Право и справедливость

Для русской философской  и юридической мысли всегда было характерно «примирение» индивидуального  и общественного. Как отмечает В. В. Лапаева: «В российской юриспруденции конца XIX – начала XX в. интерес к выработке интегрального правопонимания в значительной мере был связан со стремлением увязать в рамках единого понятия права индивидуалистическое личностное начало, в котором проявляется стремление человека к свободе, с социальным началом, в основе которого лежит идея справедливости»²⁶.

Так, по мнению Б. А. Кистяковского, свобода и справедливость составляют два основных сущностных начала права, две его «этические цели»: «Право стремится воплотить в себе свободу и справедливость наиболее полно и совершенно»²⁷.

Г. Д. Гурвич рассматривал справедливость как единственный конститутивный признак  права, которое, по его мнению, «представляет  собой попытку реализовать справедливость»²⁸. Причем социальная справедливость рассматривается им с позиций соборности, синтеза индивидуального и всеобщего, целого и его частей.

Как отмечает В. В. Лапаева: «Синтетическая концепция права Г. Д. Гурвича предстает как объединение индивидуального и социального начал в праве на основе концепции социальной справедливости как специфической формы коллективного сознания»²⁹.

Таким образом, справедливость, с одной стороны, предполагает признание  свободы человека, его неотъемлемых прав, а с другой – необходимость  их согласования в социальном целом. Как отмечает О. Хеффе: «Справедливость с присущими ей опосредующими принципами и правами человека заключается не в чем ином, как в выгодном для всех ограничении свободы»³⁰.

Категорию справедливости можно  обнаружить и при обращении к  дихотомии таких конституционных  ценностей, как свобода и равенство, или, иначе, правовое и социальное государство.

Так, например, С. В. Королев  обосновывает внутреннюю, сущностную противоречивость понятия «социальное  правовое государство»: «данные атрибуты государства приобретают ясный  смысл только в альтернативном, а  не кумулятивном режиме употребления»³¹. По его мнению, например, тоталитарное государство может характеризоваться в качестве социального в части обеспечения права на труд, медицинскую помощь, образование, жилище и т. п., но оно не может быть правовым. «С другой стороны, правовое государство может быть устроено так, что основная тяжесть социальных задач поглощается самим гражданским обществом, например, посредством их финансирования из различных частных фондов, системы добровольного страхования и т. п. Иначе говоря, правовое государство не обязано быть социальным»³².

Другие авторы доказывают, что правовое государство не только может, но и должно быть социальным³³.

Судья Конституционного Суда РФ Н. С. Бондарь обращает внимание, что «в ст. 7 (ч. 1) Конституции РФ³⁴, содержащей формулу социального государства, присутствует указание на «свободное развитие человека» как сущностную характеристику, важнейшую цель социального государства. Между тем свобода – главная доминанта правового, но не социального государства. Для социального государства такой доминантой являются идеи справедливости и равенства»³⁵.

По его мнению, Конституция  России, с одной стороны, весьма либеральная  в вопросах закрепления основных прав и свобод человека, регулировании  рыночных отношений и предпринимательской  деятельности, с другой – безоговорочно  закрепляет характеристику Российской Федерации как социального государства. По мнению Н. С. Бондаря, специфика российской Конституции заключается в том, что она закрепляет вектор «социально ориентированной» свободы: «Есть основание  полагать, что конституционная модель социального государства, закрепленная в Конституции РФ, содержит некий  внутренний резерв для преодоления  противоречий между принципами социального  государства, с одной стороны, и  правового государства – с  другой, на основе баланса соответствующих  конституционных ценностей»³⁶.

Таким образом, небольшой  обзор «проявлений» категории справедливости в правововом поле показывает ее принципиальную соотнесенность с иными конституционными ценностями. Более того, необходимость в ней возникает, как правило, в ситуации столкновения этих ценностей, их коллизии. Здесь следует сразу оговориться, что сами по себе ценности не конфликтуют, возможные противоречия или столкновения конкурирующих ценностей возникают ad hoc, в рамках конкретного правоотношения.

