новость, но что было поистине нового в этом «открытии, по словам Оуэна, более важном, чем открытие руд в Мексике и Перу», так это замещение денег бонами труда. Известно, как все социалистические школы будут эксплуатировать эту «руду». Однако надо отметить, что этот план не согласовался с коммунистическим идеалом Оуэна, по которому полагалось «каждому по его потребностям», ибо боны труда, очевидно, заключают в себе, как впоследствии категорически скажет коллективистская школа, «вознаграждение, пропорциональное труду каждого», — тогда зачем же вводить в обмен эти бухгалтерские расчеты, если с помощью их нельзя учесть распределение?

     Оставалось  узнать, могло ли быть осуществлено на практике это устранение с рынка  денег? Была сделана попытка создания в Лондоне «Рынка справедливого  обмена», которая была оригинальнейшим и интереснейшим эпизодом в оуэнистском движении, хотя, по правде сказать, Оуэн отказывался признать себя ее организатором. Это было кооперативное общество со складом, куда мог прийти каждый член общества с продуктом своего труда и получить за него цену в бонах труда, цену, исчисленную по количеству часов труда, которое пошло на производство его продукта и которое член общества указывал сам. Эти продукты, сделавшись товарами, сохранялись на складе с указанной на них в часах труда ценой и отдавались в распоряжение членов общества, которые захотели бы их купить. Последним нужно было только уплатить указанную на этикетке цену в бонах труда. Благодаря этому всякий рабочий, который затратил десять часов труда на изготовление, например, пары башмаков, мог быть уверен, что получит здесь любой товар, стоящий столько же часов труда. Таким образом, он получал точный эквивалент своего труда, и прибыль была изгнана. С другой стороны, посредник, который ныне кладет себе в карман прибыль, — промышленник или торговец — был вытеснен благодаря установлению непосредственной связи между производителем и потребителем. Проблема была, таким образом, решена.

     Этот  эксперимент удался не лучше, чем  эксперимент с коммунистическими  колониями, и продолжался не долго. Только весьма несовершенные познания, которые имели тогда о законах ценности, могут извинить реформаторов, ожидавших от этих экспериментов иного результата. Тем не менее, они отмечают важную дату в истории экономических доктрин, потому что они представляют собой первый этап в целом ряде систем, которые потом будут последовательно заниматься разрешением той же проблемы, хотя и при помощи различных способов.

     Впрочем, все эти приспособления, преследовавшие цель устранения денег из области  обмена, имели лишь второстепенное значение. Но основная идея их — идея уничтожения прибыли — останется и реализуется, по крайней мере, отчасти, в учреждении весьма солидном и принявшем широкие размеры, которое распространится на весь мир, а именно в потребительских обществах. Последние начали размножаться одновременно с возникновением «Рынка справедливого обмена», но они примут свою окончательную форму только через десять лет, когда рочдельские пионеры учредят потребительские общества.

     Действительно, потребительские общества приняли  за правило или не получать барышей, или возвращать их своим членам пропорционально закупкам, что, очевидно, одно и то же, ибо здесь нет прибыли, а есть только ristoumes (возврат). И чтобы достичь этого, они поступают так же, как Оуэн, т.е. приводят в контакт производителя и потребителя посредством устранения посредников. Но нужно отметить, что такое устранение прибыли совершается без всякой необходимости прибегать к устранению денег. Солидарность между деньгами и прибылью, которую думали констатировать Оуэн, а после него многие другие социалисты, оказывается воображаемой. Известно, что при непосредственном обмене образуются чрезмерные прибыли, например в торговле с Экваториальной Африкой обменивают ружья, оценивающиеся в пять раз выше своей стоимости, на каучук, оценивающийся в одну треть своей стоимости, что составляет норму прибыли 1500 процентов. На самом же деле деньги поспособствовали только установлению большей точности при исчислениях цен, позволили, например, исчислять и сводить норму прибылей к бесконечно малым пропорциям для каждой единицы, например к одному сантиметру на метр бумажной ткани, что было бы совершенно невозможным при существовании непосредственной мены или даже при наличии бон.

