Возрождение как особенность европейского развития

«Возрождение»

как особенность развития европейской культуры 

Люблю обычные слова,

Как неизведанные страны:

Они понятны лишь сперва,

Потом значенья их туманны;

Их  протирают, как стекло,

И в этом наше ремесло.

          (Д. Самойлов) 

Cogito, ergo historicus sum! 

Возрождение: не так уж часто  мы можем присутствовать при появлении  на свет одной из таких исторических концепций, без которых  люди обходились веками и которые затем  вдруг доказывают свою необходимость, начинают жить и делаются столь привычными, что, даже критикуя их, люди более не могут без них обойтись, отказаться от них, писать историю так, как будто этих концепций не существует.

                  (Люсьен Февр) 

   На  общем фоне истории отчетливо  видны так называемые «переходные эпохи», которые Т. Н. Грановский называл «печальными», полными «трагической красоты» (1). Большинство исследователей отмечают значение этих эпох в наличии и борьбе нисходящей и восходящей тенденций. Эта позиция в понимании «решающих исторических этапов» сформировалась еще на заре христианской цивилизации и была закреплена гуманистической культурой Италии XIV – XVIвв. Именно итальянские гуманисты с культурологической точки зрения увидели и обосновали качественное отличие двух культурных потоков. В рамках нововременной исторической и культурологической мысли, особенно марксистской, этот подход был обоснован и со стороны экономики, политики, социальной сферы.

   “Минуты роковые” самое яркое отражение  нашли в концепции “итальянского” и “европейского” Возрождения, сформировавшейся в европейской и отечественной литературе 19-20вв. Вплоть до послевоенного времени термин “Возрождение” применялся почти исключительно лишь к эпохе XIV – XVIвв. В истории Европы. Поистине чеканной стала формула “Возрождения”: “обращение к античному культурному наследию, как бы “возрождение его” (БСЭ). Таким образом, Возрождение выглядит как форма культурного процесса, обращение к культуре “позавчерашней”, через голову культуры “вчерашней”, с целью формирования культуры “сегодняшней” и особенно “завтрашней”.

   По  форме это действительно так, но уже у итальянских гуманистов было более сложное понимание  этого выражения. Термин непосредственно  связан с понятием “renovatio”, происходящим от латинского «re-novo, avi, atum, are» (возобновлять, восстанавливать, воскрешать). Отсюда итал. Rinascita, Rinascimento и фр. Renaissance. Renovatio в применении к человеку в отдельности или обществу в целом означало возвращение в состояние «до грехопадения», в Эдем. В этом значении понятие использовалось и в политике (Renovatio imperii Карла Великого, Оттона Великого). В 13-14вв. перед итальянским обществом стояла задача выхода из глубокого и всестороннего кризиса и обновления, и это обновление понималось широко. Если церковь ратовала лишь за очищение религии без обновления культуры, то гуманисты выступали именно за обновление культуры. По мнению гуманистов, именно культуры должна была вернуться в свое первобытное состояние: «грехопадение» же состоялось вследствие прихода варваров, которые уничтожили великую античную культуру (на Руси такими «варварами» стали считаться монголы). Более того, под «возрождением» они понимали не только обновление культуры, наук, искусств и т. п., но и изменение самой сути человеческой природы.

   Термин  начинает фигурировать у немецкого художника Альбрехта Дюрера (die itzige Wiedererwachung), деятеля немецкой Реформации, ближайшего сподвижника Мартина Лютера и крупнейшего гуманиста Филиппа Меланхтона (renascentia studia) и великого Никколо Маккиавелли (Roma rinata). Они используют это выражение, правда, редко и в довольно узком смысле: Ф.Меланхтон в своей виттенбергской речи 1518г. подразумевает изучение греческого языка и античной литературы, а Н. Маккиавелли заговорил об этом в связи с переворотом Кола ди Риенцо. Но Джорджо Вазари в своих «Жизнеописаниях наиболее известных художников, скульпторов и архитекторов» обосновывает этот термин, вводит его в оборот, как бы подводя итоги культурному развитию Италии в предшествующие века и констатируя, что “возрождение, преображение” состоялось.  В научный оборот понятие «Возрождение» ввел французский историк Ж. Мишле в своих лекциях  1842г. в Коллеж де Франс (2). Для него это было восстание человека против «колеса Фортуны».

   В 19 веке параллельно «открытию» Возрождения  в Италии (Буркхардт, Фойгт, Корелин) замечены были и другие европейские «ренессансы», парадоксально имевшие место в рамках средневековой культуры. Французские и немецкие исследователи первыми охотно стали использовать термин «Возрождение», учитывая то, что налицо был определенный подъем культуры после ее упадка. Эта точка зрения прочно вошла и в отечественную историографию (3).

