Массовая и элитарная культура

      Написанное под впечатлением первой мировой войны и накануне второй эссе Ортеги «Восстание масс» стало рассматриваться как пророческое, чему способствовали и последующие события: появление таких примеров социальной «патологии», как фашизм, нацизм и сталинизм с их массовым конформизмом, ненавистью к гуманистическому наследию прошлого, безудержным самовосхвалением и использованием наиболее примитивных наклонностей человеческой природы. В конечном счете Ортега стремился показать, что отнюдь не «классовые противоречия» и не пресловутые «происки империализма», а именно антигуманные установки, навязываемые миллионам оболваненных людей в тоталитарных обществах, стали причиной всех трагедий нашего уходящего века.

      Размышления Ортеги во многом перекликаются с идеями философов и социологов так называемой Франкфуртской школы, «новых левых», или неомарксистов, крупнейший представитель которых Герберт Маркузе (1898—1979) также считал, что именно предельная технологизация и бюрократизация современного общества заводят его в тупики бездуховного, пещерного авторитаризма и диктатур.

      Не следует думать, однако, что «массовое общество» с его отрегулированным, потребительским бытом и отсутствием высоких идеалов фатально обречено на тоталитаризм «правого» или «левого» толка. Конечно, если признать активным субъектом культуры интеллигенцию, роль которой в «массовом обществе» обычно принижена, опасность его сдвига к авторитарным формам правления увеличивается. Но так же как малообразованный и бездуховный субъект совсем необязательно становится преступником (хотя вероятность этого в данном случае выше), так и «массовое общество» — отнюдь не единственное объяснение победы фашизма или "сталинизма. Ведь в основе «массовости» общественной жизни лежат такие неподвластные идеологиям материальные факторы, как стандартизированное и конвейерное машинное производство, так или иначе унифицированное образование и тиражированная информация, выход значительного слоя людей на некий «средний» и усыпляющий творческую энергию уровень жизни. Если к этому прибавить и стабилизирующее воздействие принципов демократии, успехи которой в нашем столетии также невозможно отрицать, то следует признать, что феномен «массового общества» заметно нейтрализуется как потенциальная опасность, хотя и таит в себе постоянную угрозу тоталитаризма. Геополитическая панорама индустриального, а кое-где и постиндустриального XX века показывает: симптомы и проявления «массового общества» с той или иной степенью яркости и законченности давали и дают себя знать и в высокоразвитой фашистской Германии, и в начавшем индустриализацию Советском Союзе, и в бывших странах «социалистического содружества», а уж тем более в высокоразвитых странах Запада и Востока, вышедших на передовые рубежи технического прогресса.

      Как уже отмечалось, важнейшим, если не определяющим, признаком «массового общества» является «массовая культура». Отвечая общему духу времени, она, в отличие от социальной практики всех предшествующих эпох, примерно с середины нашего столетия становится одной из прибыльнейших отраслей экономики и даже получает соответствующие названия: «индустрия развлечений», «коммерческая культура», «поп-культура», «индустрия досуга» и т.п. Кстати, последнее из приведенных обозначений открывает еще одну из причин возникновения «массовой культуры» — появление у значительного слоя трудящихся граждан избытка свободного времени, «досуга», обусловленного высоким уровнем механизации производственного процесса. У людей все больше возникает потребность «убивать время». На ее удовлетворение, естественно за деньги, и рассчитана «массовая культура», которая проявляет себя преимущественно в чувственной сфере, т.е. во всех видах литературы и искусства. Особенно важными каналами общей демократизации культуры за последние десятилетия стали кино, телевидение и, конечно, спорт (в его чисто зрительской части), собирающие огромные и не слишком разборчивые аудитории, движимые лишь стремлением к психологическому расслаблению.

      Превратившись в товар для рынка, враждебная всякому роду элитарности «массовая культура» имеет целый ряд отличительных черт. Это прежде всего ее «простота», если не примитивность, часто переходящая в культ посредственности, ибо рассчитана она на «человека с улицы». Для выполнения своей функции — снятия сильных производственных стрессов — «массовая культура» должна быть как минимум развлекательной; обращенная к людям часто с недостаточно развитым интеллектуальным началом, она во многом эксплуатирует такие сферы человеческой психики, как подсознание и инстинкты. Всему этому соответствует и преобладающая тематика «массовой культуры», получающей большие доходы от эксплуатации таких «интересных» и понятных всем людям тем, как любовь, семья, секс, карьера, преступность и насилие, приключения, ужасы и т.п. Любопытно и психотерапевтически положительно, что в целом «массовая культура» жизнелюбива, чурается по-настоящему неприятных или удручающих аудиторию сюжетов, а соответствующие произведения завершаются обычно счастливым концом. Неудивительно, что наряду со «средним» человеком, одним из потребителей подобной продукции, является прагматически настроенная часть молодежи, не отягощенная жизненным опытом, не утратившая оптимизма и еще мало задумывающаяся над кардинальными проблемами человеческого существования.

