Коррупция во Франции XVII–XVIII вв

     Не  случайно Людовик XIV в конце XVII века переехал со всем своим многочисленным двором, чиновниками и дворянами из Парижа в город-дворец Версаль, расположенный в 18 км от столицы. Он не хотел, чтобы парижане продолжали вблизи наблюдать то безудержное обжорство, расточительство и разврат, которые царили в «высшем свете». Зато когда осенью 1789 г., после начала Французской революции, Людовик XVI был вынужден переехать со своим двором из Версаля обратно в Париж, это оказалось страшным потрясением для парижан; это открыло им глаза уже и на самого короля и его ближайшее окружение. Свита короля, переезжавшая из Версаля в Париж, включала тысячи человек. Среди них были такие «должностные лица», как «мальчики, состоящие при дамах принцессы», «служанки, состоящие при печке королевы для согревания принцессы», «мороженщики короля», «сливочники короля», «состоящие при кубке короля», «булочники короля», «булочники королевы» и т.д. Одних врачей у короля было около десятка, и столько же своих врачей – у королевы, а еще по нескольку – у принцесс. Ну а простых слуг, парикмахеров, конюших и т.д. было и вовсе не счесть.

     «Это  множество бесполезных и дорогостоящих  слуг, - писал французский историк  Ж.Ленотр, - эта система, при которой для оказания мельчайших услуг учреждались целые массы должностей, создала тысячи паразитов, истощавших и душивших королевскую власть… Парижане, в течение почти целого века не видевшие двора и успевшие забыть его обычаи, с глубоким изумлением увидели эту армию, которую королевская семья тащила за собой. Сами названия должностей этих тысяч слуг казались смешными и устаревшими народу, только что совершившему революцию». Парижане испытали глубокое разочарование и поняли, что их король, к которому в первые месяцы революции они, по словам П.Губера,  испытывали «уважение, доверие и почти обожание» , оказался ничуть не лучше всей остальной аристократической камарильи. Да король и сам, а в особенности его жена, давали массу поводов для этого. Так, во время одного из балов Мария Антуанетта вместе со своими друзьями из числа высшей аристократии во всеуслышание оскорбляла новый трехцветный флаг Франции, принятый Национальной Ассамблеей, и презрительно говорила о французском народе и о революции.

     Основной антагонизм во Франции, как и в других странах в эпоху великих революций и гражданских войн, был между массой народа, с одной стороны, и развращенной коррумпированной верхушкой, с другой.  

     Нормализация денежного обращения и переход к нормальной торговле и рыночным отношениям были естественным процессом, необходимым для развития страны. Именно их отсутствие и тормозило это развитие в предшествовавшие столетия. Но переход от экономики восточного типа к капиталистической экономике должен был почти неизбежно привести к социальному взрыву, поскольку он создавал такие необыкновенные возможности для коррупции, воровства, спекуляции и мошенничества, каких никогда не было в условиях полунатурального хозяйства. Избежать этого взрыва в условиях развития рыночной экономики можно было, лишь осуществив глубокие социальные преобразования, подобные тем, что были проведены в Англии при Тюдорах, или, по крайней мере, создав систему защиты экономики от внешней коррупции (протекционистскую систему), подобную той, что была создана в Англии после Славной революции, а лучше сделав и то, и другое. Но французская правящая верхушка не была готова ни к тому, ни к другому, поэтому социальный взрыв в той или иной форме был неизбежен.

     Самым первым следствием перехода к рыночной экономике стало резкое обострение проблем, связанных с государственным  управлением. Прежние методы годились лишь для той полунатуральной  экономики, которая до этого существовала, и не годились для рыночной экономики. В итоге, указывает П.Губер, правительство просто не справлялось с управлением: число одних только финансовых вопросов и проблем, рассматриваемых правительством (королевским советом), составляло в середине XVIII в. несколько тысяч в год, поэтому правительство превратилось в чисто внешний «фасад», за которым скрывались неразбериха и беспомощность. К этому надо добавить и чехарду с главами правительства: в период с 1754 по 1789 гг. они менялись чаще, чем два раза в год, что французский историк называет «дефиле марионеток». Главы правительства имели настолько мало авторитета и реальных рычагов власти, что им дали прозвище «силуэт»; к тому же в их дела постоянно вмешивались то фаворитка короля мадам де Помпадур, то королева Мария Антуанетта, то дочери короля, то гранды и финансовые воротилы, в руках которых, по мнению историков, оказалась королевская власть и государство в последние десятилетия накануне революции.  

