Вклад Игоря Моисеева в развитие народно-сценической хореографии

     История с отлучением от сцены изменила сознание Игоря Моисеева. Раньше ему казалось, что весь мир заключен в танце, но теперь ему хотелось проявить себя не только как танцовщика. В 1926 году в качестве балетмейстера в студии известного театрального режиссера Рубена Николаевича Симонова он успешно поставил комедию "Красавица с острова Лю-Лю" С. Заяицкого. Его работы на драматической сцене в сотрудничестве с вахтанговцами стали событиями театральной Москвы, и год спустя ему предложили принять участие в постановке балета "Футболист" В. Оранского на сцене Большого театра.

     В 1927 году в Большом театре поставили  балет "Красный мак" на музыку Рейнгольда Глиэра. Шел он с огромным успехом; зрителей поражало, что всего  через десять лет после революции  на сцене бывшего императорского театра действовали их современники. Успех "Красного мака" подвигнул  Большой театр продолжить советскую  тему в балете. Был написан сценарий "Футболист", где главными героями  выступали Футболист и Метельщица, а противостояли им Нэпман и Нэпманша. Тема современная, но сюжет строился очень нелепо. Ставили балет Леонид Жуков и Лев Лащилин. Но насколько  удачно шла работа над "Красным  маком", настолько тяжело она складывалась над "Футболистом".

     В Большом театре существовал тогда  художественный совет из рабочих  заводов, фабрик, общественных деятелей. Любой спектакль в театре должен был получить его одобрение. Трижды собирался совет на генеральную  репетицию "Футболиста" и не принимал балета.

     Однажды, проходя во время репетиции под сценой, Моисеев столкнулся с маленьким человечком, который к моему удивлению, спросил его:

     - А что вы здесь делаете? 

     Моисеев ответил:

     - Работаю в балете.

     - Как же, вы ведь режиссер студии  Симонова?!

     - Нет, я артист балета. Но когда-то  помогал Симонову в постановке  его спектакля. 

     Человек понял, что Моисеев его не узнал, и представился. Он оказался заведующим литературной частью Большого театра Гусманом. Именно ему принадлежала идея постановки "Футболиста". Он предложил Игорю переделать сцену футбола в первом акте. Моисеев пробовал отказаться, вспоминая свои прошлые неприятности, но Гусман настоял. Игорь понял: от того, будет ли в конце концов ободрен этот спектакль, зависит участь и самого Гусмана.

     Моисееву предстояло войти в чужую, почти готовую работу. В процессе репетиций пришлось перекроить весь сценарий. Его вмешательство задевало и музыку. Композитор Виктор Оранский поначалу воспринял его предложения в штыки. Но результат вторжения в музыкальную ткань превзошел все ожидания.

     У ни хвозник интерес друг к другу. Оранского поразило, что в двадцать четыре года Моисеев уже переделывает балеты в Большом театре. Моисеев вскоре почувствовал, что его влияние не проходит для меня даром. Они стали встречаться чуть ли не каждый день. Игорь переделал, насколько это было возможно, второй акт и сцену футбола в первом, а третий акт, полностью дивертисментный, оставил без изменений. В результате балет продержался в афише два с половиной года.

     Гусман  был в восторге от того, что балет пошел, и Моисеева назначили балетмейстером Большого театра. Это, конечно, уникальный случай в балетмейстерской практике: обычно у нас балетмейстерами становятся танцовщики, завершившие свою исполнительскую карьеру.

     Столь удачно начавшаяся карьера балетмейстера  тогда не получила продолжения: новый  директор театра Елена Константиновна Малиновская была глубоко возмущена  тем, что 24-летнего мальчишку сделали  балетмейстером, и хотя с должности  она его не сняла, ставить ничего не давала. Моисеев работал только как артист.

     В Большом Театре Игорь Моисеев  мог бы стать одним из ведущих  солистов балета, но его все больше привлекала идея сочинять танцы самому. В 1930 году, оставаясь артистом балета, он становится постановщиком танцевальных сюит в опере "Кармен", а вскоре на сцене Большого Театра появляются его яркие, оригинальные балеты "Саламбо" по сюжету Г. Флобера (1932) и "Три толстяка" по сказке Ю. Олеши (1935). Последний имел большой успех и продержался  в репертуаре Большого театра несколько  сезонов. Позднее он был снят с  репертуара, но по распоряжению правительства  его вновь вернули на афишу. Правда, к тому времени Игорь Моисеев  уже покинул театр, и спектакль  шел крайне редко, пока вовсе ни сошел  со сцены.

