Общество риска

      Э. Гидденс вводит важный для нашего исследования тезис: риск создает свои среды, которые воздействуют на огромные массы индивидов (наглядный пример, крупные города). Безопасность в такой среде Э. Гидденс определяет как специфический набор минимизированных опасностей. Субъективное переживание безопасности в среде риска обычно держится на балансе между доверием и уровнем приемлемого риска.

      Рискогенная среда в современном  мире. Анализ распределения риска деятельности при текущем состоянии дел и знаний составляет профиль риска, что создает рискогенную среду. Профили риска должны постоянно пересматриваться и дополняться. Профиль риска современности, по мнению Э. Гидденса, выглядит следующим образом [79, pp. 124-126].

      Глобализация  риска в смысле усиления интенсивности: например интенсификация негативных процессов в городской среде.

      Глобализация  риска в смысле распространения числа случайных событий, которые воздействуют на каждого или, по крайней мере, на большое количество людей: например, изменения в мировом разделении труда.

      Риск  происходит из социализированной среды: например происходит вторжение человеческого знания в мир природных закономерностей.

      Развитие  институционально признанной рискогенной среды, затрагивающей интересы миллионов людей. Например: рынок инвестиций.

      Признание существования риска: отсутствие знания о риске не может быть конвертировано в «определенность» религиозным или магическим знанием.

      Знание  о риске широко распределено: многие из опасностей известны самой разной публике.

      Признание ограниченности экспертного  знания: ни одна экспертная система не может полностью предсказать возможные последствия.

      Рассмотрим  эти профили более подробно. Если первые четыре профиля относятся  к тому, что изменяет объективное распределение рисков, то в современном обществе следующие три профиля приводят к изменениям переживания (experience) риска или восприятия рисков.

      Э. Гидденс под термином интенсивность риска обозначает нарастание риска событий со значительными последствиями – ядерная война, экологическая катастрофа и другие. На наш взгляд, к этим событиям можно отнести и террористические акты. Это представляет непосредственную угрозу для жизни каждого индивида. Глобальная интенсификация определенных видов риска переступает все социальные и экономические барьеры. Однако, как и прежде, многие риски неравномерно распределены между «привилегированными» и «непривилегированными» социальными группами. Кроме того, риск всегда дифференцирован, например, в отношении уровня питания или чувствительности к болезням.

      Глобализания  риска касается всемирного распространения рискогенных сред. Вместо, казалось бы, высокого уровня безопасности, которого сегодня можно достичь, процесс модернизации порождает совершенно новые риски, имеющие социальную природу. Многообразные ресурсы не могут существовать под локальным контролем, и поэтому общество не может адекватно реагировать на неожиданно возникающие угрозы. И возникает риск, что механизм контроля может обрушиться, поглощая продуктами распада всех, кто так или иначе использовал эти ресурсы.

      Первые  два профиля риска в современном мире описывают возможности различных сред риска. Следующие два профиля относятся к изменению типа рискогенной среды. Категории искусственная среда или социализированная природа делают акцент на изменении отношений между человеком и физической средой. Разнообразие экологических и технологических опасностей имеет своим общим источником трансформацию природы системами человеческого знания и развитием социальных институтов. Институциональные системы создают среды, производящие риск. Воздействию институционализированных систем производства риска подвержен практически каждый, независимо от того является ли он членом этой системы или нет. Различие между такими институционализированными системами производства риска и другими его формами состоит в том, что в первом случае риск является скорее основой построения этих систем, нежели чем-то случайным. Институционализированная система производства риска разными способами связывает индивидуальный и коллективный риск. Например, индивидуальные жизненные возможности или уровень экономической безопасности сегодня непосредственно связаны с опасностями, порождаемые динамикой глобальной капиталистической экономики.

      Факт  признания наличия риска в  самых разных формах человеческой деятельности рядовыми гражданами (lay population) – главный аспект различения между досовременными и современными обществами. В традиционных культурах рискогенная деятельность чаще осуществляется под покровительством религии или магии. В этом случае риск принимает форму неопределенности или божественного предопределения деятельности, и таким образом риск не признается. В современных обществах возникает признание существование риска широкой общественностью [79, р. 129].

