Особенности экономического кризиса Российской Федерации и его влияние на Курскую область

    Но  если от относительных данных перейти  к абсолютным, потери от нынешнего  кризиса оказываются уже намного  больше. Так, рыночная капитализация  компаний в 1998 г. снизилась примерно на 130 млрд дол., а сейчас – уже  почти на 1 трлн дол. Золотовалютные резервы тогда сократились менее  чем на 20 млрд дол., а сейчас –  более чем на 150 млрд дол. Здесь  следует глубже посмотреть на сходство и различия этих двух кризисов.

Прежде  всего, кризис 1998 г. был исключительно  финансовым, преимущественно бюджетным. Основной отличительной чертой стало  государственное банкротство. Он был  также кредитным и валютным кризисом, как следствие того же бюджетного. С макроэкономической точки зрения он означал превышение потребления  над производством ВВП за счет огромной иностранной задолженности.

    Что важно – он произошел при минимальных  ценах на нефть. В то же время он проявился в условиях огромного  избытка производственных мощностей  и неиспользованной рабочей силы. Поэтому он никоим образом не был  классическим циклическим кризисом – кризисом перепроизводства. Существенной была его связь с международным  финансовым кризисом в части развивающегося мира. Эти особенности придавали  ему внешне чрезвычайно драматические  черты (государственное банкротство, банкротство финансовых институтов, огромное сокращение курсов акций, реальных доходов населения), но создавали  возможность относительно быстрого его преодоления как раз благодаря  наличию огромных производственных резервов и отказу платить по многим внешним долгам.

Кризис 2008 г. происходит в исключительно  благоприятных внутренних финансовых условиях. Накоплены колоссальные валютные и бюджетные резервы. Бюджет и  платежный баланс пока положительные. Даже внешняя задолженность (преимущественно  частная) намного менее опасна, так  как краткосрочная ее часть значительно  меньше, чем валютные резервы, в отличие  от 1998 г. Даже осенью 2008 г. цены на нефть  были в несколько раз выше цен 1998 г.

    Современный кризис, однако, разворачивается при  минимальных производственных резервах и поэтому является циклическим. Он гораздо в большей степени, чем в 1998 г., является системным, ибо  недостатки последнего можно было отнести  на молодость системы. В то же время  он совпадает с мировым экономическим  кризисом. Поэтому первоначальные последствия  кризиса за счет накопленной «подушки безопасности» могут быть значительно  слабее, чем в 1998 г. Но выход из него окажется намного более продолжительным. Даже обычное в таких кризисах сокращение доходов населения будет  затруднено многолетними обещаниями социальных благ.

    Выход из кризиса будет осложнен тем, что  он предъявит более суровые, чем  после кризиса 1998 г., требования к  структурной перестройке экономики. Тогда она шла преимущественно по линии более дешевого, преимущественно потребительского, нефондоемкого импортозамещения. Теперь же потребуется огромное расширение несырьевого экспорта и качественного инвестиционного импортозамещения, что очень плохо получается у российских компаний ввиду слабости кадров и недостатка собственных инвестиций, ресурсов и кредитов.

    Наконец, кризис 1998 г. в минимальной степени  затронул производство товаров. Оно  сократилось, по нашим расчетам, лишь на 7%. Но уже в следующем году это  сокращение было компенсировано намного  более высоким ростом. Цена этого  подъема была очень высока: его  обеспечило четырехкратное падение  курса рубля и огромное снижение реального уровня доходов, усилившие  конкурентоспособность реального  сектора экономики при огромных производственных резервах. Теперь такие  резервы появятся только по завершении циклического кризиса, но они быстро исчезнут после достижения докризисного уровня производства и даже раньше, так как за время кризиса основные фонды еще больше сократятся.

    Кризис 1998 г. разворачивался при очень слабой монетаризации экономики. В расчетах преобладали бартер и денежные суррогаты. Сейчас монетаризация экономики  по отношению к ВВП выше в несколько  раз. Это намного усиливает влияние  неполадок в финансовой системе  на развитие экономики. Чрезвычайно  низкой тогда была и секьютиризация экономики. Капитализация рынка  частных ценных бумаг была ничтожной (примерно в 10 раз на пике) по сравнению  с нынешней. Минимальным было и  число частных акционеров. Поэтому  тогдашний биржевой крах акций почти  не повлиял на экономику, в отличие  от современного. Нынешний биржевой крах сказывается и через личное состояние (а оттого – и расходы) населения, и через положение банков и  финансовых компаний, и через возможности  при снизившейся во много раз  капитализации обеспечивать новые  эмиссии акций и облигаций  и получать займы от банков.  

