Экологическое сознание

Экологическое сознание 

С.Д. Дерябо, Московский психолого-социальный институт 

Экологическое сознание в эпоху античности 

Античная культура, сформировавшаяся в Х–ХI вв. до н. э. и завершившая свое существование  в IV–V вв. н. э., явилась первым этапом в формировании современного типа общественного  экологического сознания. 

Античность представляет собой завершающий этап в развитии мифологии, бывшей ведущим типом  сознания практически до V в. до н. э., когда стало складываться присущее современному человеку научно-логическое мышление. В эпоху античности окончательно закрепилась подготовленная всем ходом развития общественного экологического сознания возникшая на последних этапах архаики психологическая противопоставленность, явившаяся, как уже говорилось, результатом возникновения представлений о богах как творцах природы и, соответственно, “равенства в отчужденности” между людьми и природой. Особенно показательно появление в греческой мифологии таких богов как Прометей, Гефест, которые создают для людей различные предметы культуры, добывают огонь, вводят металлы и т.д.: в них нашло свое осмысление подчинение людьми природы, ее освоение и “укрощение”. 

По сравнению с  архаической эпохой в экологическом  сознании произошло первое в процессе его эволюции фундаментальное не количественное, а именно качественное изменение: психологическая включенность человека в мир природы сменилась  психологической противопоставленностью. 

Таким образом, первая характерная черта античного  экологического сознания – психологическая  противопоставленность человека и природы. 

Дополнительным фактором, увеличивающим противопоставленность человека и мира природы, стало то, что в эпоху античности началось научное осмысление природы, причем не только для конкретных нужд практики, как это было, в основном, до этого. 

Природа стала объектом изучения, а гносеологическая парадигма  “подпитывает” объектность восприятия. И хотя она при этом не лишалась “души” (например, Аристотель даже звезды считал одушевленными), но душа у нее менее “качественная”, чем человеческая. Разделение Платоном “разумной” (человеческой) души и “чувственной” (животной) ярко демонстрирует противопоставленность человека и природы, его принципиальное превосходство над ней с точки зрения античного сознания. Характерно в этом плане высказывание римского историка Саллюстия: “Всем людям, стремящимся отличаться от остальных, следует всячески стараться не прожить жизнь безвестно, подобно скотине, которую природа создала склоненной к земле и покорной чреву. Вся наша сила ведь – в духе и теле; дух большей частью повелитель, тело – раб; первый у нас – общий с богами, второе – с животными”’. 

В эпоху античности произошло разделение того, что имеет  “душу”, и того, что является субъектом. Поэтому наличие у природных  объектов “души” вовсе не означало для античного человека, что они  являются субъектами, относятся к  сфере “человеческого”, равны в  своей самоценности человеку и уж тем более не означало, что они способны осуществлять специфически субъектные функции. Как считал Аристотель: “Ни дружбы, ни права не может быть по отношению к неодушевленным предметам. Невозможна дружба и с конем или быком или рабом в качестве раба... потому что раб – одушевленное орудие, а орудие – неодушевленный раб”. 

И тем не менее, вторая характерная черта античного экологического сознания заключается в том, что оно ближе к субъектному, чем к объектному восприятию природы. Это противоречие связано с противоречивостью, двойственностью самого античного сознания: с одной стороны, для античности свойственно уже научно-логическое мышление, приводящее к объектному восприятию природы, но с другой – миф, мифологическое мышление не исчезают полностью, а становятся как бы “подтекстом” научно-логического, особенно в период заката античности, обеспечивая действие механизмов атрибуции субъектности, присущих архаической эпохе. 

Поскольку античный мир – это мир космоса, гармонии, порядка, мир, пронизанный божественным началом, природа как часть этого  мира выступает в качестве образца, идеала гармонии, которой человек  должен учиться у нее, подражать  ей в своей повседневной жизни. Красота, совершенство природы становятся одной  из популярных тем античной литературы, искусства в целом. 

В связи с этим в эпоху античности существовало понимание ценности непрагматического  взаимодействия с миром природы: для античного человека природа  – это не только материальная, но еще и духовная ценность. 

Поэтому третья характерная  черта античного, экологического сознания заключается в том, что взаимодействию с миром природы свойствен  не только прагматический, но и непрагматический характер. 