   В 19в. Европа сделала решительную попытку  окончательно завоевать Азию, ответом  на что стала целая серия так  называемых «революций» (восстание  сипаев, «опиумные войны», движения тайпинов, бабидов, «реставрация Мэйдзи» в Японии и т. д.). Особенно болезненно переживала колониальную атаку китайская цивилизация. Как жертва агрессии не только экономической, но и культурной, она пытается, естественно, мыслить двояко. С одной стороны, еще больший акцент делался на идеях «избранности» (идеи «Срединного государства» и «Поднебесной империи»). С другой стороны, понимая незаурядность евро-американской цивилизации, ее безусловное лидирование в мировом культурном процессе, китайские государственные и культурные деятели стали искать европейские феномены и в своей истории. Так, Возрождение видели в реформах Юань Шикая, событиях боксерского восстания, движении 4 мая 1919г., гоминьдановских преобразованиях, маоистском курсе и т. д. Термин «Возрождение» стал интернационализироваться. Впервые употребил термин «Ренессанс» для обозначения полосы культурного подъема в странах мусульманского Востока известные ориенталисты Э. Браун и А. Мец. Именно это сыграло роль главной предпосылки для возникновения в будущем теории «мирового Ренессанса».

   Двадцатый век был богат на различные  исследования  «торговцев парадоксами» (Б. Кроче). Между тем, их, как бы парадоксально  они ни выглядели (решающая роль в  Ренессансе августинизма, рецепция ветхозаветных концепций как Возрождение, вечный и неуловимый «дух обновления» и др.), все же можно считать теми факторами, которые постепенно способствовали универсализации и интернационализации идеи Ренессанса.

   В западной науке Возрождение в  итоге чаще всего понималось как любой культурный расцвет, примером чему, скажем, книга австрийского исследователя Адама Меца «Мусульманский Ренессанс» (1922), а гуманизм понимали как достаточно узкое движение гуманитариев, увлекавшихся античностью и риторикой (4). Правда, еще в XIX веке традиционная концепция (Ренессанс как «открытие мира и человека»), сформированная на базе исследований Ж. Мишле (La découverte du monde, la découverte de l’homme), Г. Фойгта, Я. Буркхардта, Дж. Саймонса, Л. Гейгера, Ф. Монье, А. Н. Веселовского, М. С. Корелина, А. К. Дживелегова и др., критиковалась Эм. Жебаром, Г. Тоде и К. Нейманном. К. Нейманн упоминает каролингский и оттоновский ренессансы, но считает их поверхностными и предпочтение отдает «Ренессансу XIIв.» (5).

   В отечественной литературе развитие культуры понималось как более сложный процесс. Это не случайно, ибо именно советская историография обязана была «согласовать пути развития отдельных народов с формационной теорией Маркса» (6).  В 1907г. русский историк И. М. Гревс в предисловии к русскому переводу книги Г. Эйкена «История и система средневекового миросозерцания» (СПб., 1907) заявил, что «единого средневекового миросозерцания никогда не существовало» и в нем «параллельно развивались различные типы мышления, приводившие к неодинаковым общим построениям» (с. XXV - XXVI). Известный китаист академик Вас. Мих. Алексеев (1881 – 1951) в своих работах (7) использовал термин “возрождение” (“потом возрождение с Лу Цзи”). Он же увидел мощное философское начало в творчестве Сыкун Ту (837-908). Здесь проявилось принципиальное универсалистское понимание истории культуры: “Для истории китайской литературы, как и для всякой другой, сравнительные этюды являются существенно важными, поскольку они ведут непосредственно к созданию частей истории литературы мировой. У синологов этюды этого рода редки и вряд ли сделаны lege artis». Сравнительный метод давал неплохие результаты. Сравнивая французские и китайские поэтики XVI – XVIIвв., В. М. Алексеев делает однозначный вывод о том, что “среди поэтик Европы есть место и поэтикам Китая”.  Утверждая, что различные литературы и культуры не только можно, но и нужно сравнивать, В. М. Алексеев стал фактически первым известным исследователем, попытавшимся преодолеть европоцентризм в изучении культуры и приступить к созданию истории всемирной литературы на качественно новом уровне. Он действительно стал своеобразной предтечей Н. И. Конрада (8).

   Уйти  от “одностороннего экспозе”  в  изучении конкретных культур и провести компаративистские исследования пытались и многие другие исследователи (В. М. Жирмунский, Е. П. Челышев, И. С. Брагинский, Д. С. Лихачев, Т.П. Нуцубидзе, В. К. Чалоян, В. С. Налбандян, А. А. Гарджиев, Х. Г. Короглы, М. Ю. Гулизаде и др.) (9). Ренессанс стал, как писал Л. М. Баткин, “рассеиваться во времени”, ибо, как справедливо указывал О. Л. Вайнштейн, идея мирового Ренессанса несовместима “с пониманием Ренессанса как хронологически и географически определенного переворота, обусловленного определенными социально-экономическими процессами”(10).   Марксистскую же характеристику итальянского Возрождения как модель для возможного сравнения культур дал в 1934г. М. А. Гуковский (11).

