Рыцарский кодекс чести и его влияние на средневековую культуру

  В эпоху  классического средневековья ситуация меняется. Именно в рыцарской среде  формируется культ Прекрасной Дамы, составляющий самую сердцевину так  называемой куртуазной любви, под которой  понимается новая форма отношений  между мужчиной и женщиной. Современниками тогдашней эпохи куртуазная любовь называлась «fine amour», то есть утонченной любовью. Историки литературы реконструировали модель этой своеобразной культурной игры по сохранившимся поэтическим текстам того времени. Известный французский историк, Жорж Дюби, соотнес данную литературную реконструкцию с историческим контекстом, и вырисовалась следующая модель. В центре ее знатная замужняя дама, либо жена сеньора, либо того рыцаря, чей иерархический статус значимее, чем статус «влюбленного». Ради нее влюбленный готов на многое. Во имя своей госпожи он совершает всевозможные подвиги, наградой за которые служит подаренный платок, ласковый взгляд, тому подобный знак внимания дамы к доблестному ухажеру, но никак не соитие – венец плотской любви, долгое время исчерпывавшей содержание любви как таковой.

  Дама может  принять или отклонить ухаживания того, кто принес себя в дар. Приняв их, она, тем не менее, не может свободно распоряжаться своими чувствами. Тело ее принадлежит мужу, нарушение правил супружества чревато суровым  наказанием. Равно как и удел влюбленного  рыцаря – подвиги и мечты о  наивысшем блаженстве. Истинная природа  куртуазной любви, таким образом, реализуется  в сфере воображаемого и в  области игры.

  Куртуазная  любовь носила социально-знаковый характер, символизировала престиж мужчины  в рыцарском сообществе. Впоследствии неписаный кодекс чести закрепит в качестве обязательного условия  – рыцарь не рыцарь, если он не имеет  дамы сердца. К XII веку во Франции сложился обычай майората, согласно которому наследственный надел, феод доставался одному, преимущественно старшему сыну. Остальные благородные члены семьи мужского пола обречены были остаться неженатыми. Конечно, они не были ущемленными в половой сфере. Простолюдинки, будь то служанки, девушки окрестных деревень или проститутки, были готовы одарить молодого благородного рыцаря своим вниманием. Но, само собой разумеется, успех у них не поднимал престиж рыцаря в глазах общества. Иное дело знатная дама. Достоин зависти и восхищения был тот, кто сумел добиться внимания дамы. Нелишне заметить, что ею нередко становилась жена дядюшки, брата или сеньора. Чаще всего именно эти женщины были для молодых юношей объектом мечтаний, поскольку их школой нередко был двор сеньора их отца или дяди по материнской линии.

  Рассмотренный с историко-психологической точки  зрения, сам процесс куртуазной любви  проливает свет на тот механизм окультуривания пространства любовных взаимоотношений, который был связан с культом  Прекрасной Дамы. Совершенно очевидно, что все участники данной культурной игры каждый на свой лад были заинтересованы в ней. Добиваясь внимания дамы, рыцарь имел шанс получить не только знаки  признания со стороны благородной, а возможно и красивой женщины, но и самоутвердиться в глазах общества. Даме ухаживания пусть небогатого, но молодого и благородного рыцаря приносили свои дивиденды. Удовлетворялось  ее женское самолюбие (не следует  забывать, что нередко муж был  старше ее, а сам брак заключался не по велению сердец, а для укрепления линьяжа), равно как и статусные  амбиции. Муж должен был ценить внимание к собственной супруге – столь  притягательная для других благородных  мужей особа принадлежала именно ему, этим повышалась его самооценка, равно как и оценка его окружающими.

  Поэтические тексты куртуазной лирики выявляют повторяющиеся  мотивы, прозрачно высвечивающие  основу желаний рыцаря – в своих  мечтах он видит себя и даму обнаженными. Однако, хотя редким смельчакам и удавалось  овладеть предметом своих мечтаний, что вызывало зависть и восхищение таких же как он молодых рыцарей, тем не менее, большая часть была вынуждена контролировать себя, учитывая разные «весовые категории» пусть благородного, но небогатого и невлиятельного рыцаря и его титулованного и состоятельного соперника в лице мужа дамы.