Как отмечает В. Д. Зорькин, «конституционные ценности образуют системное единство и находятся в определенном иерархическом соподчинении. Важнейшей задачей при реализации Конституции является поддержание баланса и соразмерности конституционно защищаемых ценностей, целей и интересов. Недопустимы подмена одной ценности другой или ее умаление за счет другой ценности»³⁷.

Возникает соблазн нормативно закрепить приоритет одних конституционных  ценностей перед другими. Нужно  сказать, что в аксиологии подобное ранжирование ценностей согласно их значимости весьма принято. «Аксиология  свидетельствует, что всякий мир  ценностей отличается таким существенным свойством, как иерархичность, то есть неравной самоценностью отдельных ценностей, и потому определенным порядком расположения по вертикали «сверху вниз» – от «высших» к «низшим»³⁸.

Предпринимались попытки  в рамках ценностного подхода  составить подобную иерархию и правовых ценностей³⁹. Так, например, некоторые авторы выделяют абсолютные ценности – свобода, справедливость, равенство, демократия, порядок. Ступенькой ниже стоят основные ценности, под которыми предлагается понимать человека и те ценности, которые с этим связаны (жизнь, здоровье, честь, достоинство). Далее идут специальные ценности, которые охватывают безопасность, частную собственность, свободу вероисповедания и т. п. Такие ценности можно представить в качестве объектов правоотношений.

Отчасти указание на некую ранжированность конституционно-правовых ценностей имеет место в действующей Конституции, которая, как известно, провозглашает высшей ценностью человека его права и свободы (ст. 2).

Закрепляя данное положение  в качестве основы конституционного строя Российской Федерации, Конституция  тем самым «декларирует свое понимание  взаимоотношений государства и  личности, выдвижения на передний план именно личности»⁴⁰. Этот тезис представляется весьма спорным: что есть общественный интерес, как не общий интерес составляющих социум индивидов. Поэтому приоритет интересов отдельной личности перед коллективным интересом группы людей вряд ли согласуется с логикой системы конституционных ценностей российской Конституции в целом.

Право как норма свободы, по мнению Председателя Конституционного Суда В. Д. Зорькина, означает, что свобода индивида не абсолютна. «Основными границами прав и свобод индивида являются права и свободы других лиц. Согласно ч. 3 ст. 17 Конституции РФ, осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Именно в целях защиты конституционных ценностей, в том числе прав и свобод других лиц, на основе их баланса допускается в случае необходимости соразмерное ограничение прав и свобод человека и гражданина»⁴¹.

Необходимо сказать, что  Конституционный Суд неоднократно обращался к необходимости обеспечения  справедливого или надлежащего  баланса конституционных прав и  иных конституционно защищаемых ценностей.

Так, например, по делу о проверке конституционности ряда положений статей 48, 51, 52, 54, 58 и 59 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом Государственной думы Астраханской области Суд отметил следующее. При осуществлении нормативного регулирования, направленного на разрешение правовых коллизий между правом на свободные выборы, с одной стороны, и свободой слова и выражения мнений – с другой, федеральный законодатель обязан соблюдать баланс указанных конституционно защищаемых ценностей, исходя из необходимости гарантирования конституционных прав граждан как избирателей и установления таких условий и порядка информационного обеспечения выборов, в том числе ведения предвыборной агитации и ее финансирования, которые надлежащим образом гарантировали бы проведение свободных выборов на основе демократических стандартов. При этом, учитывая в том числе публично-правовые интересы, он не должен вводить несоразмерных ограничений, которые не являлись бы необходимыми в демократическом обществе и нарушали бы саму суть защищаемых прав⁴².

Баланс конституционных  ценностей ни в коем случае не может  сводиться к простому предпочтению одной ценности в пользу другой, поскольку это было бы равносильно  отрицанию одной из них. Их сбалансированность может достигаться различными способами: приданием правовой норме общезначимого  толкования Конституционным Судом, внесением необходимых изменений  и дополнений в действующее законодательство.

Можно обратиться к одному делу из практики Конституционного Суда РФ, в котором речь шла об оплате юридической помощи и, в частности, о так называемом гонораре успеха⁴³. Вопрос стоял о допустимости условия договора возмездного оказания услуг, которое ставит размер и обязанность оплаты юридических услуг в зависимость от решения суда или государственного органа, которое будет принято в будущем.

