Воспроизведение населения

     Соответствие  уровней рождаемости и смертности, экологическим требованиям, предъявляемым к воспроизводству населения в целом, отчасти обеспечивалось автоматически, отражая естественную согласованность функционирования различных частей одного социального организма, имеющего единую основу развития - крайне примитивную экономику, неразвитые общественные отношения, сильную зависимость от природы и т.п. Однако эта внутренняя согласованность не гарантировала полностью демографического равновесия. Ведь человек - даже и ранний собиратель - нарушал господствующий в природе автоматизм, он постоянно расширял область своей свободы, мог взять у природы больше, чем любое животное, мог искусственно ограничить рождаемость и т.п. Одного лишь естественного автоматизма для поддержания демографического равновесия теперь было недостаточно. Нужны были специальные механизмы, которые вводили бы демографическое поведение людей в рамки, диктуемые общественной потребностью.

     Социально-культурный механизм приводил рост численности населения в соответствие с границами, которые предписывала природа, - таков главный отличительный признак того типа воспроизводства населения, который пришел непосредственно на смену размножению животных. В дочеловеческом мире природа не только ставит эти границы, но и заботится об их соблюдении. На более поздних этапах развития человеческого общества социальный контроль над воспроизводством населения развивается параллельно расширению границ роста численности человеческих популяций в результате производственной деятельности людей. Но первые шаги на историческом пути человечество делает с таким типом воспроизводства населения, который формируется «между двух миров»: цели демографического регулирования ставятся природой, средства даются обществом. Этот исходный тип будем называть архетипом воспроизводства населения.

     Свойственный  архетипу воспроизводства населения  демографический механизм выполнял, по существу, старые функции, которые в животном мире выполнялись биологическим механизмом. Но он содержал в себе потенциальные возможности приспособления процесса размножения к иным условиям равновесия, возможности, которые сыграли огромную роль в последующие исторические эпохи.

     Архетип воспроизводства населения изучен слабо¹⁸. Сам факт его существования - не более, чем гипотеза, в пользу которой сейчас имеется лишь ограниченное количество доводов. До тех пор пока не выявлены существенные качественные различия в основных демографических процессах - в рождаемости и смертности, свойственных архетипу и пришедшему ему на смену типу воспроизводства населения (а этого не сделано), все соображения, относящиеся к исторической специфике архетипа, остаются гипотетическими. Тем не менее, было бы нецелесообразно в ожидании надлежащей проверки отказаться от гипотезы о существовании архетипа, поскольку она позволяет объяснить некоторые трудно объяснимые явления, в частности «демографический взрыв» эпохи неолита.

     Архетип воспроизводства населения был  неразрывно связан с палеолитической экономикой и с теми общественными отношениями, которые могли развиваться на ее чрезвычайно узкой базе. Характер производства и социальных отношений со времени появления Homo sapiens в основных чертах сохранялся неизменным на протяжении десятков тысячелетий, а вместе с ними сохранялся неизменным и характер воспроизводства населения, повсеместное господство его архетипа.

     Однако  и в самую раннюю эпоху человеческой истории производительные силы не стояли на месте, и условия жизни людей очень медленно эволюционировали, шло длительное накопление прогрессивных изменений в материальных условиях и социальной организации жизни и деятельности людей. Разумеется, эффект каждого отдельно взятого изменения мог быть лишь очень незначительным и не способен был привести к изменению экономической и социальной системы первобытного общества. Но по мере того, как таких изменений накапливалось все больше и больше, возникали и распространялись элементы новой экономики, которые вступали в противоречие со старой хозяйственной системой и подрывали ее основы.

     Со  своей стороны и демографическое  развитие сыграло важную роль в назревании кризиса старой хозяйственной системы. Социально-экономический прогресс подтачивал основы демографического равновесия, свойственного обществу, основанному на присваивающей экономике. Демографическая стабильность постепенно уступила место пусть очень медленному, но неуклонному росту численности палеолитических населений и, что самое главное, их плотности. Если присваивающая экономика не подготовлена к коренным переменам, повышение плотности населения может привести к катастрофе, но когда элементы новых экономических отношений уже достаточно созрели, рост плотности может оказаться одним из сильнейших стимулов перехода от присваивающей экономики к производящей. Так, возможно, и было во многих случаях. Например, В.М. Массон пишет, что «скорее всего именно относительно густая заселенность верхнепалеолитической и мезолитической Европы была одной из предпосылок победного шествия по этой территории производящей экономики в VI—IV тысячелетиях до н.э.»

