Внешняя политика Китая в эпоху реформ

Разумеется, нельзя недооценивать серьезность китайской  программы модернизации вооруженных  сил. При этом чрезмерная закрытость китайской военной политики оборачивается  усилением подозрительности и настороженности  стран-соседей КНР. Думается, что  публикация китайским руководством подобия “Белой книги по обороне”, в которой давались бы реальные данные о размерах военного бюджета КНР, численности и структуре основных родов войск, объемах и характере  продаж и закупок вооружений и  т.п., могла бы в значительной степени  рассеять опасения, связанные с китайской  военной угрозой. Так или иначе, ясно, что программа военной модернизации КНР рассчитана на длительную перспективу, и в ближайшие, по меньшей мере, десять-двадцать лет китайские вооруженные  силы вряд ли будут представлять серьезную  угрозу странам региона.

Впрочем, некоторые  авторитетные китаеведы, к примеру  Дж.Сигал, утверждают, что “Китай отвоюет  обратно то, что он полагает принадлежащим  ему, даже если при этом будет угроза его экономическому процветанию”[12] G.Segal. Introduction: A Changing China and Asian-Pacific Security.- In: Chinese Regionalism: The Security Dimension. / Ed. by R.H.Yang, J.C.Hu, P.K.H.Yu, A.N.D.Yang.- Boulder-San Francisco-Oxford.- 1994, pp. 12-13.. Напряженная ситуация, возникшая вокруг островов Сэнкаку (Дяоюйдао) в 1996 г., казалось бы, подтверждает эту точку зрения. Однако, на мой взгляд, она верна лишь отчасти. Китай действительно способен порой не задумываться об экономическом уроне, наносимом его жесткими действиями во имя утверждения прав на то, что он “полагает принадлежащим ему”. Но, как отмечалось выше, это происходит, как правило, только тогда, когда его провоцируют на это извне ( так, ситуация вокруг Сэнкаку обострилась во многом из-за провокационных действий крайне правых японских националистов).

Таким образом, у Пекина для проведения политики военных угроз в отношении  стран региона нет пока ни реальных возможностей, ни соответствующей мотивации (если ее искусственно не создавать  или усиливать). Это, разумеется, не означает, что азиатско-тихоокеанским  странам не следует обращать никакого внимания на становление у своих  границ мощной военной державы и  не заботиться об обеспечении национальной безопасности. Но реакция на это  должна быть очень тщательно взвешена, чтобы не привести к региональной гонке вооружений и/или усилению напряженности в АТР.

У “китайской угрозы”  есть целый ряд аспектов помимо военного. Чаще всего упоминаемый - возможность  доминирования КНР в экономике  и политике АТР при сохранении руководством КПК контроля над положением в стране и обеспечении дальнейшего  проведения реформ. Самое парадоксальное, что наиболее активно этот тезис  отстаивается не в малых странах  АТР, которые имеют много общего с КНР в структуре производства и номенклатуре экспорта и более  уязвимы перед лицом крупных  китайских конкурентов, а в самой  мощной державе мира - США. При этом одним из основных показателей “угрозы” для американских товаропроизводителей объявляется растущий год от года многомиллиардный дефицит США в  торговле с КНР[13] В 1996 г. он составил по американской статистике около 40 млрд. долларов, по китайским данным - около 10 млрд. долларов. - Asiaweek, 1997, vol. 23, № 13, p. 20. .

Но, во-первых, китайцы  продают на американском рынке то, что в США уже не производится или производится в небольших  количествах. Во-вторых, зарабатывая  значительные средства от продажи своей  продукции в США, КНР получает возможность для закупок американских товаров (в частности, таких капитало- и трудоемких, как авиалайнеры[14] В конце марта этого года, например, в Пекине был подписан контракт о поставках в КНР 5 пассажирских самолетов “Боинг” на сумму 685 млн. долларов.- Asiaweek, 1997, vol. 23, № 13, p. 20.), обеспечивая занятость многим тысячам американских рабочих. Поэтому тезис об угрозе экономической безопасности странам АТР, в особенности США или Японии, не соответствует реальному положению вещей. Уместно подчеркнуть здесь, что именно китайский рынок сильно помог многим японским компаниям пережить последний экономический спад.

Следовательно, строить сегодняшние и тем  более завтрашние отношения с  Китаем на путях борьбы с “китайской угрозой” было бы серьезной ошибкой. Но и не замечать тенденции к превращению  КНР во все более мощную державу тоже было бы неверно. Оптимум находится где-то посередине между “политикой сдерживания” и “политикой умиротворения”.

