Легенды и предания Нижнего Новгорода

     Зато стоял Нижегородский кремль крепко - на страх врагам. Больше никогда его не брали ни приступом, ни долгой осадой.

     Легенда о Белой и Зачатской башнях.

     В то лето, как великий князь московский задумал Нижний Новгород кругом каменной стены обнести, томились в нижегородских темницах молодцы-удальцы из новгородских ушкуйников, а с ними их земляк Данило Волоховец.

     Совсем молодым пареньком он в Новгороде Великом на возведении детинца трудился - камни тесал, кирпичи подносил, известь месил да и мастером стал. А когда детинец построили, другие ремесла от заморских мастеров перенял и стал искусником на всякую руку - и меч выковать, и колокол отлить, палаты каменные выстроить и судно морское починить заново. И такой тот Данило Волховец был толковый да памятливый, что перенял говор заморских гостей, что в Новгороде по торговым делам наезжали.

     Вдруг в жизни Волоховцу перемена вышла. Решился он с новгородскими ушкуйниками на Волгу податься, на вольный свет поглядеть, другую жизнь повидать. Ушкуйники люди верные, но отчаянные головушки, с ними подружиться - все одно что в "орлянку" сыграть: либо орел, либо плата-расплата! Так и у Волховца получилось. Попались они в цепкие лапы стражи княжеской и очутились в темницах Нижня Новгорода. Чуть не год сидели в застенках молодцы-удальцы, солнышка не видели, жаждой, голодом мучились. Ладно, что добрые люди сквозь решетки бросали им подаяние. Но одним днем распахнулись двери тяжелые и всех узников из темниц на волю кинули:

     - Эй, вылезай на свет, кровь разбойная!

     Высыпали из башни каменной изнуренные новгородцы и пошли за стражей на горы высокие копать рвы глубокие, камни тесать, кирпичи таскать, стены крепостные выкладывать и башни под самые небеса поднимать. Скоро смекнул воевода Волынец, слуга князя великого, что напрасно новгородских молодцов в застенках держали, давно бы их к делу крепостному приставить - такие они сноровистые да ловкие в работе были! А первым среди них -Данило Волховец. И посулил воевода всех новгородцев за отменную работу на волю отпустить, а Волховца поставил главным мастером над всей ватагой каменщиков.

     Не одно лето трудились новгородцы рука об руку с коренными нижегородцами. Крепко-накрепко строили, не простою кладкой, а крестовою, а известь так хитро да умело гасили, что схватывала камень и кирпич намертво. Знали и умели люди русские, как кремль против ворогов строить: неспешно да надежно, на веки веков!

     Вот и показалось князю великому Василию, что нижегородская крепость строится мешкотно. И послал он в Нижний Новгород искусника и мастера по крепостям итальянца Петруху Франческо с помощником Джовани Татти. Оба прибыли разряжены по-заморскому, в шапочках диковинных, в плащах - накидушках и при шпагах, как настоящие воины.

     Мастер Петро Франческо всем русским по нраву пришелся, сразу угадали в нем человека великого духа и мастерства. А помощник его, Джовани Татти, был настоящий головорез, заморский хвастун и задира. Чуть что и за шпажонку свою хватался, на ссору, на драку напрашивался. В крепостном деле только понаслышке смекал, а своими руками и одного кирпича не вкладывал. И за все его проделки и выверты переделали русские люди имя Джовани Татти на свой русский лад - Жеваный Тать.

     Жила в ту пору на верхнем посаде одна девка -краса, темные глаза, толстые косы, а улыбнется - словно бутон розовый раскроется. По имени звали Настасьей, а прозывали Горожаночкой, лет ей за двадцать перевалило, но замуж что-то не торопилась и отшучивалась:

     - Милый не берет, а за немилого сама не иду - не миновать вековушей быть!

     Жила своим домком, с матушкой родной, честным трудом. Частенько она по горе за водой спускалась, и каждый раз ей молодцы - каменщики с крепости подмигивали, ягодкой называли, на стену зазывали. Только ягодка, видно, не промах была, отвечала бойко, но по-умному. Сам Петро Франческо на ту Горожаночку заглядывался, шапочку на лысине поправлял, усы крутил, завивал и, за шпагу держась, как журавель по стене выхаживал. А подручный его Жеваный Тать, завидев Настасью, добрым притворялся и рожу свою идолову старался подделать под ангельскую.

     Не знали, не ведали они, дурачки заморские, да и никто другой не догадывался, что не зря Настасья Горожаночка мимо стен часто ходила, ватагу трудовую водой поила. Давным-давно через решетку темницы она с Данилом Волховцем добрым словом уж перемолвилась.

     "Добьюсь воли - назову женушкой!"