     Поскольку кооперативная ассоциация стремится  к уничтожению прибыли, она останется самым значительным результатом деятельности Оуэна и достаточна для того, чтобы создать ему славу. Однако, по-видимому, его участие в этом великом движении было не совсем сознательно. Правда, выражение «кооперация» ежеминутно выходит из-под его пера, но это выражение не имело тогда современного смысла, а обозначало просто коммунизм. Что же касается кооперативных потребительских обществ в форме магазинов для продажи, то Оуэн не только не требовал признания за собой инициативы учреждения их, но и категорически отказывался признать их отпрысками своей системы. Он видел в них лавки или филантропические учреждения, недостойные его идеала. И совершенно правильно: эти общества не были тогда тем, чем они сделались потом.  

     Глава 4 Критика крепостничества и проекты его ликвидации в трудах А.Н. Радищева. Экономические идеи декабристов.  
 

     Большинство русских просветителей обосновывало несправедливость господствовавших общественных отношений, исходя из идеалистической  теории «естественного права».

     Новый этап в развитии освободительных идей в России связан с именем Радищева — первого русского революционного мыслителя, прямого предшественника дворянских революционеров — декабристов. Радищев был одним из первых просветителей, связавших протест против крепостничества с борьбой против самодержавия. Он довел идеи Просвещения XVIII в. до их логического конца, провозгласив право угнетенных ответить насилием на насилие. Революционные выводы Радищева находились в прямой связи с бурными событиями его времени: американской и французской буржуазными революциями и крестьянской войной под предводительством Пугачева.

     Александр Николаевич Радищев родился в 1749 г. в помещичьей семье. Уже в этом раннем литературном выступлении Радищев  высказал свои взгляды на абсолютизм, сопроводив перевод собственными примечаниями, в одном из которых он объявил, что народ является судьей государя и что неправосудие монарха дает право народу судить его как преступника.

     В замечательной по глубине философской  мысли и революционному пафосу оде «Вольность» (1781—1783) Радищев открыто провозгласил идею насильственной революции.

     Расцвет творчества Радищева падает на 80-е годы. В эти годы была закончена его  замечательная книга «Путешествие из Петербурга в Москву», в которой  гневное обличение самодержавно-крепостнической России неразрывно связано с революционным призывом к уничтожению феодального строя.

     Исходя  из идеалистической, но для своего времени  прогрессивной теории общественного  договора, Радищев рассматривает  порабощение как преступление. Угрожающе говорит он дворянам. «Страшись, помещик жестокосердый, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение». Он был глубоко убежден в неизбежности низвержения самими порабощенными системы, основанной на преступлении, так как «поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние».

     Но  Радищев без страха смотрит в  будущее, когда прорвавшийся поток  начнет сокрушать все па своем  пути. «О, если бы рабы, тяжкими узами  отягченные, яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятствующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство?» Ровно ничего, — заявляет Радищев. Из среды самого народа появились бы великие мужи, и в новом обществе не стало бы места угнетению человека человеком.

     Представление Радищева о возможности победоносной крестьянской революции было утопичным, не мог он избежать и противоречий в своих взглядах. Он верил, что  новое общество будет основано на всеобщем труде, но источник всеобщего благополучия видел в свободной частной собственности на орудия и средства производства. 

     Объективно  его теория заключалась в требовании наиболее полного и решительного уничтожения феодально-крепостнических отношений, феодальной формы собственности. Правда, он не исключал и возможности общественного переустройства путем реформы.

     Радищев не мог не знать, к каким последствиям приведет издание книги «Путешествие из Петербурга в Москву», однако он мужественно пошел на этот героический шаг. Радищев был выслан на 10 лет в одну из самых отдаленных местностей Сибири, в Илимский острог.

