Язык  дает рождающемуся субъекту возможность (впрочем – иллюзорную, если ограничить сферу личности только полем языка) инвестировать в Жизнь и замаскировать, забыть Смерть как отсутствие (точнее – как присутствие другого), нехватку, т.е. создать такую систему, где Жизнь покрывает и присутствие, и отсутствие. И именно язык – в виде бесконечного поля «игры означающих» – ровно ничем не намекает на присутствие реальной угрозы целостности личности, т.к.

      Стало быть, субъект – как социальное образование, – отождествляющий себя с языковым «Я» (местоимением), может реализоваться и пребывать в языке… вечно, причем в доминантной позиции производителя дискурса. Язык предлагает человеку возможность сохранения собственной личности, своего «Я» в поле самого языка (тонко сочетающего анонимность, исходную пустоту дейктического знака местоимения и абсолютную изначальность равно как и невозможность исчезновения, «не-алиби» говорящего в поле языка). Наша современность постоянно дает понять, что многие – осознанно или бессознательно – пытаются выбрать иные пути, иной, более критичный по отношению к ценностно-нормативному аспекту культуры способ существования. Будь то увлечение техно-музыкой, повальная страсть к «анонимной» массовой литературе или другим продуктам «индустрии развлечений», феномен спортивного фанатизма или интерес к маргинальным субкультурам и прочим подобным явлениям, они на наш взгляд свидетельствуют о следующем.

    Во-первых, о необходимости для человека периодически отвлекаться от культурных норм и ценностей, релятивизировать их в поле «карнавала», где начинают действовать архаические механизмы мышления, примитивный и в буквальном смысле «доступный ребенку» способ коммуникации, в котором обе составляющие оппозиции «присутствие/отсутствие» амбивалентны, т.е. одинаково реальны и важны.

    Во-вторых, о важности того факта (подробно рассмотренного философами франкфуртской школы  неомарксизма, равно как и многими  постструктуралистами), что любая  создаваемая властью идеология  в своем пределе направлена на овладение и подчинение человеческого тела, поскольку, как показывает печальный исторический опыт не только лишь ХХ века, человеческую душу подчинить сравнительно просто. В идеале – и это было актуально еще для XIX и начала XX века – основой и фундаментом человеческого бытия является Дух, стремление к совершенству как нравственному, душевному, так и физическому, телесному. Но действительность показывает, что последним оплотом человечности – по крайней мере, В Европе и США – осталось тело. Бессмысленно протестовать против такого отношения к телесности, которое включает человека в намеренно зауженный контекст Машины; его утверждала европейская рационалистическая философия еще со времен Декарта. Но анализ языка, изменение точки зрения на него в духе философии М. Хайдеггера (как один из вариантов) позволяет нам приблизиться к разгадке логики отношений между людьми и возможности изменить эти отношения в сторону любви и взаимопонимания.¹⁵

    Идеи  Бахтина о языке затрагиваются  в той или иной степени в большинстве монографий о нем, и в литературе встречается ряд статей, посвященных анализу его языковой концепции, но тем не менее, нам кажется, что диалогическому подходу к языку пока не уделяли того внимания, которого он заслуживает.

    Концепция М. Бахтина опровергают  теоретическую и методологическую обоснованность какого бы то ни было лингвистического подхода к языку. Согласно такой интерпретации, диалогическая философия языка, по сути дела, представляет собой не философию языка, а скорее философию речевого общения или коммуникации, что предполагает четкое различение понятий языка и использования языка. Антилингвицизм тесно связан, с одной стороны, с тенденцией интерпретировать философскую программу Бахтина как некоторую философию «беспорядка». Следовательно, взгляды Бахтина о языке считаются не чем иным, как конкретной манифестацией его «антисистемного мышления», исходящего из его враждебного отношения к любым формам теоретизма. С другой стороны, также обосновывается идея об имманентном наличии антисистемности в лингвофилософской концепции Бахтина: указывают на его собственно «лингвистические» размышления, которые по данному взгляду дают основания для антилингвистической интерпретации диалогического подхода к языку.¹⁶

    Бахтина интересует, прежде всего, функционирование языка в различных ситуационных, социальных и институциональных контекстах. Так, в «Проблеме речевых жанров» Бахтин настаивает на четком разведении высказывания как единицы речевого общения и предложения как единицы системы языка. По словам Бахтина, «за каждым текстом стоит система языка.

      Но одновременно каждый текст  (как высказывание) является чем-то  индивидуальным, единственным и  неповторимым». Таким образом,  каждое высказывание заключает  в себе два полюса. С одной  стороны, высказывание характеризуется своей пространственно-временной уникальностью и, следовательно, является индивидуальным и неповторимым. С другой стороны, высказывание предполагает язык, т.е. общепонятную знаковую систему, гарантирующую взаимопонимание интерактантов (участники  речевого общения). В работе  «Проблемы речевых жанров» Бахтин проводит известное различие между предложением как единицей языка и высказыванием как единицей речевого общения. Тем не менее, в записях к тексту «Проблема речевых жанров» Бахтин утверждает: «единица речи – высказывание». Кроме того, он констатирует, что «речь – реализация языка в конкретном высказывании» и «кроме форм языка в речи имеются и другие формы – формы высказывания». Нечеткость в употреблении данных терминов бросается в глаза не только в архивных материалах, но и в опубликованном варианте «Проблем речевых жанров», где Бахтин характеризует высказывание, как «настоящую единицу речевого общения», и в том, же абзаце утверждает, что «речь всегда отлита в форму высказывания». По словам Бахтина, различие между данными понятиями заключается в том, что «язык и речь можно отождествлять, поскольку в речи стерты диалогические рубежи высказываний. Но язык и речевое общение (как диалогический обмен высказываниями) никогда нельзя отождествлять». Согласно Бахтину, фундаментальная разница между языком и речевым общением сводится к тому, что система языка нейтральна по отношению к различным идеологическим позициям. Таким образом, для Бахтина система языка существует и представляет собой средство, которое может использоваться говорящими для передачи различных смысловых позиций.

