Этот  подход ничего не говорит о происхождении  институтов. Нормативная теория дает два варианта ответа на вопрос о  том, как они изменяются: эволюционный (снизу вверх) или в понятиях институционального дизайна (сверху вниз). Институты взаимодействуют  через процесс социализации, потому что при изменении членов, институты  усиливают и поддерживают старые ценности.

     Теория  соглашений. Новый французский институционализм рассматривает рыночную экономику не как отдельно взятый объект исследования, а как подсистему общества.

      Каждый  из них характеризуется особыми  способами координации между  людьми  и особыми требованиями  к действиям людей —«норм поведения». Это:

1. рыночная подсистема;
2. индустриальная подсистема, где объектом является стандартизированная продукция, а основную информацию несет не цена, а технические стандарты;
3. традиционная подсистема — система связей и традиций, для которой важно разделение на  «своих»  и  «чужих»  и личная репутация (это мир домохозяйства, а также мафии и прочих криминальных групп);
4. гражданская подсистема, базирующаяся на принципе подчинения частных интересов общим, в рамках которой функционируют государство и его учреждения (полиция, суды) и многие важные общественные организации (например, церкви).

2. Подходы, основанные на рациональном выборе.

     Перспектива рационального выбора может быть определена как анализ выборов, сделанных  рациональными акторами в условиях взаимозависимости, т.е. это изучение стратегического действия рациональных акторов, использующих инструментальные средства. Предполагается, что индивиды  — рациональные акторы, а институты  —средства разрешения проблемы индивидуальной рациональности. При условии, что  люди имею предпочтительное изменение, существует матрица выигрышей, которая  может быть изменена. Таким образом, в этой теории изменение сделать  легко, тогда как в нормативной  версии — трудно.

     Теория  государства. Неоинституционализм разработал несколько концепций государства. В частности, Д. Норт предлагает простую модель контракта между правителем и подданными, когда правитель относится к ситуации, как собственник, продающий защиту и правосудие; правитель приобретает верховную власть, а ограничения со стороны подданных определяются потенциальными издержками выхода (exit costs) , а также уровнем внутренней и внешней политической, включая издержки по информации.

3. Исторический институционализм.

     Институты формируются исторически и изменить их трудно. Эта теория затрагивает  идеи и политику и рассматривает  институты как структуры. Акцент сделан на программы, содержание политики, потому что считается, что структуры  осуществляют идеи. Формирование имеет  решающее значение, изменение очень  сложно и существует перемежаемое равновесие.

Институциональная теория: российский выбор

 
 
 
 

     Дискуссии вокруг нового институционализма продолжаются. Его сторонники полагают, что этот подход позволит показать новые, ранее  не изученные аспекты политики. Скептики сомневаются в самой новизне  анализа и не спешат заменить им существующие подходы.

     Более важен, однако, иной аспект дискуссии  — о способности институционализма  по-новому проанализировать отношения  между индивидами и институтами. В одном случае речь идет об использовании  традиционных методов политического  исследования, особенно исторического  и качественного анализа, для  нового прочтения институциональных  изменений и динамики. Институты  рассматриваются в более широкой  перспективе, включая факторы, например, культуры. В другом случае теоретики  рационального выбора пытаются включить институциональные ограничения  индивидуального поведения в  свой исходный метод, который основан  на предположении об экономической  рациональности.  

     Новизна «рациональной» версии нового институционализма  состоит в анализе эффектов и  влияний институтов, особенно в анализе  того, чьи интересы или предпочтения преобладают в публичной политике или общественных решениях, исследовании отношения между институциональными контекстами или структурами  принятия решения и априорным  рациональным поведением индивида.  

     Для «рационалистов» фундаментальная  модель человеческого поведения  в основе своей одна и та же, т.е. рациональная, и они объясняют  различающиеся политические и экономические  последствия влиянием на индивидов  политических институтов, специфичных  для данного общества. Иными словами, в одном случае поведение интерпретируется как результат традиции, формируемой  социализацией и обучением, в  другом — как следствие рационального  выбора. 

     Р. Патнэм, например, соединяет историческое наблюдение и эмпирические данные с анализом проблем коллективного действия рациональных индивидов и показывает значение институциональной среды, в которой действуют индивиды, для результатов коллективных действий.

     Граждане, партийные политики и бюрократы  рациональны в том смысле, что  они пытаются преследовать свои собственные  интересы. Но одновременно они не обязательно  хорошо информированы из-за ограниченных возможностей и доступного времени (особенно в случае граждан). У них  нет однозначной и устойчивой иерархии предпочтений, которая может  или должна использоваться для принятия решения относительно конкурирующих  политических выборов. Неоднозначность  предпочтений и решений политических акторов смещает фокус анализа  к политическим институтам, образующих контекст политических решений и  поведения. Поэтому хотя общая поведенческая  модель существует, реальный выбор  в одной стране отличен от выбора в другой, хотя бы из-за различия институтов.

     В конечном счете исследователи выбирают необходимый  им подход, исходя из своих интересов  к предмету и цели исследования. Поэтому исторический институционализм, или институционализм, связанный  с теорией рационального выбора равно значимы для политической науки.

 
 
 
 
 
 
 
 

II.  ИНСТИТУЦИОНАЛИЗМ РАЦИОНАЛЬНОГО ВЫБОРА

Возникновение и изменение институтов

 
 
 
 

     Выбор институтов — это не обычный выбор  стратегии действий актора в той или иной жизненной ситуации. Когда актор участвует в создании (или изменении) институтов, он просчитывает, как каждый альтернативный вариант институтов будет воздействовать на поведение акторов в дальнейшем. Иначе говоря,  «теория институтов»  должна «включать в себя» «институциональные теории».  Она в этом смысле является «многосоставной».  В рамках первого шага взаимодействующие акторы как бы «проигрывают» разные варианты своего институционального выбора, на основе ло-гики «институционального исследования», а те институты, в рамках которых они взаимодействуют, являются институтами «второго порядка».

