Марксистская социология: Г.В. Плеханов и В.Н. Ленин

Вместе с тем, Плеханов отдает должное и другому фактору - географическому, так как "только благодаря некоторым особенным  свойствам географической среды  наши антропоморфные предки могли подняться  на ту высоту умственного развития, которая была необходима для превращения  их в toolmaking animals. И точно также только некоторые особенности той же среды могли дать простор для употребления в дело и постоянного усовершенствования этой новой способности "делания орудий [9, С. 614]. Воздействуя на природу вне его, человек изменяет свою собственную природу. Это один из ключевых моментов в марксистской концепции взаимообусловленного единства природы, общества и человека. Последний развивает все свои способности, а вместе с ними и способность к "деланию орудий". Но в каждое данное время мера этой способности определяется мерой уже достигнутого развития производительных сил.

Теоретически прояснив собственную позицию, Плеханов не мог  оставаться равнодушным к другим воззрениям на общество, на характер его  развития. Поэтому он вложил немало сил в полемику со своими идейными оппонентами, поскольку они, с его  точки зрения, отвлекали от задач  революционной борьбы.

Отдавая должное  народникам за их стремление работать в народе и для народа, за их уверенность  в том, что "освобождение рабочего класса должно быть делом самого рабочего класса", в целом, за их практическую направленность, Плеханов полагал их теоретические положения во многом ошибочными. Социологические и политические заблуждения народничества были постоянным предметом острейшей  критики и нападок со стороны  первого русского марксиста.

Идея самобытного  развития России, ставшая камнем преткновения между западниками и славянофилами, а также между марксистами  и народниками всецело отвергается  Плехановым. Идея русской самобытности, по его мнению, получила, в частности, у народовольцев "новую переработку, и если прежде она вела к полному  отрицанию политики, то теперь оказывалось, что самобытность русского общественного  развития именно в том и заключается, что экономические вопросы решались и должны решаться у нас путем  государственного вмешательства. Весьма распространенное у нас в России незнакомство с экономической историей Запада способствовало тому, что подобного  рода "теории" никого не приводили  в изумление. Период капиталистического накопления в России противопоставлялся периоду капиталистического производства на Западе, и неизбежное несходство этих двух фазисов развития экономической жизни приводилось как убедительнейшее доказательство, во-первых, нашей самобытности, а во-вторых, обусловленной этой самобытностью целесообразности "народовольческой программы" [5. С. 67]. Эти доводы весьма близки нынешней полемике о путях развития России, о поисках ее самобытности.

Плеханов отвергает  любую критику теории Маркса в  этом отношении, полагая, что сторонники русского особого пути не понимают того, "что история западноевропейских отношений положена Марксом лишь в основу истории капиталистического производства, которое родилось и  выросло именно в этой части света. Общие философско-исторические взгляды  Маркса имеют ровно такое же отношение  к современной Западной Европе, как  к Греции и Риму, Индии и Египту. Они обнимают всю культурную историю человечества и могут быть неприменимы к России только в случае их общей несостоятельности" (5, С. 72]. Поэтому во взгляде Маркса на Россию нет ничего противоречащего самой очевидной действительности, и нелепый предрассудок относительно его крайнего "западничества" лишается всякой тени разумного основания. Таким образом, Плеханов выявляет отрицательную заслугу народовольческих фикций и считает, что оно нанесло смертельный удар всем традициям правоверного народничества. Но у него один путь - к научному социализму.

Плеханов не жаловал  и других своих оппонентов - "академических (или "легальных") марксистов", особенно, если они покушались -на марксизм. Например, М. И. Туган-Барановский, сокрушаясь по поводу негативного отношения Плеханова к своей литературной деятельности, обращается к нему с риторическим вопросом: "Надеюсь, что Вы признаете право за единомышленниками в области политической и общественной разногласий в вопросах чистой теории... Мое глубокое убеждение - что поддержать марксизм можно только его критикой и дальнейшим развитием [6. С. 227, 228].

Надо признать, что  Плеханов выступил в печати против "легальных марксистов" лишь в 1901 г., до этого критикуя их в частных  письмах и беседах. Его позиция  наглядно характеризуется отношением к русскому либерализму, выраженному  им в письмах к Ленину в период острой полемики с либералами: "Не следует теперь ругать либерала вообще. Это не тактично, надо этого плохого  либерала апеллировать к хорошему, хотя бы существование такового было для нас сомнительно... Либерализм не надо гладить теперь против шерсти. Это большая ошибка! Но либералов, вроде Бердяева, Струве и других, надо тем старательнее дискредитировать во мнении всех читателей вообще и самих либералов в частности. Вот почему я прошу Вас смягчить преимущественно то, что относится к либерализму" [3. С. III, 118,119].