Российский  и мировой экономические  кризисы. 

    Российское  руководство, стремясь снять с себя ответственность за происходящий кризис, сводит его полностью или в  большей части к влиянию вируса мирового экономического кризиса (премьер-министр  В. В. Путин даже в октябре 2008 г. вообще отвергал наличие в России экономического кризиса). Так, президент России Д. А. Медведев утверждал, что российский кризис на 75% зависит от влияния внешних  факторов.

    Нет сомнений, что мировой экономический  кризис оказал значительное влияние  на ход российского. Российская экономика  за последние 20 лет стала частью мировой. Можно, однако, усомниться в  том, что это стало для нее  благом. Поспешная и неквалифицированная  интеграция в мировую экономику  стоила ей колоссального оттока капитала (по весьма правдоподобным расчетам –  примерно в 1 трлн дол.), потери или подрыва  многих отраслей экономики, чего зачастую можно было избежать. Плюсы усиления внешней конкуренции и увеличения разнообразия и доступности многих благ и услуг были, как нам представляется, намного менее значимыми и  преимущественно востребованными  небольшой частью населения.

    Посмотрим более внимательно на каналы влияния  мирового кризиса на российскую экономику. Они очень сильно отличались от аналогичного влияния в странах Запада. Там  оно шло преимущественно через  вовлеченность финансовых институтов в американский рынок ипотечных  бумаг и в их производные (деривативы). Деятельность американских финансовых институтов и их партнеров в других западных странах говорит о серьезнейших неполадках в деятельности финансовой системы и регулирующих органов. Кстати, задолго до недавнего открытия У. Баффета, отметившего, что деривативы являются оружием массового уничтожения, об этом еще в середине 1990-х годов  подробно писал в газете «Правда» один из российских экономистов.

    Можно согласиться с тем, что вирус  кризиса пришел из США. Но страны с  сильной иммунной системой при этом остаются здоровыми или переносят  эту болезнь легко, а со слабой – очень тяжело. Так, пока довольно легко при всей его зависимости  от внешнего мира переносит кризис Китай, лишь несколько снизив очень  высокие темпы экономического роста.

    В России главным последствием кризиса  стало падение мировых цен  на нефть и сокращение возможностей использования иностранных финансовых ресурсов. Это влияние характерно для стран с преимущественно  экспортоориентированной экономикой, слабой банковской и финансовой системой – то есть слаборазвитых стран. Об этих недостатках российской экономики  давно говорили и экономисты, и  государственные деятели, но действенных  мер по их преодолению принято  не было. К тому же импортируемый  кризис «наложился» на собственный  кризис перегретости экономики, а также  системный кризис. Мы бы воздержались от определения процентов влияния  внешних и внутренних факторов в  нашем кризисе. Но вряд ли в свете  сказанного внешние факторы даже в краткосрочном плане составили  хотя бы 50%. А в долгосрочном, главном  кризисе, их роль вообще невелика.

    Кто же виноват в нынешнем кризисе? Из приведенных данных очевидно, что  окончательно обанкротилась сложившаяся  в последние 20 лет экономическая  модель. К ее губительным для будущего страны порокам относятся не только колоссальное сокращение основных фондов, но и фактическое разрушение инвестиционной системы, систем образования, науки, геологоразведки, вооруженных сил – то есть секторов экономики, которые определяют будущее  страны и ее безопасность. Произошло  чудовищное социальное расслоение, которое  напрямую сказалось и на экономических  показателях, так как огромные личные доходы российской буржуазии изымались  из внутреннего хозяйственного оборота  и производственного накопления.

    Российский  капитализм оказался намного хуже даже весьма малоэффективного советского социализма периода застоя. О том, что в  этот период в России был создан экономический уродик, мы много раз, начиная с 1992 г., писали в журнале  «ЭКО» и в других экономических  журналах («Вопросы статистики», «Проблемы  прогнозирования»). Иначе как безумием назвать то, что происходило в  российской экономике в эти годы, нельзя – 20 лет постсоветского безумия  наложились на 20 предыдущих бездарных  советских лет. Можно кратко назвать  весь этот 40-летний период периодом «дуракаваляния», выгодного лишь небольшой обогатившейся  части общества.

