Право в государстве

Резюмируя изложенные положения о специфике и сущности естественного права, можно сформулировать следующее определение общего (универсального) понятия естественного права. «Естественное право – это везде и всегда наличное, извне преданное человеку исходное для данного места и времени права, которое как выражение объективных ценностей и требований человеческого бытия является единственным и безусловным первоисточником правового смысла и абсолютным критерием правового характера всех человеческих установлений, включая позитивное право и государство. Можно сформулировать и более краткие дефиниции общего понятия естественного права. Можно сказать, что естественное право – это право, извне преданное человеку и приоритетное по отношению к человеческим установлениям. Или: естественное право – это правовая форма выражения первичности и приоритета естественного над искусственным в человеческих отношениях»[6].

Процессы «возрождения» и модернизации естественного права в XX в. вновь продемонстрировали большой обновленческий потенциал естественноправового подхода. Одним из важных (в социально-политическом и идейно-мировоззренческом отношениях) направлений такого обновления естественного права, во многом содействовавшего его послевоенному «ренессансу», стала антитоталитарная переинтерпретация естественноправовых идей и ценностей. Ведущая роль представителей естественного права в правовой критике тоталитаризма и тоталитарного законодательства, активная разработка с таких антитоталитаристских (во многом – с либерально-демократических) позиций проблем естественных и неотчуждаемых прав и свобод человека, ценности права, достоинства личности, правового государства и т.д. заметно повысили престиж естественно правовой идеологии в широком общественном мнении послевоенной Европы, усилили ее теоретические позиции и практическое влияние во многих сферах политической и правовой жизни (конституционное и текущее законодательство, правоприменительный процесс, правосудие и т.д.).  

Сформулированная Р. Штаммлером концепция «естественного права с меняющимся содержанием» была конгениальна двойственной традиционалистско-обновленческой (охранительно-критической, архаично-модернистской, консервативно-прогрессистской) ориентации естественноправовой мысли с ее глубинными представлениями о развитии как постоянном процессе (и человеческом призвании и долге) актуализации вечного и неизменного в этом приходящем и изменчивом мире.

Концепция «естественного права с меняющимся содержанием» (непосредственно и в различных последующих вариациях) содействовало существенной методологической, гносеологической и общетеоретической модернизации естественноправового подхода в XX в., особенно – во второй его половине.  

Заметный вклад в послевоенный «ренессанс» естественноправовых людей внес другой влиятельный неокантианец – известный немецкий юрист Г. Радбрух. Право (в его различении и соотношении с законом) у него представлены в понятии «идея права», «надзаконное право», а не посредством понятия «естественное право», как у некоторых других кантианцев. Но его философско-правовая критика юридического позитивизма и настойчивые призывы к восстановлению в юриспруденции «идеи права» и концепций «надзаконного права» существенно содействовали послевоенному «ренессансу» естественного права в Западной Европе.

В этом плане особую роль сыграла работа Радбруха «Законное неправо и надзаконное право» (1946), которая вызвала широкую дискуссию в ФРГ и ряде других стран, способствовала консолидации идей и усилий всех тогдашних противников юридического позитивизма и дала заметный толчок активизации естественноправовых исследований.  

Юридический позитивизм, подчеркивал Радбурх в этой своей работе, ответственен за извращение права при национал-социализме, так как он «своим убеждением «закон есть закон» обезоружил немецких юристов перед лицом законов с произвольным и преступным содержанием. Трактовка юридическим позитивизмом власти как центрального критерия действительности права означала готовность юристов к слепому послушанию в отношении всех законодательно оформленных установлений власти. Правовая наука тем самым капитулировала перед фактичностью любой, в том числе и тоталитарной, власти.

Позитивное право, которое расходится со справедливостью, не является действительным правом, поэтому ему, согласно Радбруху, надо отказывать в послушании. «Если законы, – подчеркивал он, – отрицают волю к справедливости, например, произвольно отказывают от гарантий прав человека, то такие законы не имеют действия, народ не обязан к послушанию им, и юристам тоже надо найти мужество отрицать их правовой характер»[7].  

Теория юридического позитивизма представляет собой теоретическую концепцию, основывающуюся на признании лишь позитивного (официального) права, выраженного в виде юридических норм. А все остальное, называемое правом, в том числе естественное право, является ни чем иным, как моральной оценкой действующего права. Не имея официального выражения и властного обеспечения, оно представляет собой лишь систему научных взглядов, а следовательно не обладает общеобязательной силой.  