     - так ей Данило однажды из окна темницы сказал. А теперь не жалея сил, служил он князю московскому, надеясь дожить до обещанной воли.

     А за весной и праздники весенние спешили.

     Ко дню праздника зачатия приурочили нижегородцы закладку сразу трех башен кремлевских: Бориса да Глеба, Зачатьевскую и Белокаменную, да всей стены между ними. Выкопали котлованы и рвы, натесали камня белого, кирпича навозили гора горой, заварили известь в ямах глиняных. И в день непорчного зачатия все нижегородцы на молебен высыпали. Под колокольный звон из церквей иконы вынесли, а передом, на полотенцах льняных, белоснежных, икону Богородицы.

     Все труженики кремля, простые люди и знатные, обнажили и склонили головы. Под конец моления стали нижегородцы нательные крестики снимать и на дно котлованов бросать, чтобы стояли башни и стены кремля веки вечные, не поддавались вражьим осадами приступам. Вот подошла к яме Настасья Горожаночка, расстегнула на груди пуговки, сняла с шейки крестик золотенький и в котлован бросила.

     Тут откуда-то Жеванный Тать подвернулся, как угорь начал вокруг девки увиваться, обнимать, да под расстегнутую кофту заглядывать. Гляди того, целовать-миловать при народе начнет. Оторопела было горожанка, но скоро образумилась и наотмашь охальника по роже ладошкой ударила. Попятился от нее Джовани Татти да в яму и свалился, озорник заморский на смех всему миру нижегородскому. Свалился, а выбраться не может, злится и ругается по-иноземному: "О, Мадонна путана!"

     Всё видел и слышал Данило Волоховец, и не стерпело сердце его. Подскочил он к яме, за руку Жеванного вытащил да тут же, не откладывая, ударил его по одной щеке, да по другой, поучая уму да разуму: "По-вашему она путана, да по-нашему матерь чесная!" Стыдно стало Татти, что при народе да по щеке бьют, и за шпагу схватился. Но Данила его за руки ловко поймал и, когда шпага вывалилась, в охапку супротивника сгрёб. И тут от боли нестерпимой охнул новгородец, но приподнял злодея - тальяшку и в яму с кипящей известью бросил. А сам как дуб подрубленный, медленно к земле склонился. Подбежали к яме люди - Джованни Татти вытаскивать, да нескоро достали. А Данила без дыхания лежал, с заморским ножом в подреберье.

     Затужили, загоревали нижегородцы, загоревали, запричитали бабы. Настасия Горожаночка в сторонке стояла и платок свой молча в горючих слезах купала. Потускнел лицом главный мастер Петро Франческо. Жалел он земляка своего, Татти шалопутного, а ещё больше печалился о русском мастере Даниле Волоховце. Поговорили они с воеводой и распорядились, чтобы обоих смертоубийц в подбашенных котлованах похоронили. Невесело разошелся с молебна народ нижегородский.

     Недобрая примета при закладке башен получилась.

     Не устоять долго стенам кремля, что так близко к Волге спускаются. Неохотно и каменщики за известь брались, в которой безбожный тальяшка сварился. Ватага Данилы Волховца молча работала, воздвигая башню-памятник над могилой своего товарища. Весь белый камень с берега Волги своими руками переносили, известь по-своему в яме замесили и трудились неистово, не жалея себя.

     С каждым днем и часом прибывала, росла у Волги величавая суровая башня. Все остатки белого камня на нее израсходовали, и прозвал ее народ Белокаменной. А на полдень от нее, из кирпича кроваво-багряного другая башня росла, Зачатьевская. Под ней хвастун и богохульник тальяшка Тать лежал. Живые же люди, как муравушки, на стены карабкались, кирпичи, камни, известь тащили, стены лепили с верой великой, что простоят они веки вечные, никаким стихиям и бедам непокорные.

     А Настасья Горожаночка не забывала своего Данилу Волховца, не затухала в ее сердце любовь к нему и ненависть к злодею Джованни Татти. Из года в год, в погоду и непогодь, каждый вечер она на откос выходила, к башне Белокаменной, и негромко свою песню пела. И Волга, и Дятловы горы слушали ту песню, но молчали. Молчали до поры ло времени, как судьба неисповедимая, что всю правду жизни знает, да не скоро сказывает.

     Спустя много лет, словно исполняя волю Горожаночки, подточили подземные воды склон горы вместе с крепостью и башней Зачатия, чтобы сползли они к Волге оползнем. А башню Белокаменную не тронули, оставили памятником над могилой мастера, сложившего крепость нижегородскую.

3. ЛЕГЕНДА О ПОЧАЙНЕ. 