6. КИТАЙ И МИР  НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ

Вся история  Китая на протяжении последних, по крайней  мере, трех тысячелетий, показывает, что  присоединение к “срединному  царству” новых территорий происходило  за редкими исключениями не столько  путем военной экспансии, сколько  за счет распространения ареала китайской  цивилизации на сопредельные территории. В китайской истории немало примеров, когда покорявшие страну “варварские” племена или государства сами за очень короткие сроки - в пределах одного поколения - “попадали в плен”  культуры и традиций коренного населения  и фактически превращались в китайцев (ханьцев). Тем самым рост территории и усиление могущества Китая обеспечивались относительно ненасильственными действиями. Роль военной силы резко увеличивалась  лишь в периоды “больших смут”  и “междуцарствий”, когда император  и его ближайшее окружение  оказывались не способными - объективно или субъективно - адекватно реагировать  на меняющуюся ситуацию в стране и  тем самым теряли свою легитимность в качестве правителей государства  или - в традиционной китайской трактовке - “мандат неба”. В китайской  традиции подобные правители, приводившие  страну к крупномасштабным социальным бедствиям и массовому кровопролитию, заслуживали всегда самой низкой оценки.

Возвращаясь к  современности, необходимо отметить, что  в восприятии большинства нынешнего  населения Китая основные функции  власти остались неизменными - сохранять  социальный мир и по возможности  решать внешние проблемы мирными  средствами.

Конечно, прогнозирование  развития ситуации в такой стране, как КНР, весьма затруднительно, что  связано с непрозрачностью политической атмосферы на вершине власти, латентностью многих социально-политических и экономических  процессов в стране, ненадежностью  статистики и т.п. И все-таки в  целом можно с большой степенью уверенности утверждать, что на протяжении ближайших десяти-пятнадцати лет  многие существующие сегодня в КНР  проблемы и трудности не станут непреодолимым  препятствием для поддержания относительной  стабильности в государстве и  обществе, для сохранения достаточно высоких темпов экономического развития, для дальнейшей интеграции КНР в  региональную и мировую экономику, для превращения страны в державу, сопоставимую по размерам ВНП с Японией  или даже США.

Одна из проблем, стоящих между КНР и мировым  сообществом - восприятие “китайского  вызова”. Если понимать нынешний подъем Китая и рост влияния Пекина на международной арене как действительный вызов миру и стабильности в складывающемся новом мироустройстве, то тогда идея о сдерживании Китая в той или иной степени выглядит обоснованной. Но логичнее предполагать, что настоящая китайская угроза может исходить не из сильного и стабильного Китая, но, наоборот, из слабой, дезинтегрированной, раздираемой внутренними противоречиями и междоусобицами страны с более чем миллиардным населением, обладающей к тому же мощным военным арсеналом, в том числе ракетно-ядерным оружием. Вряд ли кто-то сегодня предпочтет иметь дело не с одним сильным Китаем, а с несколькими десятками “северных корей”, а именно к этому и может в конечном счете привести бездумная реализация жесткой политики сдерживания КНР или слишком активные попытки насадить в этой стране систему западных демократических ценностей, пока еще чуждую большинству китайского населения. Об этом стоит самым серьезным образом задуматься агрессивным адептам “универсальных ценностей либеральной демократии”, если они действительно заботятся о построении гармоничной системы международных отношений.

В то же время  необходимо учитывать, что в Китае  всегда были сильны идеи китаецентризма. Не секрет, что и в сегодняшнем  Китае - включая Гонконг, Макао и  Тайвань - найдется немало приверженцев идеи о становлении в ближайшем  будущем Китая как державы  номер один. Рост национализма во многих странах современного мира не обошел стороной и Китай. Более того, в  настоящее время в КНР националистическая идея часто заменяет собой коммунистическую в качестве единой идеологии, консолидирующей  население страны в ее противостоянии внешнему миру. К счастью, это пока не отражается на внешней политике КНР - сегодня китайское руководство  твердо подтверждает, что Китай никогда  не станет “сверхдержавой”[15] В китайской трактовке понятие “сверхдержава” подразумевает не обладание “сверхмощным” потенциалом, но проведение “сверхдержавной политики”, то есть пренебрежение интересами более слабых государств в угоду своему “сверхгосподству”..

Думается, что  это искренние заявления, поскольку  китаецентризм не подразумевает  силовое господство над окружающим Китай миром. Даже в периоды наибольшего  расцвета для его правителей, как  правило, было не столько важно реальное господство над той или иной территорией - даже формально входившей в состав китайской империи - сколько демонстрация со стороны контрагента уважения китайского правителя и формального  признания его власти, которая  при этом часто не распространялась за пределы императорского дворца.

С известными поправками психология древних и средневековых  правителей Китая может быть перенесена на сегодняшние реальности. Для нынешних - и, наверное, завтрашних - руководителей  КНР актуальны не столько претензии на “мировое господство”, сколько признание со стороны мирового сообщества легитимности КНР как одного из его полноправных членов.