      В связи с такими общепризнанными особенностями «массовой культуры», как ее подчеркнуто коммерческий характер, а также простота этой «культуры» и ее преобладающая ориентация на развлекательность, отсутствие в ней больших человеческих идей, возникает один важный теоретический вопрос: существовала ли «массовая культура» в рухнувшем ныне Советском Союзе? По перечисленным признакам, по-видимому, — нет. Но, несомненно, существовала своя особая «советская» или «совковая» культура тоталитаризма, которая была не элитарной и не «массовой», а отражала общий уравнительно-идеологизированный характер советского общества. Впрочем, вопрос этот требует отдельного культурологического исследования.

      Описанный выше феномен «массовой культуры» с точки зрения его роли в развитии современной цивилизации оценивается учеными далеко не однозначно. В зависимости от тяготения к элитарному или популистскому образу мышления культурологи склонны считать его или чем-то вроде социальной патологии, симптомом вырождения общества, или, наоборот, важным фактором его здоровья и внутренней стабильности. К первым, во многом питаемым идеями Ф. Ницше, относились О. Шпенглер, X. Ортега-и-Гассет, Э. Фромм, Н.А. Бердяев и многие другие. Вторые представлены уже упоминавшимися нами Л. Уайтом и Т. Парсонсом. Критический подход к «массовой культуре» сводится к ее обвинениям в пренебрежении классическим наследством, в том, что она якобы является инструментом сознательного манипулирования людьми; порабощает и унифицирует основного творца всякой культуры — суверенную личность; способствует ее отчуждению от реальной жизни; отвлекает людей от их основной задачи — «духовно-практического освоения мира» (К. Маркс). Апологетический подход, напротив, выражается в том, что «массовая культура» провозглашается закономерным следствием необратимого научно-технического прогресса, что она способствует сплочению людей, прежде всего молодежи, независимо от каких-либо идеологий и национально-этнических различий в устойчивую социальную систему и не только не отвергает культурного наследия прошлого, но и делает его лучшие образцы достоянием самых широких народных слоев путем их тиражирования через печать, радио, телевидение и промышленное воспроизводство. Спор о вреде или благотворности «массовой культуры» имеет чисто политический аспект: как демократы, так и сторонники авторитарной власти не без основания стремятся использовать этот объективный и весьма важный феномен нашего времени в своих интересах. Во время второй мировой войны и в послевоенный период проблемы «массовой культуры», особенно ее важнейшего элемента — массовой информации, с одинаковым вниманием изучались как в демократических, так и в тоталитарных государствах.

      В качестве реакции на «массовую культуру» и ее использование в идеологическом противостоянии «капитализма» и «социализма» к 70-м гг. нашего века в определенных слоях общества, особенно в молодежной и материально обеспеченной среде промышленно развитых стран, складывается неформальный комплекс поведенческих установок, получивших название «контркультура». Термин этот был предложен американским социологом Т. Роззаком в его труде «Становление контркультуры» (1969), хотя в целом идейным предтечей этого явления на Западе считают Ф. Ницше с его преклонением перед «дионисийским» началом в культуре. Пожалуй, наиболее наглядным и ярким выражением контркультуры стало быстро распространившееся по всем континентам движение так называемых «хиппи», хотя оно отнюдь не исчерпывает этого широкого и достаточно неопределенного понятия. К ее адептам можно отнести, например, и «рокеров» — фанатиков мотоспорта; и «скинхедов» — бритоголовых, обычно с фашиствующей идеологией; и «панков», связанных с музыкальным движением «панк-рок» и имеющих невероятные прически разных цветов; и «тэдов» — идейных врагов «панков», защищающих физическое здоровье, порядок и стабильность (ср. у нас недавнее противостояние «хиппи» и «люберов»), и многие другие неформальные молодежные группы. За последнее время, в связи с резким имущественным расслоением в России, появились и так называемые мажоры — обычно наиболее процветающие юнцы из коммерческого полууголовного мира — «богачи», поведение и жизненные установки которых восходят к западным «попперам», американским «йоппи», стремящимся внешне показать себя «сливками общества». Они, естественно, ориентируются на западные культурные ценности и выступают антиподами как прокоммунистических охранителей прошлого, так и молодежных национал-патриотов.