     Это очень странное место. Находится в центре города - а застроена только та его часть, которая примыкает к Кремлю и к реке. Остальное - пустует. Возможно - потому что градоначальникам всё же знакома эта легенда и обстоятельства, которые заставили меня (а по прочтении этого опуса - вероятно и вас) поверить в её правдивость...

     Когда-то здесь протекала река. Живущие в Кремле брали воду из ключей, бивших за стенами (один из них жив до сих пор), а посадские жители - пили из Почайны. И первая легенда, берущая начало ещё в те времена, когда рекам поклонялись наравне с богами, - это рассказ о том, как Почайну обидели.

     "Невелика была нижегородская речка Почайна, что протекала по оврагу возле кремлёвского холма, но полезна местным людям, и не только своею водой. Если она чернела, предвещала нашествие врагов, и город, заранее подготовившись, не раз разбивал у стен противника, отражал его набеги. Когда же наступило спокойствие, народ стал славить прежние победы, называя при этом и Волгу, и Оку, и Днепр, и Дон - только не Почайну. Огорчилась та и давай плакать: "Уж я ль не на страже была!.. Велика Волга - и слава ей! А была ли ей заботушка о Руси, как мне, печалиться?". В ответ нижегородцы только усмехнулись, забыв, видно, про прошлую славу реки. Тогда Почайна пожаловалась Волге, прося её заступиться за свою дочку. Но обиженная матушка отказала в помощи: "Много люди лиха молвили про тебя, да ещё мало ста... Пожалею - всю изобидели?! Так почто же пришла с жалобой ко мне, хвасть-переметчица?!". Разбушевалась озлобленная Волга, понесла горы песку жёлтого, чтобы замкнуть путь Почайне. Не стало выхода ей, а вода с верховьев всё прибывала и прибывала. Вот она из берегов выступила и затопила прибрежные постройки гольтепы. Взмолились окрестные жители, и расступилась сыра земля, приняла в себя речку и опять сомкнулась."

     Итак, Почайна ушла под землю, и нижегородцам (а точнее - нижегородкам) пришлось ходить за водой к Волге. Да и до этого ежедневный спуск к Почайне и подъём по крутым склонам с полными вёдрами требовал богатырской мощи. Видимо, постоянные тренировки и сделали наших женщин настолько сильными, что когда однажды утром к городу подошёл монгольский отряд, бабы, вышедшие за водой, сумели его разгромить самостоятельно, пользуясь одними только коромыслами. Но сила эта и стала причиной проклятия, наложенного на город.

     "Плыл святой Макарий вниз по реке Оке, плыл вниз до самого Нижнего и пристал здесь на речке Почайне. Вышел он на берег, но жители его не приняли. Не понравился почему-то Макарий нижегородским бабам, стиравшим здесь в ту пору бельё, и прогнали они его от Нижнего руготнёю да вальками. "Будь же проклят этот город, - сказал Макарий, - пусть эта речка во время светопреставления станет большой рекой и потопит город!""

     Кого же на этот раз обидели наши предки? Святой Макарий - реальный исторический персонаж, основатель Макарьевского монастыря (1435) и других обителей. Умер он 25 июля (7 августа по новому стилю) 1444 года в Унженске в возрасте 95 лет. Как при жизни, так и после смерти прославился в качестве целителя и чудотворца. В официальные жития факт проклятия Нижнего Новгорода не включен, зато там есть другой эпизод. Когда в 1522 году татары осадили и подожгли Унженск, горожане взмолились своему небесному покровителю. "Вдруг пошел дождь, скоро он перешел в ливень, и сделался потоп. Вода затопила улицы и дома, казалось, весь город поплыл, и пожар утих. Теперь татары пришли в смятение: одна часть пошла на другую, и начали они биться. Горожане со стен увидели, как татары нападают на своих, и поняли, что преподобный Макарий спас Унженск; многие видели старца стоящим на облаке и поливающим город водой из огромной бадьи. Тут же открыли ворота, устремились на татар и большинство из них перебили. Взятые в плен рассказали, что они видели монаха, стоявшего в воздухе над городом и стрелявшего по ним; потом он на большом белом коне врезался в их войско, и они, обезумев от страха, начали рубить друг друга мечами, думая, что бьются с русскими." Ещё один факт, свидетельствующий о том, что водная стихия была подвластна старцу - в Макариево-Унженском Троицком монастыре близ города Макарьева под Костромой до сих пор не иссяк колодец, лично им выкопанный.

     Можно верить или не верить в православного бога, но проклятия таких людей, как Макарий, обычно сбываются, какую бы веру они не исповедовали. Мы пока не знаем, когда сбудется наше. Знаем лишь, при каких обстоятельствах.