Таким образом, античная эпоха, закрепив психологическую отчужденность  человека и мира природы, и, в определенном смысле, подготовив их абсолютную противопоставленность в последующие века, стала первым качественным этапом в формировании современного экологического сознания. 

Экологическое сознание в Средние века 

Начало следующего этапа в формировании современного экологического сознания связано с  появлением монотеистических религий, в частности, христианства. Для средневекового сознания, господствовавшего в Европе почти тысячу лет с V вплоть до XV вв., идеологическим стержнем которого было христианство, характерна жестко иерархизированная картина мира, вся поставленная под знак Бога. 

Система представлений  в христианстве строится на основе иерархии “Бог – человек – природа”. Как писал Аврелий Августин в трактате “О Граде Божием”: “В ряду того, что каким-то образом существует, но не есть Бог, его сотворивший, живое помещается выше неживого, способное рождать и испытывать желания – выше того, что не способно к этому. А среди живых существ чувствующие стоят выше нечувствующих, как, например, животные стоят выше растений. Среди же чувствующих разумные стоят выше неразумных, как люди – выше животных. А среди разумных бессмертные стоят выше смертных, как ангелы – выше людей. Все это помещается одно выше другого в силу порядка природы”. Иными словами, противопоставленность человека и мира природы определена и освящена волей Бога. 

Таким образом, для  средневекового экологического сознания характерна абсолютная психологическая  противопоставленность человека и природы. 

Продолжение процесса субъектогенеза приводит к тому, что в христианской культуре еще больше возрастает степень субъектности человека. В античной картине мира люди действуют не сами по себе, все свершается по воле богов, они участники человеческой драмы, на Земле вершится божья воля. Но и над самими богами властвует судьба, перед которой они бессильны (незавершенность субъектогенеза приводит к тому, что даже боги не являются до конца субъектами). 

В христианстве же Бог  поднимается на абсолютную высоту: все есть Бог, ничто не может быть вне Бога и не по воле Бога. А коль скоро человек богоподобен, то поднимается  в мировой иерархии и он: христианство провозгласило право личности на выбор – выбор своего поведения, своей позиции в противостоянии Бога и дьявола, причем выбор самостоятельный, добровольный и ответственный. В  результате христианская средневековая  культура открывает неведомую для  античности категорию совести. 

Но поставив человека на вершину пирамиды земного мира, христианство кардинально меняет характер восприятия природных объектов. Главное  отличие человека, созданного “по  образу и подобию” божьему, от всего  природного – наличие у него нематериальной божественной души. 

Если античность, сделав природу объектом научного изучения, оставляла всему природному “право”  на душу, то христианство их этого полностью  лишило. Вместе с ней природные  объекты лишаются и своей самоценности: они представляют интерес только в той мере, в какой могут служить человеку и быть полезными ему. Характерно, что в сцене изгнания бесов Христос вселяет их в свиней, которые гибнут в пропасти: ни жалости к этим животным, ни намеков на размышления о том, зачем всемогущему Христу для изгнания бесов понадобилась смерть ни в чем не повинных животных. Все эти вопросы немыслимы для христианского сознания, поскольку невозможно сопереживание тому, что воспринимается как объект. 

Таким образом, для  средневекового экологического сознания характерно абсолютно объектное восприятие природы.  

Закрепив абсолютно объектное восприятие природы, Средневековье явилось вторым качественным этапом в формировании современного экологического сознания. 

Христианство также  кардинально изменило и характер взаимодействия с миром природы, переведя его в плоскость прагматизма. Оно освободило человека от обязанности  боготворить природу, дало ему неограниченную свободу в обращении с ней, превращенной в “сырье”, лишенное какого бы то ни было священного смысла. Христианство утвердило представление  о санкционированном самим Богом  потребительском, прагматическом использовании  природы. Красноречив в этом отношении  текст Библии: “И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле” (Бытие, 1:26). 

Таким образом, для  средневекового экологического сознания характерен прагматический характер взаимодействия природой. 