Уклоняясь от оценки существующей действительности, юридический позитивизм замыкается на констатации существования права в отрыве от тех общественных отношений, которые служат его основанием. Отсюда и отрицание им возможности познания сущности права. Главное для него – это описание правовых явлений, изучение внешнего способа их существования. Поэтому право в рассматриваемой теории сводится исключительно к совокупности юридических норм или «агрегату правил, установленных политическим руководителем, или сувереном», «Всякое право есть команда, приказ» (Остин). «Право в объективном смысле, – есть а) норма, б) определяющая отношения человека к человеку»[8].  

К основным идеям и положениям «юридического позитивизма» относятся трактовка права как творения власти, властная принудительность как, в конечном счете, единственная отличительная особенность права, формально-логический и юридико-догматиченский метод анализа права, отрыв и «очищение» права от общественных отношений, а юриспруденции – от «метафизических» положений о природе, причинах, ценностях, сущности права и т.д.

Так, Ш. Амос утверждал, что «право есть приказ верховной политической власти государства с целью контроля действий лиц в данном сообществе»[9]. Г.Ф. Шершеневич придерживался аналогичных воззрений. Право, по его оценке, – это «произведение государства», а государственная власть характеризуется им как «тот начальный факт», из которого исходят, цепляясь друг за друга нормы права».  

В силу своей позитивистско-прагматической ориентированности легистская юриспруденция занята уяснением и рассмотрением двух основных эмпирических фактов: 1)выявление, классификацией и систематизацией самих видов (форм) этих приказаний (принудительно-обязательных установлений) официальной власти, т.е. так называемых формальных источников действующего права (позитивного права, закона), и 2) выяснением мнения (позиции) законодателя, т.е. нормативно-регулятивного содержания соответствующих приказаний власти как источников (форм) действующего права.

Марксистское понимание сущности права заключается в том, что право есть лишь возведенная в закон воля господствующих классов, воля, содержание которой обусловлено материальными условиями жизни этих классов. Право обладает относительной самостоятельностью и оказывает обратное влияние на все сферы жизни общества, сохраняя при этом свою классовую природу.

«Право в социалистическом обществе становится воплощением и средством подлинной свободой людей, поскольку оно выражает и закрепляет те реальные, материальные условия жизни, те формы общественных отношений, при которых исключается всякая возможность эксплуатации человека человеком, политического и духовного подавления личности и при которых люди получают свободу – реальную, всеобщую и равную для всех членов общества»[10].

Наконец, к числу «промежуточных» (между приведенными точками зрения) по вопросу о возможности выработки общего понятия права и «универсального» о нем представления можно отнести мнение, со­гласно которому такая возможность допускается лишь на национальном уровне – на уровне отдельного государства, в пределах «одной эпохи и одной страны», но не в масштабе всего мирового сообщества.

Рассуждая на эту тему, Г. В. Мальцев не без оснований замечает, что «если общемировое понимание и определение права практически невозможны, то в пределах отдельного государства и контролируемого им единого правового пространства поиски общего для всех участников правоотношений понимания права имеют определенный упорядочиваю­щий смысл»[11].

С данным утверждением, равно как и с общим методологическим подходом Г.В. Мальцева к решению проблем правопонимания, в прин­ципе нельзя не согласиться, исходя из существующих в современном мире тенденций развития правовой теории и юридической практики.

Выявление и изучение этих общих для различных правовых семей и национальных правовых систем признаков и черт имеет принципиаль­но важное значение как для решения проблем правопонимания, так и для выработки общего представления о праве и определения понятия права в целом.

1.2.           Теория соотношения права и государства

Соотношение права и государства меняется по мере роста цивилизованности государства как организации политической власти общества. Не прибегая к дискуссии по этому вопросу, повторим, что каково государство – таково и его право. Однако в политологической и правовой науке все обстоит настолько сложно, что приходится снова возвращаться к истокам формирования права, иначе невозможно разобраться и в вопросе о соотношении государства и права.

В этом вопросе мы отдаем предпочтение тезису о производности юридического права от государства. В реальной жизни юридическое право объективируется в форме закона, нормативного акта, изданного государством или санкционированного им (если, например, придается юридическое значение корпоративным нормам). По нашему мнению, вне государства и без его ведома право не может реализоваться в доступную адресатам форму. Известно также, что право и в случае несоблюдения подкрепляется принудительной силой государства, то есть и на стадии своей реализации оно не может обходиться без государства.