     Правительство давно предъявляло претензии  к Большому театру. Сталин очень  хотел, чтобы возникла советская  опера. Но всякие попытки создать  на сцене Большого театра оканчивались неудачей. После очередного провала  взбешенный Сталин приказал назначить  на должность художественного руководителя вместо Малиновской Самуила Самосуда, успешно работавшего в Ленинградском  Малом оперном театре. С ним  приехало много балетмейстеров: Федор  Лопухов, Петр Гусев, Александр Чекрыгин, Ростислав Захаров, ставший главным  балетмейстером. Моисеев оказался единственным балетмейстером-неленинградцем.

     Захаров отнесся к Моисееву крайне неприязненного, видя в нем конкурента, и применял любые методы, чтобы выжить его из театра. Начал он с ударов по жене Моисеева, балерине Подгорецкой, которая, после приезда Семеновой, стала второй балериной Большого театра. Захаров отстранил ее от всех спектаклей, глумился на репетициях. Моисеев при всех назвал его подлецом, и это дало ему основание преследовать его открыто. Его предупредили, чтобы он даже не надеялся что-то поставить. Но только актерское поприще Игоря больше не устраивало.

     У него были тысячи замыслов, однако на все его предложения Самосуд отвечал отказом. Если он предлагал ставить классику, Захаров говорил: "Как вам не стыдно, вы - молодой человек, вам надо думать над советской темой, а вы приходите ко мне с Шекспиром ((я хотел ставить "Сон в летнюю ночь"). Кому это сейчас нужно?" Если приходил с советской темой, в ответ слышал: "Вы что, хотите, чтобы я шею свернул на советской теме? На ней же все горят".

     Игорь стал мучительно думать: "Куда деваться, что делать?" В драматических театрах балеты не ставят. Мюзик-холлов никаких не было. Ему помог Его Величество случай.

     Тогда новый глава Комитета по делам  искусств Платон Михайлович Керженцев  заинтересовался Большим театром  и попросил, чтобы кто-нибудь из театральной  молодежи сделал доклад о проблемах  и перспективах балета. Выбор пал  на 30-летнего Игоря Моисеева. Моисеев  с увлеченностью говорил Керженцеву о том, что волновало молодых  артистов, что корифеи театра слепо  придерживаются традиций, вместо того чтобы их развивать, наконец, о том, что хочет ставить спектакли, которые выражали бы проблемы сегодняшнего дня, но не знает как осуществить  свои замыслы. Ведь Большой театр  был для него недоступен.

     Керженцев взялся помочь, но положение Захарова в театре было настолько прочным, что и он ничего не смог сделать. Однако, узнав о пристрастии Моисеева к народному творчеству, посоветовал  написать на имя Молотова письмо с  предложением о создании ансамбля народного  танца, обещая со своей стороны поддержку.

     Молотов поставил на письме резолюцию: "Предложение хорошее. Поручить автору его реализовать". Еще не зная своих организаторских способностей, Игорь побоялся уйти из Большого театра. Первые шаги в создании ансамбля - набор труппы, формирование репертуара, определение творческой линии будущего коллектива - он делал, оставаясь в штате Большого. Он уволился из театра только в тридцать девятом году.

     Интерес Игоря Моисеева к народному творчеству сформировался еще в начале 1930-х  годов, когда он пешком и верхом объездил весь Памир, Белоруссию, Украину, Кавказ, собирая образы танцевального фольклора. Его интерес не остался незамеченным - в 1936 году он был назначен заведующим хореографической частью только что  созданного Театра народного творчества и вскоре осуществил постановку I Всесоюзного фестиваля народного танца. Успех этих начинаний и подготовил почву для создания первого в стране профессионального ансамбля народного танца. Первая репетиция дебютной программы ансамбля ("Танцы народов СССР") состоялась 10 февраля 1937 года. С тех пор на протяжении 65 лет Игорь Александрович является бессменным художественным руководителем Государственного академического ансамбля народного танца.

     В жизни Игоря Александровича Моисеева есть еще одна яркая и удивительная страница, и не рассказать о ней  было бы по крайне мере неправильным. Однако для этого необходимо вернуться  в биографическом повествовании  на несколько лет назад.