     Таким образом, «рациональная» теория возникновения  и изменения институтов базируется на том, что взаимодействующие индивиды для того, чтобы сделать это  взаимодействие возможным, совершают  рациональный выбор: они  «создают»  институты, причем из различных вариантов  возможных институциональных стратегий  выбирают тот, который является для  них наиболее оптимальным. С помощью  «институтов второго порядка»  устанавливается равновесие (эквилибриум).

     Как отмечали П. Холл и Р. Тейлор, комментируя  эту позицию,  «акторы создают  институты, чтобы… получить выгоды от кооперации… Они сохраняются  до тех пор, пока дают акторам больше выгод, чем альтернативные институты». «Институты изменяются, потому что  акторы стремятся изменить их, ожидая, что это максимизирует их полезность», — продолжает другой комментатор  М. Джорджес.

     Следует отметить, что в рамках этого подхода  сложилось две версии.

     Первая  рассматривает институты  как «коллективную  пользу» — «эффективные» для всего общества установления.

     «Коллективная польза» как максимизация полезности через максимально возможное  снижение трансакционных издежек. Такая  позиция получила широкое применение в институциональной экономике (О. Уильямсон): при минимальных трансакционных издержках продуктивность использования  ресурсов (полезность) будет максимальной.

     Вторая  версия возникновения институтов —  так называемый дистибутивный подход. Согласно этой концепции, институты  возникают не как средство координации  и решения проблемы коллективного  действия, а как побочный продукт  борьбы за власть и распределение  ресурсов в обществ.

Специфика политических институтов

 
 
 

     Политические  исследователи, работающие в рамках институциональной методологии, как  правило, обходят вниманием этот вопрос. Авторы обобщающих и методологических работ, посвященных институциональному подходу в политологии, обычно ссылаются  на то, что существуют  «экономическое»  и «социологическое» направления  в понимании институтов, выявляют их потенциальные возможности и  пределы. Иными словами, политологи, по большому счету, ориентируются на уже готовые концепции институтов, созданные коллегами из смежных  дисциплин.

     Как известно, уже М. Вебер обратил  внимание на то, что термин «политика» используется как в «широком», так  и в «узком» смыслах: «Что мы понимаем под политикой? Это понятие имеет  чрезвычайно широкий смысл и  охватывает все виды деятельности по самостоятельному  руководству. Говорят  о валютной политике банков, о дисконтной политике Имперского банка, о 

     политике  профсоюза во время забастовки; можно говорить о школьной политике городской или сельской общины, о политике правления, руководящего корпорацией, наконец, даже о политике умной жены, которая стремится управлять своим мужем. Конечно, сейчас мы не берем столь широкое понятие за основу наших рассуждений. Мы намереваемся в данном случае говорить только о руководстве или оказании влияния на руководство  политическим союзом, то есть в наши дни — государством».

     Подобное  разграничение имеет место и  в современной политической науке. Так, известный американский ученый К. Шепсл в одной из своих самых популярных книг честно заявляет, что будет использовать категорию «политика» для описания любого группового (коллективного) действия. Эта позиция, сама по себе имеющая право на существование, представляется недостаточно плодотворной. Расширяя объем понятия, мы тем самым лишаем себя возможности выявить специфику собственно политического в узком смысле, отграничить его от более широкого понятия «социального».

     Необходимость такого разграничения убедительно аргументировала, в частности, Х. Арендт. В средние века понятия  «социальный»  и «политический», фактически, были отождествлены, она реконструирует первоначальный, греческий смысл политического: «Разумеется, Платон и Аристотель тоже знали что человек не может жить вне человеческого общества, но как раз это считалось ими не специфически человеческой особенностью, а наоборот чем-то общим в жизни человека и животных. Естественная, общественная совместная жизнь

человеческого рода принималась  за ограничение, наложенное надобностями его биологической жизнедеятельности, именно поскольку эти надобности для человеческого жизни явно те же, как и для других форм органической жизни… В согласии с греческой мыслью человеческую способность к политической организации надо не только отделять от природного общежития, в средоточии которого стоят домохозяйство и семья, но даже подчеркнуто противополагать ему».

     Правда, следует отметить, что, ограничивая  «политическое» коллективным действием, мы тем самым уже выделяем некую  особую разновидность «социального», так как не всякое социальное действие является по своей природе коллективным.

     Коллективное  действие, в строгом смысле этого  слова, предполагает производство коллективного блага, то есть такого, которое обладает двумя свойствами: неисключаемость (невозможно исключить кого-либо из процесса потребления этого блага) и неизбирательность в потреблении (этот признак как бы  «усиливает»  предыдущий: благо может потребляться только совместно). Собственно говоря, именно в процессе коллективного действия и возникает «сообщество» — группа индивидов, которые потребляют коллективное благо (тем самым возникает граница между «своими» и «чужими», групповая идентичность).  

     Определение политики как  «коллективного действия», таким образом, представляет собой первый шаг при выделении из социального области политики. И все же позиция Х. Арендт представляется более продуктивной, чем К. Шепсла: не всякое коллективное действие является политическим. Арендт справедливо отказывается относить семью и домохозяйства к сфере политического, несмотря на то, что функционирование этих групп (сообществ), очевидно, представляет собой коллективную (совместную) деятельность.

     При концептуализации понятия  «политический институт» мы предлагаем исходить из того, что политика представляет собой коллективные действие, по своему субъективному смыслу ориентированное на производство публичного блага.