В данном деле Суд констатировал  определенную коллизию конституционно значимых ценностей: права каждого  на получение квалифицированной юридической помощи и принципа свободы гражданско-правовых договоров.

В этой связи Конституционный  Суд сформулировал правовую позицию, согласно которой законодательное  регулирование общественных отношений  по оказанию юридической помощи должно осуществляться с соблюдением надлежащего  баланса между такими конституционно защищаемыми ценностями, как гарантирование квалифицированной и доступной (в  том числе в ряде случаев –  бесплатной) юридической помощи, самостоятельность  и независимость судебной власти и свобода договорного определения  прав и обязанностей сторон в рамках гражданско-правовых отношений по оказанию юридической помощи, включая возможность установления справедливого размера ее оплаты.

Для нас, возможно, даже больший  интерес в связи с этим Постановлением имеет Мнение судьи Конституционного Суда Н. С. Бондаря, в котором содержится развернутое разъяснение сути «методологического принципа» баланса конституционных ценностей.

Как отмечает Н. С. Бондарь, идея баланса конституционных ценностей  как методологический прием разрешения конституционно-правового спора  предполагает, в частности, необходимость  взвешивания вступивших в противоречие (конфликт) в рамках конституционно-правового  спора конституционных ценностей  и определение сообразно их конституционному весу соотношения, которым и обусловливается  содержание правового регулирования  конкретной сферы общественных отношений. «При этом каждая из конституционных  ценностей, между которыми возникла коллизия, должна быть сохранена в  рамках существующего конституционно-правового  противоречия, которое не обязательно  должно преодолеваться путем устранения данного противоречия»⁴⁴.

Подобное равновесие конституционных  ценностей в трактовке Конституционного Суда, как отмечает Н. С. Бондарь, никоим образом не предполагает отрицания  одной из них. В основе поиска такого баланса, по его мнению, должен находиться принцип справедливости.

2.3. Справедливость как баланс правовых ценностей

Выдающийся русский философ  и правовед Н. Н. Алексеев в свое время  сформулировал тезис: «Каждая реализованная  ценность имеет право на полноту  своего достойного существования и  развития в пределах общей системы  ценностей»⁴⁵.

Все ценности, с позиции  ученого, образуют строгую и непротиворечивую иерархию. Эта иерархия взаимного  существования ценностей и есть, по его мнению, справедливость. «Глубочайшей основой идеи справедливости, –  утверждает Н. Н. Алексеев, – является мысль о том иерархическом  порядке, в котором стоят по отношению  друг к другу ценности, – мысль  о постепенном их достоинстве, о  возрастающих и убывающих степенях их совершенства. Правильное отношение  этих степеней и есть отношение справедливое»⁴⁶.

Н. Н. Алексеев сформулировал  определенные принципы реализации ценностей  в иерархии справедливости:

• каждая из реализованных ценностей должна находиться в ценностном отношении к любой другой из реализованных ценностей;
• каждая из ценностей должна иметь равное право на достойное существование и развитие в пределах общей системы ценностей;
• при нарушении нормальных отношений с любой другой ценностью каждая из них получает право на установление равновесия;
• отношения реализованных ценностей определяются мерой достоинства, присущей каждой из ценностей.

Вместе с тем Н. Н. Алексеев дистанцировался от выведения какой-либо формулы справедливости, утверждая, что «она дается не отдельной дефиницией, а развернутым учением о системе  ценностей в их иерархических  отношениях». Справедливость как ценность возникает и существует только как  конкретное отношение реализованных  ценностей и охватывает собой  всю иерархию таких ценностей.

Подобное представление  о справедливости в качестве конституционно-правовой ценности возвращает нас к аристотелевскому пониманию «общей справедливости», которое фактически объемлет собой  всю ценностную систему социума. Действительно, с позиции понимания  справедливости как ценностного  критерия оценке в качестве «справедливой» или «несправедливой» может подвергаться практически любая иная реализованная  правовая ценность в ее соотношении  с иными ценностями. Если рассматривать  конституционные ценности в качестве относительно обособленной системы (относительно – поскольку нельзя отрицать ее взаимодействия с общей системой социокультурных ценностей), то справедливость можно рассматривать как актуальное, взаимосогласованное существование всех этих ценностей.