    Обанкротилась и общественная система, которая  оказалась неспособной ни выработать действенную общественно-политическую и экономическую модель, ни определить направление общественного развития, ни выдвинуть талантливых политических лидеров, ни «властителей дум».

Нынешний  кризис «приближали, как могли» многие годы бездарные и алчные бизнесмены и менеджеры, еще недавно столь  самоуверенные, а теперь чуть ли не на коленях умоляющие государство  их спасти. А также посредственные и коррумпированные политики, малоквалифицированные  и сервильные «ученые», журналисты. Ну и значительная часть населения, простых людей, пассивно реагировавшая  на разграбление страны в 1990-е годы и по мере своих скромных сил часто  также принимавшая на своих рабочих  местах участие в разрушении общества.

    Реакция российского руководства на экономический  кризис пока носит ситуативный характер и ограничивается спасением финансового  рынка и банковской системы, ряда крупнейших компаний. В силу своей  масштабности это может означать и отказ от либерального курса  экономической политики, и переход  к кейнсианской политике регулирования  экономики со всеми ее достоинствами  и проблемами. Неясно пока, насколько  удачны и эти меры: их осуществляет малокомпетентный и коррумпированный аппарат, и есть большая опасность  обычных злоупотреблений и ошибок при проведении. Поэтому они, в лучшем случае, могут спасти многие коммерческие институты от краха, нередко закономерного и справедливого в связи с их плохим управлением, нежели перейти к созданию работоспособной экономической системы.

    Самое важное – кейнсианские методы часто  оправдывают себя в зрелой рыночной экономике, а российская таковой  вовсе не является. Тем не менее  вливание больших денег через  какое-то время, требующееся для  их поступления в экономику через  каналы банковской системы, может замедлить  масштабы циклического кризиса. Но и  только: системные проблемы экономики  они не решают. Конечно, циклический  кризис рано или поздно кончится, но системный останется.

    Не  наблюдается пока даже попыток убедительно  объяснить гражданам России причины  кризиса, показать действия государственного руководства в сложившихся условиях. Представьте себе, что в июле 1941 г. вместо слов о смертельной опасности  для страны и народа Сталин заявил бы, что произошла «небольшая неприятность»: потеряли «всего лишь» Прибалтику, часть Украины и Белоруссии. Но волноваться не надо. Это «лишь» 5% территории страны и «всего лишь» 60–80 дивизий из 500.

    Можно понять паническое состояние российского  руководства в первые дни и  недели кризиса. Тогда поспешные  действия позволили, пускай и очень  дорогой ценой, не допустить банковского  краха. Но его самая острая фаза длится уже несколько месяцев, и паника, судя по действиям, все еще не проходит. Колоссальные деньги раздаются направо  и налево, без серьезного анализа  целесообразности, невозможного без  реальной экономической информации, а положительный эффект этих раздач не виден ни в реальном производстве, ни даже на фондовом рынке. Возможно, он все-таки скажется в ближайшем будущем. Но это никак не решит долгосрочных проблем российской экономики.

    Вызывает  изумление, что не названы и не наказаны виновники кризиса из числа  руководителей экономики, проявивших безответственность и низкую квалификацию. Те, кто привел страну к кризису – теперь лечат от него. Надо ли удивляться тому, что лечение идет так плохо? При всем нашем критическом отношении к Б. Н. Ельцину, отметим, что у него хватало ума и решительности находить и, пусть чрезмерно мягко, наказывать виновников экономических и иных неудач. Безнаказанность государственных ошибок и преступлений стимулируют их повторение.  

    О действиях российского предпринимательского класса мы знаем значительно меньше, чем о действиях правительства: он не заинтересован в их рекламе. Но достаточное количество информации все же можно получить из разрозненных сообщений СМИ.

    Больше  всего обращают на себя внимание слезные  просьбы о помощи. Даже мысли нет  о возможности реализовать для  спасения собственных компаний свои очень немалые личные богатства  внутри страны и за рубежом. Очень  сильно сокращаются планы капитальных  вложений у различных компаний –  от нескольких десятков процентов до нескольких раз. Эти, лишь частично вынужденные, действия особенно опасны для будущего нашей экономики. Весьма энергично  сокращаются расходы на оплату труда  – от урезания ставок оплаты до, кажется, намного более энергичного, чем  в 1990-е годы, сокращения раздутой численности  занятых (что говорит о большей  зрелости российского капитализма).