  Разо Гильема  де Кабестаня, полюбившего жену своего сеньора и поплатившегося за свою любовь сердцем в прямом и переносном смысле слова (муж в конечном счете  разрешил ситуацию по принципу «око за око», убил рыцаря, вырезал его сердце, отдал его повару и приготовленное из него кушанье приказал подать за обедом жене), показывает, как и многие другие тексты, чем могла обернуться неконтролируемая страсть. Поэтому  влечение дисциплинировалось, сублимировалось  и переводилось в регистр утонченных чувств. Удовольствие, которое получал  рыцарь от этой игры, заключалось не столько в сфере реализуемого, сколько в сфере воображаемого. Так рождалось явление платонической  или «высокой» любви к даме, придавшей женщине новую высокую  знаковую ценность. Поскольку ее глазами, ее сознанием производилась оценка мужчины, то не мог не повыситься и  ее ценностный статус в глазах мужского общества.

  Наконец, трансформировался  и духовный мир мужа дамы. Можно  лишь догадываться какими муками терзался муж в ходе этой игры. Однако тот  же мотив самоутверждения заставлял  если не всех, то многих, отличавшихся разумностью, контролировать свою ревнивую вспыльчивость. Ее проявление косвенным  образом могло запятнать репутацию  сеньора, явиться свидетельством того, что он допускает со стороны дамы возможность иного выбора в пользу соперника, который тем самым  оказывается в положении знаково  более сильной фигуры. «Работа  над собой» супруга не могла не сказаться на его отношении к  даме. Повышалась ее ценность в его  глазах, оцивилизовывалась обыденная  практика их взаимоотношений, опосредованно  влияя на восприятие других.

  В приводимом уже резо о Гильеме де Кабестане  резонанс любовного чувства героев был настолько велик, что король Арагонский, чьим вассалом был муж  дамы, пошел на него войной, отнял  у него все имущество, а самого Раймона заключил в тюрьму. Всем дамам и рыцарям Руссильона король повелел ежегодно собираться у общей  могилы Гильема и его возлюбленной и отмечать годовщину их смерти. В одной из версий знаменитого  романа «Тристан и Изольда», обманутый  король Марк отправляется в погоню за любовниками, осмелившимися нанести  ему столь большое оскорбление. Оказавшись у шалаша, в котором  нашли приют уставшие любовники, Марк видит, что «она рубашки не сняла, раздельны были их тела». Смятение, которое охватывает короля, свидетельствует  насколько изменилось, по крайней  мере в идеале, отношение к «свободной любви». Да, конечно, Марк раздумывает, помиловать или убить влюбленных. Однако тот факт, что муж убеждает себя словами автора в истинности высокого чувства («они в лесу живут  давно и знаю твердо я одно, когда  б обоих похоть жгла, Изольда б  голая легла. И меч из смертоносной стали между собой бы класть не стали», говорит сам за себя.).

  Хотя преувеличивать значение нового идеала безусловно не стоит. Родившаяся куртуазная стилистика отношений между мужчиной и женщиной была достаточно хрупкой, для той  эпохи она являлась скорее регулятивным идеалом, чаще расходившимся с жизнью, нежели воспроизводимым в ней. Источники  сплошь и рядом говорят о физическом насилии (не говоря уже о других формах), даже над знатными женщинами. В «Песне о Нибелунгах» в многочисленных текстах рыцарской среды женщины  вообще фигурируют на заднем плане, их облик и чувства не индивидуализированы. В лучшем случае, как, например, в  хронике Робера де Клари упоминаются  дамы знатного происхождения, указывается  их родственно-титульный статус.

  И, тем не менее, этот идеал, сформировавшись  к рубежу XI – XII веков в среде южно-французского рыцарства, со временем распространился в других европейских странах. При всем том, что в более поздние эпохи была развенчана и высмеяна его романтически избыточная природа, ему была суждена большая будущность в судьбах европейской культурной традиции.

  Его рождение во Франции и распространение  в Европе вполне закономерно. Лежавшая в основе куртуазной игры социально-психологическая  «интрига» могла возникнуть лишь в соответствующем историко-культурном контексте. Конечно же, и в обществах  средневекового Востока, и в Древней  Руси подданный мог возжелать  жену своего господина или правителя. Но властная дистанция между ними была достаточно большой, а стереотипы иерархического сознания крепкими, чтобы  мужчина, а тем более женщина  могли позволить себе те отношения, которые были естественными для  французской рыцарской среды.