     Во  время его опалы в Большом  театре Моисеев, постоянно ощущая творческий голод, с жадностью хватался за любую  работу. Однажды его удивило и  озадачило совершенно неожиданное  предложение. В 1936 году спортсмены из Малаховского физкультурного техникума имени  Антипова попросили поставить им выступление для физкультурного парада на Красной площади.

     На  выступление "малаховцам" выделили всего пятнадцать минут, в то время  как институты физкультуры выступали  по часу. Малаховцы очень расстроились, что им дали так мало времени. Моисеев  же решил обернуть непродолжительность  выступления в свою пользу и конкурировать  с институтами прежде всего за счет динамики. Поставленное им выступление  длилось всего семь минут.

     В темпе стометровки участники  парад выбегали на площадь, за считанные  секунды выстраивались и в  том же темпе делали упражнения. Выступление имело колоссальный успех, и техникум даже наградили. Для  Моисеева же этот успех вылился в  многолетнюю работу на физкультурно-парадном поприще во время своих летних отпусков.

     В 1937 году к нему пришли представители многих республик с просьбой поставить их выступления на предстоящем параде. Из всех претендентов Игорь выбрал белорусский республиканский техникум. Белоруссию он очень любил и из белорусского фольклора мог почерпнуть многое для ансамбля, над созданием которого уже начал работать. Каждую неделю я ездил в Минск на два дня для подготовки выступления, которое задумывалось мной в нетрадиционной для парада театрализованной форме. Называлось оно "Граница на замке".

     Красная площадь превращалась в березовую  рощу, из нее выходили танки, выбегали солдаты. Исполнители вышли на площадь  с маленькими березками, заранее  привезенными из Подмосковья, чем создали  иллюзию Белоруссии. После парад  техникум переименовали в институт, исполнителей наградили орденами. Он ордена почему-то не получил и тогда уже понял, что у спортсменов интриги похлеще, чем в любом театре.

     Он постарался поскорее забыть эту обиду и полностью погрузился в работу над созданием ансамбля. Однако, вскоре после парада, его вызвали в НКВД. Шел страшный тридцать седьмой год, и, отправляясь на Лубянку, он не надеялся вернуться обратно. Но его приняли необычайно вежливо и предложили ознакомиться с каким-то документом, оказавшимся представлением к ордену. В списке представленных к наградам значилась и его фамилия, но она была перечеркнута, а вместо нее вписана другая. Оказалось, этим он был обязан Председателю Комитета по физкультуре Белоруссии Кузнецову. К тому времени его уже арестовали. Моисеева спросили, знает ли он что-нибудь о представлении к ордену. Ему об этом не было известно, да и вообще он не имел ничего общего с Кузнецовым. Чекисты его отпустили. Он обрадовался, что так легко отделался, и дал себе слово никогда больше не связываться с парадами. Однако судьба распорядилась иначе.

     Накануне  следующего парад ему позвонил секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Косарев и попросил срочно приехать к нему. Речь зашла опять о параде. Заметив, что Игорь настроен решительно, Косарев предупредил его протесты: "Дело в том, что товарищ Сталин поинтересовался, почему институт физкультуры имени Сталина уже третий год не получает наград за свои выступления. Ему ответили, что первое место присудили белорусам. Иосифу Виссарионовичу тоже понравилось это выступление, и он спросил, кто его готовил. Когда назвали вашу фамилию, товарищ Сталин сказал: "Пусть он и сделает". Поэтому мы попросили вас приехать".

     Мог ли он спорить со Сталиным? Ему ничего другого не оставалось, как вновь заняться физкультурой. К тому же Косарев пообещал: "Даю вам честное слово, если выступление будет удачным, вы наверняка будете отмечены".

     Моисеев поставил номер "Если завтра война". Институт занял столь желанное Сталиным первое место. А обещанный орден он не получил, так как еще до конца работы Косарев был объявлен "врагом народа".

     Между тем работа ансамбля шла своим  чередом. Все "парадные" предложения, с которыми к Моисееву обращались, он отверг и поехал с молодым коллективом  на гастроли в Кисловодск. За два  дня до конца сезона ему принесли правительственную телеграмму: "Приезжайте в Москву. Председатель по делам  искусств Храпченко". Решив, что Храпченко  может и подождать, Моисеев послал ответ: "Выехать не могу в связи  со сложными обстоятельствами в ансамбле". Буквально через несколько часов  получил вторую правительственную  телеграмму: "В пререкания не вступайте, выезжайте немедленно".