Плеханову принадлежит  заслуга социологического обоснования необходимости ведения политической борьбы рабочей партии для решения насущных социальных задач угнетенных классов, прежде всего рабочего класса. Борьба за государственную власть составляет, по его мнению, существо политического вопроса, в то время как народничество было категорически против государства. Старое народничество вообще открещивалось от "...всякой политики. Народовольцы же видели в демократическом перевороте" самое надежное "средство социальной реформы". Народничество основывало свою программу на так называемых идеалах и требованиях крестьянского населения. Плеханов подчеркивает, что да, действительно, "аграрный вопрос лежал в основании всех или почти всех проявлений народного недовольства" [5, С. 65]. Он требовал разрешения, но не вызывал политического недовольства, так как крестьяне ожидали решения этого вопроса сверху. Народовольцы же должны были обращаться главным образом к городскому и промышленному населению.

В сущности народовольство было полным и всесторонним отрицанием народничества, и пока спорящие стороны апеллировали к основным положениям последнего, "новаторы" были совершенно не правы: их практическая деятельность стояла в непримиримом противоречии с теоретическими взглядами. Поэтому Плеханов призывает народовольцев быть последовательными и привести в соответствие свою практическую революционную деятельность с теоретическим строем. Русские революционеры должны стать на точку зрения социальной демократии Запада и разорвать свою связь с "бунтарскими" теориями.

Цель социальной революции состоит прежде всего в устранении тормозящих развитие производительных сил общества имущественных отношениях. Сама логика вещей выдвинет рабочих на путь политической борьбы и захвата политической власти. Надежды Плеханова связаны с действительным положением рабочего класса. Пролетариат создается одновременно "развитием крупной промышленности, он создается ею, тогда как другие классы приходят в упадок и уничтожаются с развитием" крупной промышленности.

На этом основаны центральные положения современного научного социализма? "К счастью, русские социалисты могут строить  свои надежды на более прочном  основании. Они могут и должны надеяться прежде всего на рабочий класс. Сила рабочего как и всякого другого, класса зависит, между прочим, от ясности его политического сознания, от его сплоченности и организованности. Именно эти элементы его силы и подлежат воздействию нашей интеллигенции" [5. С. 108]. Пролетариат в отличие от буржуазии требует не представительной (монархической или республиканской) системы - детища буржуазии, а прямого народного законодательства как единственной политической формы, при которой возможно осуществление его социальных стремлений. Это требование рабочего класса занимает одно из первых мест в программе социальной демократии всех стран и стоит в тесной связи со всеми остальными пунктами ее программы. Вопреки Прудону, пролетариат продолжает смотреть на "политическую революцию", как на самое могущественное средство достижения экономического переворота.

В одной из наиболее характерных работ "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" Плеханов защищает не только философский материализм и в особенности материализм в понимании истории, но и определяет свое отношение к позитивистской социологии. По ходу дела он подмечает, что когда русские "субъективные социологи" ополчаются на защиту "личности", "идеалов" и прочих хороших вещей, они воюют именно с утопическим, неясным, неполным и потому несостоятельным учением о "естественном ходе вещей". Наши социологи даже как будто и не слыхали, в чем заключается современное научное понятие о законосообразности общественно-исторического процесса. Этот недостаток исходит из того, что "история человечества объяснялась природой человека" [9. С. 541]. Ключ к пониманию истории дается не правильным пониманием природы человека, сколько фактическим изучением истории. При уповании на правильное изучение на человеческой природы, теряется почти всякий интерес к общественной жизни, как она есть, и внимание сосредоточивается на общественной жизни, как она должна быть сообразно природе человека. Фатализм в истории нисколько не мешает утопическому отношению к действительности на практике. Напротив, он содействует ему, обрывая нить научного исследования. Фатализм вообще нередко идет рука об руку с самым крайним субъективизмом.

Совершенно утопическое  отношение к общественной науке  присутствует на каждой странице сочинении "субъективных" социологов. В действительности отличительная черта "субъективных" мыслителей заключается в том, что "мир должного, мир истинного и справедливого" стоит у них вне всякой связи с объективным ходом исторического развития: здесь - "должное", там - "действительное", и эти две области отделены одна; от другой целой пропастью, той пропастью, которая отделяет дуалистов мир материальный от мира духовного [9. С. 549-550] Задача общественной науки XIX столетия в том, чтобы построить мост через эту, по-видимому, бездонную пропасть.