На эти моменты приходится обращать внимание потому, что в постсоветское  время в вопросе о соотношении государства и права отдельные специалисты склонны придать праву статус силы, противостоящей государству, и определить ему ведущее место по отношению к последнему. Такую попытку сделал, например, С.С. Алексеев в статье «Право: время новых подходов», опубликованной в журнале «Советское государство и право»[12]. Здесь он право объявляет «продуктом цивилизации и культуры».

Конкретное юридическое право (в отличие от всеобщего, или общечеловеческого, желаемого права) всегда будет зависимо от правотворческой деятельности реального (французского, российского и т.д.) государства. Рукотворность права конкретного государства, то есть того права, с которым людям приходится иметь дело (а не того, которое им хотелось бы иметь), вряд ли может вызвать сомнения. Действующее право конкретного государства может соответствовать или не соответствовать представлениям об общечеловеческом, теоретическом праве и его требованиям. В зависимости от уровня развития конкретного государства, культуры общества и других факторов причины такого несоответствия могут быть разные.

Еще дальше в своих представлениях о соотношении государства и права ушли представители так называемого либертарного подхода к пониманию права. Суть либертарного подхода к понятию права заключается в том, что законы конкретного государства, по их мнению, могут быть правом, если они отвечают требованиям ценностно-должного, то есть сущее (законы государства) оценивается неким правовым долженствованием. Иначе говоря – законы, по их мнению, бывают правовыми и внеправовыми. Лишь правовой закон может быть признан правом – считают представители либертарного подхода.

Либертаристы – это в основном те, кто больше думает не о реальном, а об идеальном праве. Однако вера в идеальное право, начертанное самой природой – это предмет не юриспруденции, а философии. Юриспруденция имеет дело с наличными, реальными правилами поведения, поддерживаемыми со стороны государства.

Следует заметить, что «Теория государства и права» в нашей стране (особенно это относится к советскому периоду) традиционно имела ярко выраженную абстрактную направленность. Отвлеченность этой дисциплины от проблем реального государственно-правового статуса достигла таких размеров, что студентам, готовившимся стать судьями, прокурорами стали говорить, что «юриспруденция – это наука о свободе», а «право – это нормативно закрепленная справедливость». Те же сотни, тысячи законов, а также другие, исходящие от конкретных государственных органов нормативные правовые акты, по которым живет общество, работают судьи, прокуроры, оказывается, могут быть чем угодно, но только не правом, подлежащим изучению и применению.

Теорию государства и права некоторые настолько «либертаризировали», что даже она в определенной мере перестала быть юриспруденческой наукой. Вслед за либертаристами некоторые преподаватели юридических вузов настолько увлеклись этими теоретизированиями, что забыли настоящую юриспруденцию, оказались беспомощными в мире практикующихся юристов. Все это не только наносит ущерб при подготовке будущих юристов, решению проблем, с которыми они столкнуться на практике, но и дискредитирует юридическую науку, делая ее излишне теоретизированной, отвлеченной и ненужной.

Сегодня существует большая потребность в разработке необходимой для практики теории государства и теории права. Если теория государства не ориентирована на реальное государственное устройство, а теория права – на то, как применяется право для решения реальных проблем повседневной жизни, то такая теория не имеет будущего.

Актуализация проблемы соотношения государства и права в последние годы связана с тем, что формирование правового государства, по мнению некоторых, обусловливает необходимость возвышения права над государством. Между тем нельзя забывать, что правовое государство то же является  государством со всеми признаками и характеристиками, в частности, один из них составляет наличие права, законов. И в условиях правового государства право остается результатом правотворческой деятельности государства. В этом случае меняется лишь сущность самого государства, а не соотношения государства и права. Оно, государство, становится учреждаемой гражданским обществом властью и в этом качестве больше заботится о правах и свободах граждан, ограничивает легитимными законами деятельность своих органов, должностных лиц. Другими словами, правовым государство становится не за счет возвышения права над ним (это практически нереализуемое положение), а за счет его большей цивилизации как организации политической власти общества. Только государство, принимающее  легитимные законы и строго соблюдающее их, может называться правовым. Само государство должно созревать до степени правового, то есть – справедливого, выражающего подлинные интересы государствообразующего общества. Только став таким, оно может называться правовым и создавать справедливые законы.