     Имеется и ряд других фактов, свидетельствующих  о росте коррупции внутри аппарата управления. Известно, например, что  провинциальные чиновники в XVIII в. начали систематически подолгу задерживать отправку собранных налогов в королевскую казну, используя эти средства для личного обогащения (пуская эти деньги в спекуляции). Это приводило к росту дефицита в казне и к необходимости брать кредиты для ее пополнения. Но кредиты брались у грандов и финансовых воротил под высокие проценты – 10-11% годовых (в серебре), что было очень много, с учетом того что, например, в соседней Голландии нормальные кредиты выдавались под 2-3% годовых ([207] 2, pp.146, 144). Еще более расцвело и прямое растаскивание казенных средств родственниками, фаворитками и «друзьями» короля и его семьи, о чем выше уже говорилось. В итоге, несмотря на то, что рост населения Франции с 20 до 26 миллионов ко второй половине XVIII в. должен был привести к росту государственных доходов в той же пропорции (то есть на 20-25%), на деле мы не видим никакого положительного результата. Очевидно, весь этот прирост просто разворовывался. Более того, к 1789 г. образовалась огромная задолженность государства в размере 4 миллиардов франков, вызвавшая по существу его финансовое банкротство накануне революции: так, только выплата процентов по этому долгу в 1788 г. достигла 50% от всех доходов государственного бюджета.

     Переход к рыночной экономике вызвал обострение и ряда других проблем. Происходило  дальнейшее снижение уровня жизни населения, что мы видим во все периоды  кризисов коррупции. Так, по данным американского историка Р.Палмера, с 1740 г. по 1789 г. цены во Франции выросли на 65%, а зарплата – только на 22% . Таким образом, реальная зарплата населения за несколько десятилетий, предшествовавших Французской революции, снизилась примерно на 1/3, что не могло не иметь серьезных последствий, учитывая, что население и так жило в нищете. Все чаще и чаще накануне революции происходили голодоморы и народные восстания.

     Большинство социально-экономических проблем, обострившихся  накануне революции: обнищание населения, всплеск голодоморов, финансовое банкротство государства, - были следствием одной и той же причины – коррупции, усиливавшейся по мере развития рыночной экономики. Именно эта причина стала тем катализатором, который привел к обострению кризиса коррупции, и тем фитилем, который взорвал пороховую бочку «старого режима». Полагаю, после проведенного выше анализа «старого режима» это должно быть очевидным. Наверное, это было понятно и многим современникам. Не случайно историки пришли к выводу, что основной протест населения накануне и в ходе Французской революции носил явно выраженный антикапиталистический характер (см. выше). Народ выступал не только против аристократии и дворянства, но и против внедрения рыночной экономики (капитализма), в чем видел источник усугубления своих бед и несчастий.

     Однако  правящая верхушка Франции даже и  не думала о том, чтобы постараться  сделать этот начавшийся переход  к рыночной экономике более мягким, чтобы защитить население и государство  от его негативных последствий. Между  тем, у Франции были все возможности  для этого: у нее прямо перед  глазами был опыт Англии, строившей  рыночную экономику в течение  XVI - XVIII вв. и применившую на этом пути множество методов и подходов, о которых говорилось в предыдущей главе. И в том, что в итоге в Англии в XVIII веке сложился невероятно эффективный механизм рыночной экономики, не было никаких сомнений. Сама французская правящая верхушка начинала все более завидовать английской, а в ее рядах возник культ Англии и подражания всему английскому. Но как это ни парадоксально, оказалось, что признание превосходства Англии – это еще не повод для того, чтобы заимствовать английские подходы, выстраданные и проверенные в ходе трех столетий рыночного строительства. В пику английскому протекционизму французская верхушка решила разработать свою экономическую теорию, которая сначала называлась «политической экономией», а позднее получила название «экономический либерализм».  

     Система государственного устройства во Франции, в еще большей степени, чем в России той эпохи, была построена на коррупции и на стремлении чиновников к личной выгоде, а не к благу государства. Купив дворянский титул и должность или унаследовав его, каждый француз воспринимал его как свою личную инвестицию или инвестицию своего предка, которая не должна была «пропадать зря», а должна была приносить прибыль. Эта психология не исчезла и во время революции. Так, Жорж Дантон в молодости купил себе должность адвоката при Совете короля, на что потратил все приданое своей жены (18 000 ливров), а став одним из лидеров революции в Конвенте, рассматривал это как дальнейшее продвижение в своей карьере, которое должно было компенсировать ранее произведенные затраты. Поэтому при первой же возможности он стал приобретать или прибирать к рукам имения, земли, леса, конфискованные у церкви и аристократии, и сам сделался крупным помещиком, то есть стал одним из тех, против кого до этого выступал. И после этого утратил интерес к революции и покинул Конвент.

     Но  если такой была в то время психология даже выдающихся деятелей Французской революции, таких как Дантон, которого впоследствии французские историки и писатели превозносили как образец высокой духовности, то что же тогда можно сказать об обычных представителях французской аристократии, не одаренных столь высокими личными качествами? И тем более, о представителях крупной аристократии, среди которых, по мнению П.Губера, было очень много откровенно продажных личностей, а также людей невежественных, вульгарных и пошлых. 