   Тем не менее существенно стимулировал сравнительное изучение “ренессансных” процессов в различных регионах Запада и Востока именно акад. Н. И. Конрад, выдвинувший в 1950-е гг. идею создания всемирной, универсальной и цельной истории литературы. В своих работах того времени (“Три поэта”, “Восемь стансов об осени” Ду Фу”, “Об эпохе Возрождения”, “Средние века в исторической науке” и др.), он поставил вопрос об универсальном характере культурных процессов, о “движении” в литературе, “о содержании этого движения, …о толчках, создающих само движение, направляющих его и стимулирующих – откуда, когда и как они, эти толчки, шли”.

   По  мнению Н. И. Конрада, ренессансные процессы (“ренессансные явления”) шли не только на Западе, но и на Востоке, прежде всего в Китае, уровень развития которого не уступал западному. Термин танского философа Хань Юя “фугу” ему казался даже более предпочтительным, чем западные варианты (Возрождение, Ренессанс). Китайские гуманисты возрождали именно классическую, конфуцианскую “древнюю литературу” (гувэнь), а модель Ренессанса, с точки зрения Н. И. Конрада, нельзя представить без наличия классической древней культуры и средневековья. Даже на Западе, считал он, нет такой чистоты модели. В духе своего времени Н. И. Конрад считал, что если везде есть формации, то и везде есть культура перехода от одной формации к другой, в данном случае, от феодализма к капитализму, т. е. раннебуржуазная культура Возрождения.

   Работы  Н. И. Конрада вызвали небывалый  интерес не только в научном мире. Как отмечал С. М. Стам, впервые  после эпохи Рисорджименто, когда  итальянский народ смог наконец-то создать свое собственное государство (1870г.), проблема Возрождения вновь привлекла внимание самых широких кругов общественности (12). Мода на “немодность” Возрождения тала стремительно исчезать (13). В 50-х гг. XXв.  прошла дискуссия о буржуазном характере Возрождения, в конце 80- нач. 90-х говорили уже и о национальных особенностях отдельных «Ренессансов». Любое исследование, посвященное проблеме Возрождения, обречено было быть дискуссионным (14). Кроме всего прочего, Н. И. Конрад поставил целый ряд важнейших общетеоретических проблем – о формах и уровнях Возрождения в отдельных странах, об общем и особенном в феномене Возрождения, о месте каждого из Возрождений в мировом историческом и культурном процессе (15).

   Повлияло  и то, что никакая другая историческая эпоха в истории Европы не оставила такого глубокого следа в ее культуре, как Возрождение. Не случайно, в XIX - XX столетии горячо спорили о том, с чего именно начинается «правильная» нововременная культура – с Возрождения или Реформации. Ранке, Готхейнс, Бурдах и ряд протестантских ученых, подчеркивая неразрывную связь Реформации и Возрождения, заявляли, что новая история Европы начинается Реформацией. Трельч, Э. Гарен стояли на прямо противоположных позициях. Наиболее ярко противоположную точку зрения выразил Б. Кроче, ставивший Возрождение выше Реформации по культуре языка, мышления, искусства.   

   Концепция Восточного или Китайского Ренессанса подверглась на редкость сокрушительной критике, прежде всего потому, что  сложно было найти “элементы капитализма” в Китае 7-8вв. Она фактически наносила ощутимый удар по европоцентризму, показывая западный Ренессанс поздним, слабым, вторичным. Значительно повлияло на неприятие этой концепции марксистское понимание Возрождения как глубочайшего революционного сдвига в сознании человечества (16).  Как особо подчеркивал Ф. Энгельс, ни Ренессанс, ни Реформация не исчерпывают всего содержания той исторической эпохи, которая их породила, хотя он и назвал ее “эпохой Возрождения” (17).  Главным в этой эпохе является переход от феодализма к капитализму. Это было своеобразное расщирение позиции Ж. Мишле и Я. Буркхардта, рассматривавших Возрождение как синоним исторической эпохи в целом. В послемарксовом марксизме возобладало представление о конкретной обусловленности и территориально-временной ограниченности такого явления европейской истории, которое получило наименование Ренессанса (18). Работы исследователей и дискуссии 60-70-х гг. XX в. лишь подтвердили это (19). Именно поэтому энгельсовское понимание Возрождения мало что объясняло в отношении Каролингского Возрождения, Оттоновского Возрождения, “Возрождения 5-7вв.”, “городского ренессанса 12в.” в Европе, да и история византийских ренессансов (“юстиниановский”, “палеологовский”), “провансальского предвозрождения 11-13вв.”, южнославянского, восточнославянского, закавказских, иранского, индийского и др. далеко не во всем сооответствовала итальянской модели. Об “ущербности” же немецкого, французского и английского ренессансов вообще уже устали говорить. Об аномальности “европейского Возрождения на пороге нового времени” было прямо заявлено в 70-х гг.(20) В конце концов даже сформировалось пессимистическое представление о том, что “принципиально новые идеи… навряд ли появятся” (21). Отсюда и непонимание вообще того, что такое Возрождение (формула Ипполита Тэна “Мы не способны полностью оценить гений Возрождения”). Вспоминали слова Новалиса о том, что “теории – это сети: ловит только тот, кто их забрасывает”. Л. М. Баткин даже назвал проблему Возрождения “одной из самых драматических проблем исторического сознания XXв.».