    «Фундаментальное предположение философии поступка Бахтина заключается в том, что каждый человеческий поступок является, по сути дела, неповторимым, так как он неотделим от конкретной позиции поступающего субъекта. В силу этого, также высказывания, принадлежащие к категории человеческих актов, характеризуются своей уникальностью, несмотря на их имманентную укорененность в социальной и культурной практике данного общества: Высказывание никогда не является только отражением или выражением чего-то вне его уже существующего, данного и готового. Оно всегда создает нечто, до него никогда не бывшее, абсолютно новое и неповторимое». ¹⁷

    Подводя итоги сказанному, можно сказать, что Бахтину система языка представляется некоторой данностью, но, тем не менее, она не представляет собой раз и навсегда установленную систему лингвистических форм. В его концепции, в основе которой лежит предположение о двуедином характере языковых явлений, план системы языка и план актуальных высказываний, использующих его ресурсы, взаимодействуют и взаимоопределяются, и, таким образом, систему языка можно характеризовать как становящуюся совокупность конвенциональных смысловых ресурсов.¹⁸ 
 
 
 
 
 

    Заключение

    В заключении можно сказать, что только благодаря языку, возможно, само существование культуры и мышления, как основополагающего фактора ее формирования и функционирования. Язык является неотъемлемой частью культуры, основным инструментом ее усвоения, это действительность нашего духа. Язык выражает специфические черты национальной ментальности. Язык есть механизм, открывший перед человеком область сознания. С другой стороны, культура включена в язык, так как вся она смоделирована в тексте.

    Язык  любого этноса давно считается составной частью национальной культуры; это признается многими исследователями, но вместе с тем, именно эта проблема изучена пока совершенно недостаточно. Это объясняется тем, что лингвисты изучают язык для его возможно лучшего описания как объекта исследования, а также для различных приложений, например, для целей наиболее простого, но вместе с тем и традиционного начертания слов, для верного построения предложений, словосочетаний, отдельных слов и их частей, для обучения языку иностранцев и т.д. До некоторой степени язык как явление национальной культуры анализируется социолингвистикой, которая исследует, например, проблему двуязычия, выясняя предпочтение населения в использовании того или иного языка, или проблему особых вариантов языка, доходящих до жаргонов, при рассмотрении языка различных слоев общества. Еще ближе к выполнению задач культурологии подходит этнолингвистика, изучающая национальную специфику того или иного языка в его тесном взаимодействии с культурой. Тем не менее, и эта дисциплина не вполне выполняет задачи, которые ставит перед собой культурология.

    Так же язык это явление социальное. Им нельзя овладеть вне социального  взаимодействия, т. е. без общения  с другими людьми. Хотя процесс  социализации в значительной мере основан  на имитации жестов — кивков, манеры улыбаться и хмуриться, — язык служит основным средством передачи культуры. Другой его важной чертой является то, что на родном языке практически невозможно разучиться говорить, если его основной словарный запас, правила речи и структуры усвоены в возрасте восьми или десяти лет, хотя многие другие аспекты опыта человека могут быть полностью забыты.

    Тесно взаимодействуя друг с другом,  язык и культура имеют большую зону пересечения в силу того, что язык является одним из важнейших способов объективации культуры, выполняет в ней существеннейшую эстетическую функцию. Следует, однако, учесть, что равно как и культура имеет неязыковую сферу ее реализации, так и язык используется не только в культуре, но и гораздо шире - в системе общественной коммуникации в целом.

    Список использованной литературы:

1. Кравченко А.И. Культурология.- М.: Академический Проект, 2003. –C. 650
2. Звегинцев В.А. Язык и лингвистическая теория. М., 1973- C. 440
3. Маслова В.А. Лингвокультурология. – М.: Академия, 2001. – C. 320
4. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. – М., 1985. C.550
5. Кравченко А.И. Культурология: Словарь. - М.:Академ. проект, 2004. - С.200
6. Ерасов Б.С. Социальная культурология.- М.: Аспект-Пресс, 2003. –С. 460
7. Березин Ф.М. История лингвистических учений. – М., 1984. – С.340
8. Мамонтов С.П. Основы культурологии.- М.: Олимп; Инфра-М, 2005. – C.410
9. Лотман Ю.М. Избранные статьи в трех томах.- Т.I Статьи по семиотике и топологии культуры – Таллин, 1992 С 400
10. К. Дроздов., О роли языка в становлении культуры.: М. C. 10
11. Гоготишвили Л.А. Комментарии к тексту  Бахтин М. М. «Проблема речевых жанров» // Собр. соч., том 5. М. 1996. С.40