     Кризис  всей системы отношений, базировавшихся на присваивающем хозяйстве первобытных собирателей, охотников и рыболовов, и вызвал, в конечном счете, устранение этих отношений и замену их новыми. Перемены охватили все стороны жизни человеческого общества, в частности они, привели к замене архетипа воспроизводства населения его новым историческим типом - к первой демографической революции.

     Смена архетипа новым типом воспроизводства  населения произошла, по-видимому, в  далекие времена неолита и  была неразрывно связана с грандиозным  социально-экономическим переворотом, получившим название неолитической революции. Сущность этого переворота заключалась в переходе от присваивающей экономики к производящей. Прежде люди лишь совершенствовали способы добывания того, что они находили в природе готовым, - теперь человек научился лучше использовать в своих интересах животных и растения, имевшиеся в природе, создал сельское хозяйство. Это было революцией в развитии производительных сил, огромным шагом в овладении силами природы. Отныне люди гораздо меньше, чем прежде, зависели от неконтролируемых стихийных сил. Они научились - до известного предела, конечно, - предвидеть и планировать свою хозяйственную деятельность. Более эффективные и надежные способы получения продовольствия, расширение знаний об окружающем мире (что было тесно связано с нуждами сельского хозяйства), улучшение жилищ и тому подобные изменения преобразовали материальные условия жизни первобытного общества и в то же время имели глубокие социальные последствия.

     Важнейшее из них - появление прибавочного продукта, а значит, и возможности присваивать чужой труд. Скачок в производительности труда нес с собой возможность расширения сферы личной собственности и превращения семьи в самообеспечивающуюся хозяйственную единицу, имущественного неравенства, эксплуатации человека человеком - всего того, что, в конечном счете, должно было подорвать сами основы первобытного общества. Но этот результат неолитической революции сказался не сразу. Непосредственно после того, как она совершилась, «общества, одержавшие эту одну из величайших в истории человечества побед, пожинали плоды достигнутых успехов в рамках первобытнообщинного строя. Можно без преувеличения оказать, что именно с неолитической революцией наступает пора его наивысшего, хотя и финального расцвета».

     Первые  очаги неолитической революции  возникли, по-видимому, в X-VIII тысячелетиях до н.э. Начавшись в каком-либо районе мира, она занимала многие столетия, а в целом на земном шаре длилась тысячелетия. Например, до Европы она докатилась только в VI-IV тысячелетиях до н.э., отдельные же группы населения Земли оставались на стадии присваивающей экономики до наших дней.

     Возникновение сельского хозяйства и его  превращение в главную сферу производственной деятельности людей сделали возможным существование на тех же территориях во много раз более многочисленных, чем в донеолитическое время, населений. В свою очередь новые методы ведения хозяйства и соответствовавшие им формы общественной жизни прямо требовали иной, чем прежде, пространственной концентрации людей, а значит, и иной, гораздо большей их численности. В то же время и под влиянием тех же факторов исторического развития произошли глубокие изменения и в организации частной жизни людей, в их быту, в условиях, в которых происходило рождение и воспитание детей и т.п., в конечном счете, в условиях рождаемости и смертности.

     Сейчас  качественные и количественные различия в рождаемости и смертности до и после неолитической революции изучены недостаточно, и именно эта недостаточная изученность обязывает к большой осторожности, когда речь идет об архетипе как об особом историческом типе воспроизводства населения.

     Таким образом, первая демографическая революция сыграла огромную роль в истории человечества. Ее разностороннее влияние на жизнь посленеолитического общества еще ждет своего исследователя. 

     Традиционный  тип воспроизводства населения и его историческая ограниченность 

     Новый тип воспроизводства населения, возникший во времена неолита, безраздельно господствовал во всем мире вплоть до XVIII в., а у значительной части населения мира далеко не полностью изжит еще и сегодня. Основные черты этого типа воспроизводства неразрывно связаны с аграрной экономикой и соответствующими ей общественными отношениями и культурой¹⁹.

     Трудно  переоценить ту роль, которую сыграло  в человеческой истории возникшее в эпоху неолита сельское хозяйство. Оно составляло экономическую основу всех классовых докапиталистических способов производства. На базе аграрной экономики сложились блестящие цивилизации древности, расцвел античный мир Греции и Рима, созрело европейское Возрождение. На протяжении многих тысячелетий сельское хозяйство было той почвой, на которой произрастали все достижения человечества, идет ли речь о торговле или мореплавании, о накоплении научных знаний или о создании шедевров искусства, о возникновении новых культур или о смене социально-экономических формаций.