Анализируя взгляды  Ж. Б. Сэя и Сен-Симона на нейтральную роль политических учреждений для народного хозяйства Плеханов подчеркивает: -"Теоретически этот взгляд ошибочен в двух отношениях. Во-первых, державшиеся его люди забывали что в общественной жизни, как и всюду, где мы имеем дело с процессом, а не с отдельным явлением, следствие, в свою очередь, становится причиной, а причина оказывается следствием короче, они покидали здесь, очень некстати, ту самую точку зрения взаимодействия, которой в других случаях, и тоже некстати, ограничивался их анализ; во-вторых, если политические отношения являются следствием социальных, то непонятно, каким образом до крайности различные следствия (политические учреждения диаметрально противоположного характера) могут быть вызваны одной и той же причиной - одинаковым состоянием "богатства" [9. С. 550].

"Политический  строй есть следствие, а не  причина... Отсюда почти прямой вывод, что "политика" не может служить средством осуществления общественно-экономических "идеалов"" [9. С. 551]. Такова позиция утописта. Субъективно-идеалистический взгляд на историю ("мнения правят миром"), по-видимому отводящий такое широкое место свободе, на самом деле представляет его игрушкой случайности. Вот почему этот взгляд, в сущности, очень безотраден [9. С. 552].

Так, например, мы не знаем ничего безотраднее взглядов утопистов конца XIX в., т.е. русских  народников и субъективных социологов. У каждого из них есть готовый  план спасения общины, а с нею  и крестьянства вообще, у каждого - своя "формула прогресса". Но, увы! Жизнь идет своим ходом, не обращая  внимания на их формулы, которым не остается ничего другого, как тоже прокладывать себе свой, независимый от жизни  путь в области абстракции, фантазий и логических злоключений. Далее Плеханов приводит положение Михайловского о возможном законодательном закреплении общины при решении рабочего вопроса и безусловном отказе от капиталистического пути России [9. С. 552-553]. Сам Плеханов полностью на точке зрения объективности объективного социолога, т.е. основывается на данном законосообразном ходе общественного развития.

Здесь любопытно, что  философские аргументы он приводит для обоснования развития капиталистических  форм производства в России и для  сокрушительной критики Михайловского  и Даниельсона по данному вопросу. Плеханов отвергает позицию позитивизма, исходящую из природы человека. Например, физиология в глазах Сен-Симона и его учеников являлась основою социологии, которую они называли социальной физикой. Плеханов пишет по этому поводу: "Во-первых, поскольку "социальная физика" имеет "своей точкой отправления" индивидуальную физиологию, она строится на чисто материалистической основе: в физиологии нет места идеалистическому взгляду на предмет. Но та же социальная физика должна главным образом заниматься оценкой прогрессивного влияния одного поколения на другое.

Данное поколение  влияет на последующее, передавая ему  как те знания, которые оно унаследовало от предыдущих поколений, так и знания, приобретенные им самим. "Социальная физика" рассматривает, следовательно, развитие человеческого рода с точки  зрения развития знания и вообще "просвещения" (lumieres). Это уже чисто идеалистическая точка зрения XVIII в. мнения правят миром" [9. С. 561].

Подвергнув критике  закон Конта о трех фазисах  эволюции названный им "бесконечным  движением в безвыходном круге" Плеханов высмеивает "формулу прогресса" Михайловского, называя ее "гигиеническим  рецептом", или "физиологией" желательного общества, в которой применение "субъективного  метода" очень облегчает работу "исследователя". Он убежден, что "...Возможность свободной (сознательной) исторической деятельности всякого данного лица сводится к нулю в том случае если в основе свободных человеческих поступков не лежит доступная пониманию деятеля необходимость... Необходимость является вернейшим, единственным надежным залогом свободы" [9. С. 593, 594]. Чтобы выйти из неизвестности, надо перейти oт изучения природы человека к изучению природы общественных отношений. Но надо понять эти отношения как законосообразный, необходимый процесс.

Теория Маркса, по мнению Плеханова, устраняет этот дуализм (который есть у представителей субъективной школы, в том числе у Кареева. - В. К.). У него экономия общества и его психология представляют две стороны одного и того же явления " производства жизни" людей, их борьбы за существование, в которой они группируются известным образом, благодаря данному состоянию производительных сил. Борьба за существование создает их экономию; на ее же почве вырастает и психология. Экономия сама есть нечто производное, как психология. И именно потому изменяется экономия всякого прогрессирующего общества: новое состояние производительных сил ведет за собою и новую экономическую структуру, равно как и новую психологию, новый "дух времени". Экономия не есть первичная причина всех общественных явлений, она сама есть следствие, функция производительных сил.