Итак, христианство, сформировав представление о  жестко иерархической картине мира, поставленной под знак Бога, в которой  человеку отведено высшее из всего  земного положение, об отсутствии какой-либо самоценности природного, санкционированном Богом прагматическом использовании природы, завершило отчуждение от нее в религиозной форме. 

Экологическое сознание Нового времени 

Но впереди еще  ждало отчуждение от природы, освященное наукой. Важнейшую роль в этом сыграло картезианство, возникшее в XVII в. и ставшее одной из философских основ современной цивилизации. 

Его исходным пунктом  являлось представление о человеке-субъекте и мире-объекте, которым человек  манипулирует. В этом смысле картезианство  венчает собой развитие, коренящееся  в самой сущности человека и состоящее  в том, что человек во всех отношениях радикальным образом выделяется из мира. Оно логически завершило  берущую истоки в античности, но ставшую центральной именно для  христианства тенденцию приближения  человека к Богу и постановки его  на высшую ступень в земной иерархии. Человеческая личность, воспитанная  в течение полутора тысяч лет  на опыте абсолютной личности, захотела теперь сама стать абсолютом.  

 В культуре  классицизма, господствующей в  ХVII–ХVIII вв., одной из основ которой и являлось картезианское учение, природа отодвигается на периферию мира. Более того, в классицистическом сознании доминирует представление о том, что природа прекрасна лишь тогда, когда она “облагорожена” человеком-творцом, демиургом (вспомним так называемый “английский газон”). Если христианство лишило природные объекты души, то классицизм лишил ее права даже оставаться самой собой, в своем естественном состоянии. Таким образом, благодаря картезианству, в экологическом сознании Нового времени психологическая противопоставленность человека и природы достигла максимальной степени. Картезианство утверждало абсолютную ценность человеческого разума, субъективности в целом, а поскольку внечеловеческая природа ими не обладает (животные и растения по Декарту – машины, лишенные внутреннего мира), то, соответственно, ее ценность несоизмеримо ниже. А раз так, то препарирование животного ничем не отличается от разборки часов – гордиев узел этических сомнений о допустимости таких действий разрублен окончательно. 

В результате, в экологическом  сознании Нового времени объектность восприятия природы также достигла максимальной степени. 

Характерно, что конечную цель знания картезианство видело в  господстве человека над силами природы, в открытии и изобретении технических  средств, которые позволяли бы это  господство обрести – “человек – царь природы”. Природа не должна существовать и развиваться “просто  так”, она должна служить человеку. Если христианство разрешило прагматическое использование природы, как санкционированное  Богом, то картезианство призывало  к нему. 

Как следствие, в  экологическом сознании Нового времени  взаимодействие с природой носит  абсолютно прагматический характер. 

Абсолютизировав прагматический характер взаимодействия с природой, Новое время стало третьим  качественным этапом в формировании современного экологического сознания. 

Как это ни парадоксально  звучит, но картезианская наука просто впитала в себя по наследству религиозное  представление о богоизбранности человека, в ходе своего развития избавившись от идеи самого бога за ненадобностью. Последний шаг в формировании полной отчужденности от природы был сделан: она признана лишенным всякой самостоятельной ценности объектом манипуляций во имя научного знания и прогресса. Авторитет Библии оказался подкреплен авторитетом науки. При всем их антагонизме здесь они оказались едины. 

Следует отметить, что  тенденции развития экологического сознания в Новое время не являются прямолинейными, как может показаться на первый взгляд. Достаточно вспомнить  относящуюся к этому же периоду  культуру Ренессанса, которая “реабилитировала”  материю и материальное, а соответственно, и природу, поскольку в ней  “взгляд по вертикали” (на Бога) сменился “взглядом по горизонтали” (на земной мир); культуру сентиментализма, противопоставившего  природу и социум, с его абсолютно позитивной оценкой первого и негативной – второго; природу в культуре романтизма, в которой была радикально преодолены дихотомии “дух – материя”, “божественное – профанное” и т. д. 

И далеко не все мыслители  Нового времени стояли на тех же позициях, что и Декарт: например, Лейбниц приписывал душевную жизнь  всему сущему, у Шеллинга и Гегеля природа, будучи неодушевленной в своих  неорганических формах, понимается как  нечто, чьей целью является субъектность, даже если она и достигается лишь после долгого процесса развития и т. д.