     Живя  в далекой илимской ссылке, Радищев  не прекратил литературной деятельности. Самой значительной работой этого периода был философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». В этом произведении отразились противоречия его мировоззрения. Признавая объективное существование материи и познаваемость мира при помощи чувственного опыта и рассуждения, Радищев в то же время не решается отвергнуть веру в бессмертие души.

     Ранние  русские просветители 60—80-х годов XVIII в. поставили крестьянскую проблему в центр внимания русского общества. Великий русский революционер-мыслитель Радищев сделал первую попытку указать путь ее революционного решения. Таким образом, антифеодальные идеи, общие для «века Просвещения», приобрели в России в силу исторически сложившихся условий и свои специфические черты: представителям передовой русской мысли новые общественные отношения рисовались основанными прежде всего на благополучии крестьян.

     Революционные идеи А. Н. Радищева были подхвачены и продолжены целым поколением дворянских революционеров — декабристами.

     Самыми выдающимися представителями дворянского периода были декабристы и Герцен. Декабристы представляли собой лучшую часть дворянской молодежи, которая, идя вразрез с интересами своего класса, выступила с революционными требованиями ликвидации самодержавно-крепостнического строя.

     Движение  декабристов  было вызвано социально-экономической обстановкой, сложившейся в России в начале XIX в. Первая четверть XIX в. характеризуется кризисом феодализма и постепенным ростом капиталистического уклада.

     Формирование капиталистического уклада происходило на основе роста товарного производства, дифференциации и разложения крестьянства. Классы старого феодального общества уже не были однородными в своем составе. Из дворян вышло много крупных фабрикантов и предпринимателей, таких как Строгановы, Салтыковы, Юсуповы и др.

     В стране развертывалась внутренняя торговля, создавались крупные промышленные центры. Однако рост общественного разделения труда и товарного производства наталкивался на феодальные производственные отношения с господством натурального хозяйства. Феодальные производственные отношения тормозили развитие производительных сил страны, задерживали формирование пролетариата. В результате в XIX в. ярко проявилась экономическая отсталость России, что вызывало законное беспокойство за ее судьбу у передовых людей того времени, истинных патриотов своего отечества.

     В тяжелые экономические условия было поставлено крестьянское хозяйство. Усиливалась эксплуатация крепостного крестьянства. Стремясь увеличить доходы, помещики присваивали себе крестьянские земли и тем самым подтачивали условия воспроизводства в крестьянском хозяйстве. Обезземеленное крестьянское хозяйство было обречено на разорение. Голод, нищета, стихийные крестьянские бунты были следствием усиления феодальной эксплуатации крестьянства.

     Нетерпимое положение крестьянства привело к протестам и возмущениям против крепостного строя. Массовые жалобы, «прошения» крестьян, поджоги и разгромы помещичьих имений и, наконец, грозные крестьянские восстания не только не прекращались в продолжение всей первой четверти XIX в., но по мере возрастания кризиса крепостничества увеличивались. За период с 1801—1825 гг. в России произошло свыше 260 крестьянских восстаний. В 1820 г. были сильные волнения в армии. Царское самодержавие жестоко расправлялось с восставшими.

     На службу реакционной политике отживающего класса была поставлена цензура, не пропускавшая в печать никаких статей, где обсуждался вопрос о крепостничестве.

     У передовых людей России назревал вывод о необходимости уничтожения самодержавия и крепостничества, которые являлись оплотом реакционных сил.

     Свободолюбивые идеи, несмотря на все возрастающую реакцию, получали все большее распространение среди молодого поколения России. Молодые люди объединялись в небольшие кружки и приглашали прогрессивных профессоров для того, чтобы прослушать их курсы лекций по политической экономии, философии и праву. Между членами образовавшихся тайных обществ распространялись многочисленные рукописные списки наиболее обличительных произведений Радищева — «Вольность» и «Путешествие из Петербурга в Москву», запрещенных царской цензурой, В. Кюхельбекер, например, писал, что «Путешествие» Радищева переписывают с жадностью и дорожат каждым дерзким словцом. 
Декабристы были знакомы с деятельностью французских просветителей, знали некоторые учения социалистов-утопистов.