     Тем не менее, подчеркивая глубокую прогрессивность  аграрной экономики по сравнению с экономикой присваивающих обществ, необходимо сразу же указать на историческую ограниченность, узость тех рамок, которые создает эта экономика для развития производительных сил и изменения условий жизни людей.

     Несмотря  на бесспорный прогресс производительных сил на протяжении существования всех аграрных обществ, их материально-техническая база остается развитой крайне слабо. Совершенствование орудий производства и улучшение агрикультуры несколько повышали производительность сельскохозяйственного труда, но они не избавляли сельское хозяйство от сильнейшей зависимости от природных условий - и в средневековой Европе оно также страдало от засухи, как в Древнем Египте в годы, когда воды Нила стояли слишком низко. Существование отдельных центров торговли и торговых путей не в состоянии было нарушить замкнутость, изолированность жизни основной массы населения в условиях почти исключительно натурального хозяйства. Быт, жилища, весь жизненный уклад подавляющего большинства населения менялись очень мало. Тяжелый труд и полуголодное существование были основными чертами образа жизни земледельца и в Древней Индии, и в античном Риме, и в феодальной Европе. Ни в одном из аграрных обществ не существовало предпосылок для изменения условий демографического равновесия, и если бы каким-то чудом удалось изменить некоторые условия жизни людей независимо от общих социально-экономических условий и тем повлиять на рождаемость или смертность, вызвав ускоренный рост населения, то нельзя было бы согласовать этот более быстрый рост с возможностями аграрной экономики, соответствующих ей социальных институтов и т.п.

     «Аграрному» типу демографического равновесия соответствовала и система культурных регуляторов, обеспечивающих поддержание этого равновесия²⁰. По сравнению с демографическим механизмом времен архетипа, эти регуляторы были гораздо более «тонкими», более совершенными. Но с позиций более высоких форм демографического механизма они были весьма грубыми и примитивными и не могли быть иными, поскольку возможности их развития ограничивались относительной неразвитостью всех общественных отношений, свойственных аграрным обществам. Эта неразвитость - естественное следствие низкого уровня развития производительных сил и всего связанного с ними образа жизни людей. Разумеется, нельзя ставить на одну доску уровень развития общественных отношений при всех основанных на эксплуатации докапиталистических способах производства, которые, как известно, суть «прогрессивные эпохи экономической общественной формации», ступени на пути исторического движения от низшего к высшему. Но при всех - часто весьма важных - различиях добуржуазным общественным организмам свойственны очень существенные общие черты, предопределяющие во многом сходное положение индивидуума в обществе, одинаково узкие рамки развития человеческой личности. Все добуржуазные общества - «традиционные», т.е. такие, в которых поведение людей, их отношения между собой, вся их жизнь регламентируются принимаемой на веру и не требующей рационального истолкования традицией, ориентированы на повторение неизменных, унаследованных с незапамятных времен образцов. Воспроизводство заранее данных отношений отдельного человека и коллектива, предопределенность его отношений к условиям труда, своим соплеменникам и т.д. - не второстепенная черта, а основа развития всех обществ, в которых земельная собственность и земледелие образуют базис экономического строя.

     Таким образом, с одной стороны, на протяжении всего периода господства аграрной экономики оставались в основном неизменными условия демографического равновесия, те объективные требования к процессу воспроизводства населения, которые вытекали из социально-экономических особенностей функционирования аграрных обществ. С другой - оставался в основном однотипным социально-культурный механизм, с помощью которого поведение индивидуума приводилось в соответствие с объективной общественной потребностью Этот механизм регулировал поведение людей во всех сферах их жизни, не составляла исключения и область воспроизводства населения. Демографический механизм был частью всего «традиционного» механизма, регулировавшего поведение каждого отдельного человека, он, стало быть, тоже был «традиционным». Это дает основание на звать «традиционным» тот тип воспроизводства населения, который характеризуется «аграрным» типом демографического равновесия (в отличие от «собирательского» его типа в донеолитическое время) и «традиционным» демографическим механизмом. В такой терминологии есть, правда, некоторая непоследовательность, так как, с точки зрения принципа действия демографический механизм, свойственный архетипу, - тоже традиционный. Эту непоследовательность, возможно, удастся устранить, когда будут лучше исследованы различия между архетипом и традиционным типом воспроизводства населения.