     Нет никакого сомнения, что основным мотивом, заставлявшим французских грандов  разрабатывать новые экономические  теории и учения, вместо того чтобы  просто заимствовать у Англии уже  устоявшуюся и хорошо себя зарекомендовавшую  систему протекционизма в сочетании  с рыночной демократией, было желание  что-то на этом урвать, желательно побыстрее и побольше. Тем более что начавшееся в XVIII в. развитие рыночных отношений, как и во все другие эпохи глобализации, способствовало росту жадности правящей верхушки. Французская аристократия в этот период начала быстро пополняться притоком новых людей, более жадных и бесцеремонных, готовых пойти на все ради денег, в том числе из числа работорговцев, плантаторов и торговцев оружием. Так, проведенное историком М.Жаном исследование истории города Нант во Франции показало, что покупали аристократические титулы и превращались в аристократов в течение XVIII в. именно те семьи, которые наиболее активно и успешно занимались торговлей с колониями, работорговлей и торговлей оружием ([207] 1, pp.186-187). Именно у них появились в этот период возможности для пополнения и разводнения рядов французского дворянства. Поэтому если во Франции до этого еще сохранялись остатки какой-то старой благородной аристократии, то к концу XVIII века их уже не осталось; аристократия окончательно превратились в жадную и беспринципную олигархию, рассматривавшую купленные ею аристократические титулы и чиновничьи должности лишь как средство к дальнейшему личному обогащению. 

     История проведения во Франции либеральных  рыночных реформ в конце «старого режима» хорошо известна и описана  в трудах многих историков. Под влиянием либеральных идей французское правительство  в 1763 г. устранило все таможенные пошлины в торговле зерном, как внутренние, так и внешние, и отменило любое государственное регулирование этой торговли. При этом оно не позаботилось даже о таких элементарных мерах, призванных мешать спекуляциям, как создание централизованных запасов зерна ([228] 2, p.615), не говоря уже о более сложных методах государственного регулирования, применявшихся в Англии в течение XVI-XVIII вв. Это вызвало чудовищные спекуляции зерном и продовольственные кризисы по всей Франции, которые не прекращались в течение всего периода либеральных реформ и закончились массовым голодомором 1770-1771 гг., который, как отмечает С.Каплан, по своим чудовищным последствиям превзошел худшие из тех, что когда-либо случались во Франции. Массы голодных людей ели траву, коренья, убивали собственных детей или оставляли их на улице, и сами умирали от голода и эпидемий.  

     Именно  либерализация экономики страны, по мнению экономических историков, стала основной причиной страшных экономических  неурядиц и голодоморов во Франции в период с 1764 по 1789 гг., того же мнения придерживались и современники, жившие в ту эпоху. С.Каплан приводит целый ряд мнений и фактов, собранных чиновниками и наблюдателями, следившими за развитием продовольственных кризисов. По их выводу, тотальная либерализация развязала руки спекулянтам и различного рода «злонамеренным лицам», которые организовывали искусственные дефициты продовольствия и наживались на том, что продавали его по ценам в несколько раз выше обычных. Американский историк отмечает даже такую закономерность. Дефициты зерна возникали чаще всего в городах, расположенных возле судоходных рек или возле моря: спекулянты скупали всё имевшееся в городе зерно и вывозили его по реке или по морю на экспорт или в соседние провинции, оставляя город без продовольствия – об этом С.Капланом собраны многочисленные факты.

     В целом, можно сделать вывод о  том, что революция во Франции  в той или иной форме была неизбежна, она вытекала из той коррупции  государства и общества и того антагонизма между двумя классами, которые существовали при «старом режиме» и которые должны были неизбежно обостриться при переходе к рыночной экономике. Но то, что революция приняла такую чрезвычайно резкую и даже порой уродливую форму, что она сопровождалась страшными социальными взрывами, массовым голодом и террором, что она в итоге захлебнулась и закончилась контрреволюцией, было в значительной мере обусловлено упорными попытками либеральных экономистов насадить во Франции пропагандируемую ими теоретическую модель рыночной экономики, вместо того, например, чтобы взять ту экономическую модель, которая себя прекрасно зарекомендовала в более успешной и прогрессивной Англии.   

Протекционизм (экономическая политика государства, направленная на поддержку национальной экономики) является методом борьбы с одним из самых зловредных факторов, стимулирующих развитие коррупции и кризисов коррупции в обществе – с товарными и финансовыми спекуляциями в сфере международных экономических отношений, которые неизбежно возникают в эпоху глобализации. Именно через механизм международных спекуляций и нестабильности глобализация оказывает отрицательное влияние на экономику и демографию. Но эти же операции во все исторические эпохи служили главным источником обогащения олигархии и установления ее власти над обществом, поэтому олигархия всегда была и будет против применения протекционизма. Соответственно, построить у себя цельную протекционистскую систему когда-либо в истории удавалось лишь тем странам, которые смогли полностью освободиться от власти и влияния олигархии и которые решительно взялись за искоренение всех факторов, способствующих развитию коррупции.