      Движения «хиппи», «битников» и другие подобные им социальные явления были бунтом против послевоенной ядерной и технотронной действительности, угрожавшей новыми катаклизмами во имя чуждых «свободному» человеку идеологических и бытовых стереотипов. Проповедников и приверженцев «контркультуры» отличали шокирующая обывателя манера мышления, чувствования и общения, культ спонтанного, неконтролируемого разумом поведения, склонность к массовым «тусовкам», даже оргиям, нередко с применением наркотиков («наркотическая культура»), организация разного рода молодежных «коммун» и «коллективных семей» с открытыми, «беспорядочно-упорядоченными» интимными связями, интерес к оккультизму и религиозной мистике Востока, помноженным на «сексуально-революционную» «мистику тела» и т.д.

Как протест против материального  благополучия, конформизма и бездуховности наиболее «богатой» части человечества контркультура в лице ее последователей делала главным объектом своей критики, аточнее, своего презрения, существующие социальные структуры, научно-технический прогресс, противоборствующие идеологии и постиндустриальное «общество потребления» в целом с его повседневными стандартами и стереотипами, культом мещанского «счастья», накопительства, «жизненного успеха» и нравственной закомплексованностью. Собственность, семья, нация, этика труда, личная ответственность и другие традиционные ценности современной цивилизации провозглашались ненужными предрассудками, а их защитники рассматривались как ретрограды. Нетрудно заметить, что все это напоминает извечный конфликт «отцов» и «детей», и действительно, некоторые ученые, обращая внимание на преимущественно молодежный характер «контркультуры», рассматривают ее как социальный инфантилизм, «детскую болезнь» современной молодежи, физическое созревание которой намного опережает ее гражданское становление. Немало бывших «бунтарей» становятся позднее вполне законопослушными представителями «истэблишмента».

      И тем не менее возникают вопросы: как относиться к молодежной, «неформальной», часто бунтующей культуре? Быть ли за нее или против? Является ли она феноменом нашего века или существовала всегда? Ответы достаточно ясны: к молодежной субкультуре следует относиться с пониманием. Отвергать в ней агрессивное, разрушительное, экстремистское начало: как политический радикализм, так и гедонистически-наркотический эскапизм; поддерживать стремление к созиданию и новизне, помня, что величайшие движения нашего столетия — в защиту природной среды, антивоенное движение, движение за нравственное обновление человечества, как и новейшие художественные школы, рожденные из смелого эксперимента, — стали результатом бескорыстного, хотя порой и наивного порыва молодежи к совершенствованию окружающего мира. Молодежная неформальная культура, которая отнюдь не сводится к префиксам контр- и суб-, существовала во все времена и у всех народов, как существовали вечно определенные интеллектуальные и психологические потенции определенного возраста. Но так же как отдельную личность нельзя разорвать на юношу и старика, так и молодежную культуру нельзя искусственно отделять от «взрослой» и «стариковской», ибо все они взаимно уравновешивают и обогащают друг Друга.⁶

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

К середине ХХ века элитарная культура в своем стремительном развитии уходит (в сопровождении немногочисленных поклонников) так далеко вперед, что к массам вполне приложимым становится эпитет "искусствооставленные". Вынужденные довольствоваться поставленными на поток культурными суррогатами, массы не особенно беспокоятся по этому поводу, но представители элитарной культуры, обнаружив себя в своего рода "культурной изоляции", встревожились. Со второй половины столетия наблюдаются попытки сближения двух культур, вначале робкие, потом все более и более решительные. Ярким примером такого рода творчества может служить произведение итальянского философа и писателя, специалиста по средневековой эстетике и семиотике У.Эко "Имя розы", написанное в провокационном для высокой культуры жанре детектива. Автор попытался удовлетворить чаяния всех без исключения реципиентов – от школьников и домохозяек до профессоров философии и богословов. Тот факт, что книга продержалась в списке бестселлеров больше десятилетия, говорит о том, что ему это удалось. Человечество вступило в новую культурную эпоху, имя которой – постмодернизм. Культурная парадигма постмодернизма пытается снять проблему противостояния культур: элементы массовой культуры включаются в контекст элитарной и наоборот и обе они помещаются в иронический контекст. Насколько удастся постмодернизму сгладить крайности обеих культур – покажет время.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список литературы

1. Ионин Л.Г. Социология культуры.  1996;

2. Петрова О.А Культурология. : Сибирский государственный аэрокосмический университет имени академика М.Ф. Решетнева, 2007;

3. Википедия – свободная энциклопедия – статья «Теория элит» [Электронный ресурс] Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/Теория_элит

4. Культурология: ХХ век: Словарь. - С.Пб.: Университетская книга, 1997;

5. Мамонтов С.П. Основы культурологии: М.: Олимп, 1999.

¹ Ионин Л.Г. Социология культуры.  1996

² Петрова О.А Культурология. 2007

³  Культурология: ХХ век: Словарь. 1997

⁴ http://ru.wikipedia.org/wiki/Теория_элит

⁵ Культурология: ХХ век: Словарь. 1997

⁶ Мамонтов С.П. Основы культурологи 1999