Автор работы: Пользователь скрыл имя, 07 Апреля 2011 в 08:23, монография
На общем фоне истории отчетливо видны так называемые «переходные эпохи», которые Т. Н. Грановский называл «печальными», полными «трагической красоты» (1). Большинство исследователей отмечают значение этих эпох в наличии и борьбе нисходящей и восходящей тенденций. Эта позиция в понимании «решающих исторических этапов» сформировалась еще на заре христианской цивилизации и была закреплена гуманистической культурой Италии XIV – XVIвв. Именно итальянские гуманисты с культурологической точки зрения увидели и обосновали качественное отличие двух культурных потоков. В рамках нововременной исторической и культурологической мысли, особенно марксистской, этот подход был обоснован и со стороны экономики, политики, социальной сферы.
Все же по мере завершения «ответа» на «вызов» культура отказывается от обожествления человека. Это хорошо видно на примере классического итальянского Ренессанса. Как указывал А. Ф. Лосев, «Эстетика Ренессанса обладала одним замечательным свойством… она знала и чувствовала всю ограниченность изолированного человеческого субъекта» (69). По выражению Б. Паскаля, «ни одна из религий, кроме христианской, не знает, что человек есть самое превосходное творение и в то же время самое ничтожное». «Взгляни же, Человек, как в одном лице совмещаешь Ты земное и небесное, и носишь земной и небесный образ в одном лице: и тогда Ты - из жесточайшей муки, и носишь в Себе адский образ, который зеленеет от Божьего гнева из источника вечности» (Якоб Беме).
В рамках «возрождений» расцветают различные сферы культуры, прежде всего, искусство как «резюме жизни» (И. Тэн) и литература. Если в средние века поэзия стояла на самой последней ступени на лестнице «наук» (Фома Аквинский, «Сумма теологии»: poetica est infima inter omnes doctrines), то в ходе “ренессансов” начинает формироваться новая мирская поэзия, где subiectum est homo, и в итоге по своим познавательным способностям она становится на один уровень со Словом Божьим (Ф. Петрарка, Д. Боккаччо). Появляется целое искусство слова (в Италии «новый сладостный стиль», в России – «плетение словес»), к концу средневековья начинает складываться и соответствующий комплекс наук («филология»).
Для реновационной культуры характерно глубокое философское противопоставление Жизни и Смерти. Все динамическое, меняющееся, способное «мыслить и страдать» принадлежит жизни, все неподвижное, застывшее – Смерти. В истории европейских «ренессансов» медленно вызревает как антитеза платоновско-христианскому креационизму аристотелевское представление о «лестнице природы» (scola naturac), где каждый организм имеет некое «активное начало», позволяющее создавать другое существо. Обязательно поднимается тема Судьбы. При решении этих проблем «гуманисты» опираются на свой собственный опыт.
Меняется представление о знании. Прежняя форма знания как совокупность фактов и методов, которые необходимо знать и применять для постижения Истины («философия – служанка богословия»), перестает удовлетворять общество и начинается процесс становления новой формы науки. За основу берется «знание древних». Так, если для раннесредневековых книжников Библия есть «книга книг», содержащая ответы на все возможные вопросы, то уже в рамках схоластики наметился существенный поворот к античному знанию. Известное положение Р. Бэкона «sine experimentia nihil sufficienter sciri potest» («без опыта ничего нельзя знать достаточным образом») есть всего лишь возвращение к аристотелевскому пониманию эмпирии как метода научного познания (70). Практически это же положение использует в педагогических целях Ф. Петрарка, создавая свой комплекс «наук о человеке». Коперник опирается на космизм древних. Для него истиной еще является здравый смысл. «Опыт» как наблюдение будет понимать Леонардо да Винчи и только Ф. Бэкон сделает окончательный шаг к пониманию опыта как эксперимента.
Борются между собой в соответствующие периоды и представления о времени – платоновское о его движении «сверху вниз» из вечности и аристотелевское о реальности «настоящего» и движении времени «снизу вверх».
Соответственно
начинает пересматриваться соотношение
науки и религии, философии и
богословия. Религия в средневековой
Европы – культурообразующий фактор,
но в периоды «возрождений»
Но слово «наука» постепенно меняет свое значение. Из достаточной и обязательной суммы фактов, методов и иллюстраций к Истине она превращается в процесс познания. Технологические изменения происходят медленно. Обязательным признаком реновационной культуры поэтому является наличие скептицизма, причем не только по отношению к религии, но и к прежней форме науки. В Европе это в рамках Каролингского Возрождения интерес к языческой античной и кельтской культурам, мусульманской культуре, а в «Высоком» Возрождении – линия Ф. Вийона – Н. Кузанского – М. Монтеня – В. Шекспира. Верующий не имеет вопросов, поэтому средневековье не любопытно. Вспомним слова Тертуллиана о том, что после Христа не нужно никакое любопытство. Истина найдена и встает уже иная задача – ее понять и жить в соответствии с ней. Но для неверующего нет ответов, ибо научный подход неисчерпаем, познание бесконечно и внешне абсолютно бесперспективно. Это порождает чувство пессимизма и на этой основе часто появляется эгоцентризм, перерастающий в эгоизм, гедонизм и цинизм.
