Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Марта 2012 в 16:39, курс лекций
Для описания системы неравенства между группами (общностями) людей в социологии широко применяют понятие «социальная стратификация», Само слово «стратификация» заимствовано у геологов. Оно латинского происхождения (первоначально stratum означало покрывало, постель), В английском языке оно стало пониматься как пласт, формация (в геологии), слой общества (в обществознании); множественное число strata, stratification (стратификация) — деление на общественные слои («пласты»).
Не совсем точны аналогии с рабовладельческой системой. Хотя огромные массы заключенных в ГУЛАГе (осужденных по статьям и военнопленных), действительно находились на положении рабов. Но распоряжалось этими абсолютно бесправными массами само же государство, и, следовательно, мы не можем говорить о рабовладении в строгом смысле слова. Есть свидетельства того, что элементы рабовладения воспроизводятся в среднеазиатской глубинке (дело Адылова и т. п.), но результатами обстоятельных исследований этого явления мы пока не располагаем. Формально же догматы ислама запрещают обращение в рабство правоверных.
Физико-генетическая стратификационная система в порах советского устройства выступает сразу в нескольких характерных чертах: геронтократии как типичном принципе регулирования доступа к наивысшим властным позициям, ограничивающим притязания молодежи; патриархальности отношений, ограничивающей доступ к этим позициям женщин; культивировании спортивной закалки и физической силы, связанной с общей милитаризованностью общества.
Крайне важна роль культурно-символической системы, ибо для обществ советского типа характерно одновременно стремление к крайней идеологизации и научной рационализации совершаемых и планируемых действий. В этом обществе реально управляют те, кто способен к «правильному», «научному» истолкованию священных текстов классиков марксизма-ленинизма применительно к любому явлению и событию, кто способен указать приемлемые формы поведения, не противоречащие генеральной партийной линии, кто дает «установку», подсказывает наиболее точные слова и лозунги текущего момента.
Обычно общество советского типа принято представлять как общество двоемыслия и двойной морали. Нам же кажется, что культурно-нормативная система воплощаемся здесь даже не и двух, а в трех сосуществующих стандартах поведения и жизни, вокруг которых складываются свои слабо пересекающиеся стратификационные иерархии. К ним относятся: официальные стандарты (поведение на публике), формальные неофициальные стандарты (скрытые от постороннего глаза, неписанные, но строго регламентированные нормы), неформальные стандарты (нормы поведения в своем узком кругу).
Так, поведение одного и того же человека на открытом партийном собрании столь же резко отличается от поведения на закрытом партийном бюро, как последнее от его вечерних «кухонных» разговоров.
Официальные стандарты широко
пропагандируются в качестве универсальных
эгалитарных норм. Если кого и превозносят
здесь, то мудрых руководителей партии
и правительства, а также тех,
кто демонстрирует примеры
Формальные, но неофициальные стандарты характерны в большей степени для групп, причастных к каким-то властным позициям. Для этой неписанной, но крайне заформализованной иерархии характерна дробность позиций и детальная регламентация профессионального и внеслужебного поведения. Причем, чем выше положение группы, тем строже предъявляемые нормативные требования: как и что говорить на-людях, как «решать вопросы», как одеваться, как и где проводить свой отдых. Но и прав дается, конечно, больше. То, что можно высшему начальнику, лишь изредка доступно для среднего начальника и недопустимо для низшего начальника. Профессиональные и моральные качества отходят здесь на второй план. Главным становятся политическая и личная лояльность руководству. Именно поэтому уголовник, например, закономерно оказывается «социально близким», в отличие от политического ревизиониста, однозначно заклеймляемого как «враг народа».
Попадая же в координаты неформальных норм поведения, скрытого от досужих глаз, все обретают относительную свободу. Хотя властвующие группы, конечно, имеют много больше возможностей — потребительских, информационных, культурных. Причем их стиль жизни охраняется как монопольная привилегия. Субъективно же дифференциация чаще всего остается на уровне двойных противопоставлений типа «мы» и «они», «те, кто у власти» и «простой народ», «образованные» и «простые люди».
В заключение отметим, что данный фрагмент приводится в качестве иллюстрации того, как в одном обществе пересекаются различные стратификационные системы. К более обстоятельному описанию природы социального расслоения в советской и постсоветской России мы вернемся в одной из заключительных глав.