  Специфика складывания феодальной элиты в  Западной Европе, прежде всего во Франции, с присущими ей эгалитарными установками сознания и поведения, сделали возможным «признание» женщины. Идеал Прекрасной Дамы при всей своей избыточности, осмеянный за чрезмерную романтизацию отношений полов уже в XIII веке в знаменитом «Романе о Розе», оказался значимым культурным ориентиром для европейского мира не только в средневековье, но и в Новое время и, как это не парадоксально, в эмансипированной современности.

8. Заключение

  Средневековая цивилизация Запада и рожденная  в ее лоне культура рыцарства –  явления, которые можно понять лишь в режиме «большого времени». Истоки этих феноменов в варварском мире, их культурный резонанс во многом определяет характер культурных ценностей современного европейца. Идеалы героизма, мужества, честности, верности долгу, «высокой»  любви, словом все-то, что составляет «сухой остаток» живой и многообразной  картины рыцарской культуры Западной Европы, имели ярко выраженную индивидуалистическую интонацию.

  Именно  специфика социокультурного ландшафта  рождения и бытования рыцарской  культуры в Европе придала ей своеобразное звучание и оформление в соответствующих  эпохе понятиях и ценностях. Подчеркнем, что в этом смысле чрезвычайно  значимыми оказались исторические условия генезиса рыцарства, элита  которого обладала относительно широкими материальными и властными ресурсами, чтобы «держать дистанцию» по отношению  к правителю. Значимыми оказались  и отношения внутри рыцарской  среды, позволившие сформироваться относительно автономной человеческой личности мелкого и небогатого рыцаря. В этом смысле образ д΄Артаньяна, культовый образ для европейца, является квинтэссенцией мироощущения свободной личности, для которой  понятия долга и чести опосредованы ее личным выбором.

  Именно  это своеобразие вкупе с теми смыслами, которые были переданы средневековому Западу античной и христианской культурными  традициями со свойственными им персонализмом  и гуманизмом, зададут рыцарской  среде особое интонирование темы человека. При этом важно подчеркнуть, что при всей своей избыточности, или, что одно и то же, романтизации, рыцарские идеалы и ценности во многом будут направлять духовные поиски европейцев последующих эпох. Как и культура варварской Европы, культура рыцарского мира внесет свой вклад в тот культурный багаж, который ляжет в основу европейского гуманизма, пронизанного ценностью и значимостью человеческого  «Я» во всех проявлениях его диалога  с окружающим миром.

Литература

• Николаева И.,  Карначук  Н. Культура рыцарской  среды
• Вейс Г. История цивилизации. Архитектура, вооружение, одежда и утварь. Т. 2. М., 1999.
• Бессмертный Ю.Л. Казус Бертрана де Борна, или «Хотят ли рыцари войны»? // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М, 1999, С.131-148.
• Даркевич В.П. Народная культура средневековья: светская праздничная жизнь в искусстве IX-XIV вв. М., 1988.
• Дюби Ж. Время соборов, Искусство и общество, 980-1420. М., 2002.
• Виоле-ле-Дюк Э. Жизнь и развлечения в средние века. СПб, 1997.
• Гуревич А.Я. Средневековая литература и ее современное восприятие. // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976.
• Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М, 1987.
• Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.
• Мелетинский Е.М. Средневековый роман. М, 1983.
• Михайлов А.Д. Легенда о Тристане и Изольде. М., 1986.
• Новоселов В.Р. Дуэльный кодекс: теория и практика дуэли во Франции XVI века. // Одиссей. Человек в истории. 2001, С. 216-234.
• Носов К. С. Рыцарские турниры. СПб, 2002.
• Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1987.
• Пастуро М. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола. М., 2001.
• Перну Р. Ричард Львиное Сердце. М., 2000.
• Руа Ж. Ж. История рыцарства. М., 2001
• Флори Ж. Идеология меча. Предыстория рыцарства. СПб, 1999.
• Хейзинга Й. Осень Средневековья. М., 1988.
• Ястребицкая А.Л. Праздники и торжества в средневековой Европе в свете современных исследований: темы, проблематика, подходы к изучению.//Культура и общество в средние века – раннее новое время. Методика и методология современных историко-антропологических и социокультурных исследований. М., 1998. С. 100 – 185.