Меняется отношение к истине. Сакраментальным становится вопрос «Что есть истина?». Поиски сначала приводят к агностицизму. Ф. Вийон в XV веке озадачен: Сколько истин – потерял им счет! Но для Рабле уже каждый человек прав по-своему.
Меняется и отношение к истории. Движущей силой ее является уже не только, а иногда и не столько Евангелие (Истина), не традиция, а человеческий опыт и интеллект. Можно определить линию: Эриугена - Беренгарий Турский –П. Абеляр – Р. Бэкон. В рамках европейских реновационных культур практически делается акцент на Протагоре и тех античных мыслителях, которые большее внимание уделяли дихотомии Человек – Мир. Именно эта дихотомия преобладает на стыках культур, а дихотомия Человек – Бог (сверхъестественное как надъестественное) формализует состоявшуюся культуру, создает иерархию как структуру, закрытую систему. В европейской культуре эпохи «шести веков» (9-14вв.) в целом происходит медленная смена одного направления греко – средиземноморской философии другим. Представление о двух природах («первой», творящей /natura naturans/ и «второй», сотворенной /natura naturata/), т. е. о Боге-творце и сотворенном мире, сохраняется, но неуклонно усложняется роль человека. В итоге, Марсилио Фичино в XV веке прямо скажет, что, если бы у человека были инструмент и материал, он и сам бы сотворил мир. Сам мир в такие периоды начинает одушествляться и на помощь приходят античные пантеизм и гилозоизм. В итоге уже в XVIIIв. Ж. Б. Робине в своем сочинении «О природе» заявит, что материя является не только органической, но и животной.
Отсюда феноменальной особенностью «ренессанса» является «возрождение» античности при «живой» античности. Это поражает воображение, ибо на глазах происходит пересмотр отношения к древней культуре: Юристы забыли Юстиниана, медики – Эскулапа.
Это происходит при жизни отдельного человека. В отношении «последних римлян» (Боэций, Кассиодор) существует формула: сняли тогу и облеклись в рясу. Ф. Петрарка оставил два списка любимых античных произведений, как бы в начале жизни и в конце. В них одни и те же авторы, но разные произведения.
Постепенно происходит ассимиляция «древней» культуры и создается «правильное» представление о ней. М. Л. Гаспаров в свое время отмечал существенное противоречие Каролингского Возрождения. Его формальным идеалом была античная поэзия, а содержательным - христианство. «Вежественные» мужи мечтали о царстве божьем на земле, объединенном христовой верой и латинским языком, во главе с вселенским императором, избранником Божьим. Возрождение римской культуры как своеобразного фундамента державного и религиозного единства империи Карла, как Града Божьего на франкской земле было общим идеалом современников Карла Великого. Однако в условиях глубочайшего культурного упадка возрождать приходилось элементарную грамотность - язык, стиль, стих, основы семи свободных наук. По этой причине одинаково полезны и необходимы были и Библия, и Вергилий. Античные поэты должны были дать новой культуре блеск формы, христианство должно было дать ей истинность содержания, сочетание того и другого было признаком, отличающим истинно культурного, "вежественного" мужа от презираемого им носителя "грубости", причем под "грубостью" одинаково понималась и простодушная неграмотность германских мужиков и изысканная "безнравственность" Вергилия и Овидия. Характерно замечание Алкуина из его трактата «О добродетелях» (“De virtutibus”): «Карл Великий. Но тогда какая разница между философами и христианами? Алкуин. Только вера и крещение».
Очень скоро эта ступень была пройдена и стало ощущаться противоречие между библейским и вергилианским идеалами. Нужно было научиться лишь понимать Вергилия, а им стали наслаждаться. Как писал один из биографов Алкуина, « в юности читал этот муж Господень книги древних философов лживые россказни Вергилия, но после не хотел их ни сам читать, ни позволять ученикам своим, говоря: «Достаточно с вас божественных поэтов, нет вам нужды и пятнать себя сладострастным краснобайством Вергилиевой речи!» (72).
Начинается борьба с «ненужной» и «неправильной» античностью. Известно, что одна из глав постановлений Собора в Майнце (847г.) против заговоров, была написана крупнейшим представителем Каролингского Возрождения Храбаном Мавром. Алкуин писал, что восставшие крестьяне заслуживают наказания плетьми. Вспомним, что в XVIв. М. Лютер будет призывать уничтожать восставших крестьян. Аристотель «в тонзуре» борется с «запрещенным» Аристотелем.