      И наконец, Э. Гидденс разворачивает проблему экспертизы. Обыденное знание современных сред риска ведет к признанию ограниченности экспертного знания. Вера, которая поддерживает доверие (trust) в экспертные системы, включает процесс «разблокировки» невежества (ignorance) рядовых граждан, которые поначалу подчиняются требованиям экспертизы. Однако осознание этого невежества, в свою очередь, может ослабить веру в эффективности экспертизы части обывателей.

      Эксперты  часто скрывают от рядовых граждан  истинную природу риска или даже его существование. Ситуация становится много опаснее, если эксперты не в состоянии осознать и оценить степень рисков. В этом случае не только ограничения или «разрывы» экспертного знания, но сама идея экспертизы, по мнению Э. Гидденса, подвергается глубокому сомнению.

 
Никлас  Луман: понятие риска  и рациональность

Другую грань понятия риска, отношение риска и рациональности, обозначает немецкий социолог Н. Луман. В работе его соотечественника У. Бека, риск анализируется в категориях перехода от индустриального общества к обществу риска, где риск рождается в русле прогрессирующей модернизации и становится детерминирующим фактором среды жизнедеятельности. Развивая эту концепцию, Э. Гидденс анализирует риск с позиций глобализационных процессов и специфики распространения риска. В свою очередь, Н. Луман обращается (и в какой то мере возвращается) к онтологическим основаниям изучения риска: по его мнению, понятие риска ставит под вопрос рациональную природу деятельности человека.

      Неопределенность  дефиниции риска в современной  науке имеет не только научные, но и политические последствия. В научной сфере такая неопределенность способствует углубленному анализу этого явления. Однако, с одной стороны, четкость и однозначность в дефинициях обычно ведет к падению исследовательского интереса к предмету, а с другой, - к снижению общественного внимания к проблеме. В случае с риском это особенно актуально. Алармистские высказывания социологов стимулируют интерес научного сообщества к изучению рисков. В сфере политики, неопределенность понятия риска становится поводом для многочисленных спекуляций и управленческих манипуляций.

      По  мнению Н. Лумана, социология обозначает и изучает новые грани риска. На первый план выходит анализ последствий трех типов систем, производящих риски в современном обществе – естественные, технологические и социальные. Но действия в этом направлении, как отмечает Н. Луман, «в настоящее время, происходят скорее неотрефлектировано; я имею в виду, что социология не рефлектирует свою роль. Ибо она знает, что подвергаются отбору, то почему и как она сама тогда делает это?» То есть, социология в какой-то степени сама участвует в процессе производства рисков. «Теоретическая рефлексия удолетворительного уровня должна бы распознать, по меньшей мере 'аутологическую' компоненту, которая выступает всегда, когда наблюдатели наблюдают наблюдателей. Добытое социологией знание о социальной обусловленности всякого переживания и действования, mutatis mutandis, относится и к ней самой. Она не может наблюдать общество извне, она оперирует в обществе; и именно она-то и должна была бы это знать» [99, s. 13].

      Анализ  риска на уровне второго  порядка. Этимология слова «риск» не дает удолетворительного ответа относительно его природы. Здесь Н. Луман изменяет стратегию исследования и переводит анализ понятия риска на уровень второго порядка. Используя достаточно сложный и тонкий концептуальный аппарат, Н. Луман пытается объяснить риск через различение (Unterscheidung), имеющееся у наблюдателя.

      Дело  в том, что ситуации, обозначаемые как риск, в одном понятии концентрируют, сводят множество различений. Данное множество формируется другим – множеством случайности, контингенции (Kontigenz). Упростив, можно сказать, что снова ставится под вопрос рациональная природа риска. Здесь отметим существенную деталь. Н. Луман помещает случайность рискогенных действий на шкалу «настоящее – будущее». «С точки зрения настоящего будущее неопределенно, в то время как уже теперь точно известно, будущее настоящего будет определено с точки зрения его желательности или нежелательности. Только теперь еще нельзя сказать как именно. … С другой стороны, то, что может произойти в будущем, зависит от решения, которое следует принять в настоящем. Ибо о риске говорят только в тех случаях, когда может быть принято решение, без которого не возникло бы ущерба» [99, s. 25].