Не следует  концентрировать усилия на выталкивание Китая на обочину мирового развития. Это в лучшем случае не принесет желаемых результатов, а в худшем - приведет к конфликту, посерьезнее  “холодной войны”. Наоборот, серьезный  учет - что не всегда означает безусловное  принятие - растущих претензий КНР  играть адекватную ее потенциалу роль в мировой политике и экономике  может привести к вполне органичному  вхождению Китая в формирующееся  современное мироустройство на основе взаимоприемлемых компромиссов. Чего следует однозначно избегать в построении отношений с Пекином, так это  политики откровенного давления и диктата, как, впрочем, и бесхребетной “политики  умиротворения”.

Мировому сообществу, - прежде всего, США и другим развитым странам, - стоит смириться с объективными реальностями неравномерности экономического и политического развития современного мира и понять, что появление в  современных условиях нового влиятельного субъекта международных отношений  не обязательно означает возникновение  неприемлемой угрозы национальным интересам  и безопасности других государств мира. Анализ внешней и внутренней политики КНР за последние два десятилетия  в целом не дает достаточных оснований  усомниться в искренности намерений  современного китайского руководства  ответственно подходить к решению  международных проблем и готовности КНР играть роль великой державы  по критериям, общепризнанным в современном  мире. 

 
1. Цит. по: Жэнь Бин. Открытость в сторону внешнего мира - основополагающая политика государства (Дуйвай кайфан ши исян цзибэнь гоцэ).- “Шицзячжуан ши цзяоюй сюэюань сюэбао”, Шицзячжуан, 1986, № 3, с. 3-4.  
2. Beijing Review, 1988, vol. 31, N 23, June 6-12, p. 14.  
3. Там же. Правда, не все в КНР были тогда согласны с этой точкой зрения: некоторые по-прежнему придерживались “теории трех миров”, другие полагали, что возникновение новых центров силы не обязательно приведет к упрочению мира и стабильности, поскольку, по их мнению, биполярный мир гораздо более стабилен по сравнению с многополюсным, ссылаясь в качестве примера на ситуацию, сложившуюся в мире накануне второй мировой войны.- См.: Сяньдай гоцзи гуаньси, Пекин, 1986, № 2, с. 7, 8; Шицзе чжиши, Пекин, 1987, № 14, с. 14-15; Beijing Review, 1986, vol. 29, N 23, June 9, p. 15.  
4. Beijing Review, 1987, vol. 30, N 3, August 31, p. 17.  
5. По сообщению гонконгской газеты “Саут Чайна морнинг пост” от 19 августа 1992 г., Дэн Сяопин призвал руководство КНР форсировать развитие отношений с Россией. В частности, он указал на необходимость укрепления торгово-экономических связей между двумя странами и одобрил проведение китайско-российских контактов на высшем уровне. Со ссылкой на “информированные китайские источники” газета утверждает, что Дэн Сяопин незадолго до этого сделал следующие заявления: “Несмотря на переживаемые Москвой внутренние трудности, она по-прежнему владеет мощной экономической базой и внушительной военной силой”, а также - “Москва отнюдь не мертвый тигр, она играет одну из первых ролей в международной политике”.  
6. Очень ярко подобный “дуализм” американской политики в отношении КНР был продемонстрирован в конце марта этого года во время визитов в Пекин вице-президента США А.Гора и спикера палаты представителей американского конгресса Н.Гингрича. В то время как первый прибыл в китайскую столицу с целью улучшить двусторонние отношения и воздерживался от резких выпадов в адрес Китая, второй сосредоточился на критике Пекина в области прав человека и даже заявил об обязательстве США защищать Тайвань военными мерами в случае, если он будет атакован КНР.- См.: The New York Times, 01.04.1997.  
7. См., например: Japan Times, 22.01.1996; 23.01.1996; Asahi Evening News, 01.04.1996; Daily Yomiuri, 12.05.1996.  
8. Japan Times, 04.04.1997.  
9. Asahi Evening News, 21.03.1996.  
10. The International Herald Tribune, 04.12.1996.  
11. Там же.  
12. G.Segal. Introduction: A Changing China and Asian-Pacific Security.- In: Chinese Regionalism: The Security Dimension. / Ed. by R.H.Yang, J.C.Hu, P.K.H.Yu, A.N.D.Yang.- Boulder-San Francisco-Oxford.- 1994, pp. 12-13.  
13. В 1996 г. он составил по американской статистике около 40 млрд. долларов, по китайским данным - около 10 млрд. долларов. - Asiaweek, 1997, vol. 23, № 13, p. 20.  
14. В конце марта этого года, например, в Пекине был подписан контракт о поставках в КНР 5 пассажирских самолетов “Боинг” на сумму 685 млн. долларов.- Asiaweek, 1997, vol. 23, № 13, p. 20.  
15. В китайской трактовке понятие “сверхдержава” подразумевает не обладание “сверхмощным” потенциалом, но проведение “сверхдержавной политики”, то есть пренебрежение интересами более слабых государств в угоду своему “сверхгосподству”.