Специфической является и реновационная педагогика. Акцент в ней делается на человеке, на осмыслении его роли и места, на индивидуализме, доходящем в конце концов до «титанизма». Культура пытается «найти» человека: в Ветхом Завете его ищет Бог, в Новом – Сын Божий, в «ренессансах» о нем рассуждают по-диогеновски. Для нее характерен рационализм, интерес к окружающему миру, языку. Существенно больший интерес проявляется к риторике. Учатся ей прежде всего у «древних». В рамках «остготского Возрождения» даже сложилась поговорка «Тот не читает, кто не читает Цицерона» (non legit, qui non legit Ciceronem). Магн Феликс Эннодий (473 – 521) в своем педагогическом руководстве «Paraenesis didascalia» ценит риторику выше всех наук:
Qui nostris servit studiis, mox imperat orbi;
Nil dubium metuens ars mihi regna dedit.
(Ее
изучение в самом скором
Медитация сменяется мышлением (Л. М. Баткин). Ф. Петрарка введет риторику в свой комплекс «наук о человеке». Средневековые «ренессансы» - золотой век латыни, которая стала (как никакой другой язык!) языком международного общения, единой культуры, единой педагогики, стала мостом между европейской христианской цивилизацией и мусульманской культурой, которая тоже активно обращается к античному наследию. Периодически проводится реформа языка, за счет чего лишние буйные «побеги» языка отсекаются, что и способствует интернационализации латыни.
Изменяется педагогический идеал. Происходит перестройка практики учебных заведений, большее значение придается самообразованию, развитию интеллектуальных способностей, эстетическому воспитанию и физическому развитию человека. Идут поиски оптимального педагогического механизма. Складывается идея многообразия форм воспитания, преимущественно светских. Происходит постепенный отказ от знаниецентристской образовательной парадигмы. Если раньше учитель и ученик находились в ситуации субъект – объект, то теперь они оба становятся субъектами. Парадигма фактически становится связана с культурой как центром размышлений и действий. Интерес к педагогике, к личности ученика, ребенка обусловлен еще и тем, что воспитание начинает рассматриваться как форма и инструмент создания нового человека как будущего творца нового общества. Моисеям не может быть места в Земле обетованной и надо выпестовать Иисуса Навина. Карл Великий – это уже не Иисус Христос. «Детское время» рождающейся цивилизации – это время не только и не столько «отсутствия грехов», приспособления человека, сколько время его стремительного развития. Именно в это время формируется особый тип человека, которого Ф. Бродель назвал “упрямым и цепким”. Как указывал Н. Элиас, в переходные эпохи повышается уровень самоконтроля человека, индивидуализируются правила поведения, человек дистанцируется от других людей (73). Усиливается строгость нравов, стремление к нравственной чистоте быта.
Меняется отношение к книге. С одной стороны, происходит ее десакрализация, но, с другой, она вновь возводится на пьедестал уже как «источник знания» (социально и научного, прежде всего). Ее анализируют, но ею и наслаждаются, ибо эмоциональное чтение, вкусовое, - наиболее убедительное. В «ренессансные» периоды наблюдается широкое распространение производства книг. В рамках «Возрождения 5-7вв.» благодаря деятельности Флавия Кассиодора и Бенедикта Нурсийского складывается практика переписывания книг, появляются скриптории. Буквально на поток поставлены обмен и переписывание книг при Каролингах. В эпоху «Высокого» Возрождения появляется книгопечатание.
В итоге, действительно, можно говорить об особом «духе времени» (Zeitgeist, термин использовался Х. Мейнерсом, Д. Тидеманом, Г. В. Ф. Гегелем), который формирует «модель культуры» или даже «тип цивилизации» (П. Сорокин, А. Тойнби), иначе говоря, «Ренессанс» – это одновременно и эпоха, и тип культуры, и культурное движение (74). Сами «гуманисты» в любую эпоху воспринимают себя как находящихся «на стыке двух веков» («in confinio duorum saeculorum»).
«Высокое»
Возрождение XIV – XVIвв., таким образом,
является как бы заключительным аккордом
“второй”, “теневой” цепочки культурной
истории. Многие исследователи (Г. Х. Хаскинс,
Г. Уолш, Ч. Х. Мак-Аилуэйн) ранним “ренессансам”
даже отдают предпочтение, считая, что
эпоха классического Возрождения вообще
не сказала ничего нового, а прежние “ренессансы”
более фундаментальны (75). Эти “ренессансы”
столь же важны для дальнейшей истории
цивилизации, как и “формационные” периоды,
хотя это до сих пор не всеми признается.
Как писал Э. Жильсон об деятеле Каролингского
Возрождения Алкуине, “из миллиона европейцев,
которые живут и умирают, ни разу не подумав
о нем, нет ни одного, в ком не жила бы его
мысль, но среди редких посетителей того
уединения, гдебодрствует его скромная
тень, найдется совсем немного таких, кто
расстанется с нею без чувства дружеской
признательности” (76). Но, как сказал
в свое время немецкий историк Леопольд
фон Ранке, «каждая эпоха находится в непосредственной
связи с Богом». Принципиальное отличие
«Высокого» Возрождения в том, что оно
не только активно развило необходимые
античные идеи, но и создало «науку об
античности» (77), т. е. фактически
сформировало и заложило в современное
сознание «правильное» понимание об античной
культуре.
Примечания:
Информация о работе Возрождение как особенность европейского развития