      Из  этих рассуждений вполне очевидно выводятся два параметра риска. Во-первых, по Н. Луману, риск возникает из множества контингенций (т.е. случайно). Анализ риска в терминах рационального поведения индивида, а, значит - возможность предсказания последствий социального действия, не вполне адекватен. Никто в действительности не сможет полностью измерить риск. «Но тогда какой же смысл в теориях риска, понятия которого связаны с количественной калькуляцией? Может быть, все дело только в том, чтобы задать (как в некоторых теориях морали) какой-то идеал, позволяющий увидеть свое (к счастью, и других людей тоже) несоответствие требованиям [рациональности]» [99, s. 10].

      Во-вторых, проблема риска возникает в результате решения. Именно этому аспекту посвящены многочисленные труды в экономических науках, социально-политическом анализе и теории приятия решений. Н. Луман полагает, что важно увидеть в этом случае социальную сторону. К примеру, уровень приемлемого риска различен для тех, кто принимает политические решения, и тех, кого эти решения затрагивают. Возникает вопрос: не сводится ли проблема риска к психологическим контекстам принятия решений? Н. Луман предлагает реализовать «строго социологический подход, состоящий в постижении феномена риска лишь соответственно смыслу коммуникаций – включая, конечно, и сообщения в коммуникации об индивидуально принятых решениях» [99, s. 13].

      Рационалистическая  традиция оценивания риска имеет  право на жизнь. Она, как и противоположная  точка зрения, не объясняет риск, но дает возможность избежать ущерба. Роль рациональности состоит скорее как раз в том, чтобы научиться избегать ошибок, выработать «иммунитет» против неудачи. Здесь риск принимает формальное выражение в виде вероятности. Иными словами, речь идет о контролируемом расширении области рационального действия. Сама проблематизация социального действия как по сути рискогенного дает шанс избежать серьезных потерь. По мнению Н. Лумана: «Отказ от риска, в особенности в современных условиях означал бы отказ от рациональности. …Но если намереваешься наблюдать, как наблюдает рационалистическая традиция, тогда необходимо оторваться от свойственной ей понимания проблемы. Надо оставить ей проблемы, но при этом все-таки понимать, что она не может видеть то, чего она не может видеть» [99, s. 23]. Сам Н. Луман скептически относится к оцениванию риска: «Калькуляция риска – это явно противоположная, светская ситуация: программа минимизации раскаяния».

      Далее в тексте Н. Луман пытается придать понятию риска иную форму, с помощью различения риска и опасности. Вновь им используется шкала «настоящее-будущее» для оценки будущего ущерба. По его словам существуют две возможности. «Либо возможный ущерб рассматривается как следствие решения, т.е. вменяется решению. Тогда мы говорим о риске, именно о риске решения. Либо же считается, что причины такого ущерба находятся вовне, т.е. вменяются окружающему миру. Тогда мы говорим об опасности» [99, s. 31].

      Иными словами, разница между риском и  опасностью заключена в природе  наблюдаемых явлений и зависит  от позиции наблюдателя. Что для одного является риском, для другого – это опасность. К примеру, риск (как риск в результате решения) может накапливаться, аккумулироваться, однако для того, кто принимает решение опасность остается постоянной. В этом смысле риск – прерогатива решающего субъекта (индивида или социального института), опасность же относится к среде субъекта. Процитируем Н. Лумана. «Различение риск-надежность (Sicherheit), как и различение риск-опасность, построено асимметрично. В обоих случаях понятие риска обозначает сложный комплекс обстоятельств, с которыми обычно приходиться иметь дело, по меньшей мере в современном обществе. Противоположная сторона выступает как понятие рефлексии, функция которого состоит в том, чтобы прояснить контингенцию обстоятельств, подпадающих под понятие риска. В случае риск-надежность это показывают проблемы измерения; в случае риск-опасность – то, что только применительно к риску определенную роль играет решение (т.е. контингенция). Опасности – это то, чему [некто] подвергается. Здесь, конечно, играет роль и [его] собственное поведение, но только в том смысле, что оно ведет к ситуациям, в которых и наступает ущерб» [99, s. 31].