Уровни и единицы самосознания

 В. В. Столин

 УРОВНИ  И ЕДИНИЦЫ САМОСОЗНАНИЯ

 ОРГАНИЗМ, ИНДИВИД, ЛИЧНОСТЬ

 В советской  психологии существует достаточно прочная  теоретическая традиция различения двух относимых к человеку понятий  – понятий индивида и личности. Больше других в направлении этого различения сделали два советских психолога Б.Г.Ананьев и А.Н.Леонтьев. При известных различиях в понимании личности и при общих различиях развиваемых ими подходов эти авторы в целом одинаково определяли природу и свойства индивида и проводили "демаркационную линию" между индивидом и личностью в одном и то же "месте".

 Индивид, согласно представлениям этих авторов, есть существо природное, биологическое, обладающее как врожденными, так и прижизненно  сформированными свойствами. Личность – социальное человеческое качество.

 "Человек  как природное существо, – пишет  А.Н.Леонтьев, – есть индивид,  обладающий той или иной физической  конституцией, типом нервной системы,  темпераментом, динамическими силами  биологических потребностей, аффективности  и многими другими чертами, которые в ходе онтогенетического развития частью развертываются, а частью подавляются... Однако не изменения этих врожденных свойств человека порождают его личность" [75, 176-177].

 В свою очередь, характеризуя человека как индивида, Б.Г.Ананьев пишет:

 "Имеются  основания для выделения двух  основных классов индивидных  свойств: 1) возрастно-половых и 2) индивидуально-типических. В первый  из них входят возрастные свойства, последовательно развертывающиеся  в процессе становления индивида (стадии онтогенетической эволюции), и половой диморфизм, интенсивность которого соответствует онтогенетическим стадиям. Во второй класс входят конституциональные особенности (телосложение и биохимическая индивидуальность), нейродинамические свойства мозга, особенности функциональной геометрии больших полушарий (симметрии – асимметрии, функционирования парных рецепторов и эффекторов" [5, 209].

 Определяя указанные  свойства как первичные, а психофизиологические функции и органические потребности  как вторичные свойства индивида, Б.Г.Ананьев предполагает, что в темпераменте и задатках происходит высшая интеграция всех этих свойств. Так же как и А.Н.Леонтьев, Б.Г.Ананьев отмечает, что онтогенетическая эволюция, осуществляемая по определенной филогенетической программе, является основной формой развития свойств индивида.

 Определяя отличие  личности от индивида, А.Н.Леонтьев пишет, что "личность, как и индивид, есть продукт интеграции процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Существует, однако, фундаментальное отличие того особого образования, которое мы называем личностью. Оно определяется природой самих порождающих его отношений: это специфические для человека общественные отношения, в которые он вступает в своей предметной деятельности" [75, 178].

 Для Б.Г.Ананьева "исходным моментом структурно-динамических свойств личности является ее статус в обществе... равно как статус общности, в которой складывалась и формировалась данная личность" [5, 210]. На основе статуса формируются системы "общественных функций-ролей" и "целей и ценностных ориентации".

 Выделение в  человеке биологического и социального  начал само по себе вполне правомерная  научная абстракция, так как человек  принадлежит одновременно и к  миру природы, и к социальной общности. Однако этой абстракции оказывается недостаточно, если вслед за А.Н.Леонтьевым и другими советскими психологами допустить, что "личность есть относительно поздний продукт общественно-исторического и онтогенетического развития человека" [75, 176].

 Действительно, "первые "узлы", с образования которых у ребенка начинается самый ранний этап сформирования личности" [75, 187], обнаруживаются у детей-дошкольников, вполне владеющих речью и уже способных, хотя и в зачаточной форме, осознать моральную сторону поступка (феномен горькой конфеты). Если личность только еще начинает завязываться в этом возрасте (с чем мы вполне согласны), то предшествующий период, включающий овладение речью, и, как мы старались ранее показать, достаточно сложные социальные взаимоотношения и соответствующие им феномены (идентификация, формирование идентичности) следует понимать как биологическое развитие индивида, предопределенное генотипически (с чем мы, конечно, не согласны).

 Источники этого  противоречия кроются в определении  индивида как сугубо биологической  целостности. Действительно, понятие индивида, подчеркивающее неделимость, целостность отдельного представителя вида, если оно применяется к животным, не песет в себе ничего иного, кроме как указания на биологическую особь, со всеми присущими ее виду биологическими особенностями и ее собственными уникальными характеристиками. Человеческий индивид тоже, конечно, несет в себе основные черты, признаки своего вида. Но эти основные существенные признаки как раз и не сводятся к биологическим свойствам, а заключены в особом, общественном и деятельностном способе существования вида homo sapiens, в его трудовой деятельности и социальных отношениях. Известный советский философ Э.В.Ильенков, комментируя К.Маркса, пишет:

 "Сущность  каждого индивида, относящегося  к данному "роду", заключается, согласно логике мышления К.Маркса, в той совершенно конкретной системе взаимодействующих между собой индивидов, которая только и делает каждого из них тем, что он есть. В данном случае это – принадлежность к роду человеческому, понимаемому не как естественно-природная, биологически заданная "немая связь", а как исторически возникающая и исторически же развивающаяся социальная система..." [47, 188].

 Подчеркнем, речь идет о каждом индивиде, принадлежащем  к данному роду. И в этом смысле каждый индивид непременно социален, каждый индивид имеет в обществе какой-то статус: ведь быть ребенком – это помимо прочего тоже общественный статус, предполагающий целый ряд исторически изменчивых прав и, уже в очень раннем возрасте, обязанностей. Всякий, кто имеет в обществе какой-то статус, одновременно включен в систему взаимодействия индивидов. Человек, который с детства был исключен из любых общественных отношений, как например, в случае воспитания детей животными, перестает быть социальным индивидом, хотя и является лишь индивидом биологическим. Многие формы жизнедеятельности каждого конкретного человека характеризуют его именно как социального индивида, обладателя типичных для данной исторической эпохи черт, способностей, умений. Эти формы жизнедеятельности оказываются вне определений и индивида как биологической целостности и личности как некоторого особого человеческого качества, возникающего у него на определенном этапе развития. Б.Г.Ананьев ввел понятие "субъекта деятельности", в каком-то смысле заменяющего понятие социального индивида. Однако, поскольку это лишь частично синонимичные понятия, Б.Г.Ананьев использовал такую сложную понятийную конструкцию, как "личность как общественный индивид" [5].

 То, что А.Н.Леонтьев и Б.Г.Ананьев описывали как  индивида, является, с нашей точки зрения, биологическим индивидом, или, проще говоря, организмом. И "демаркационная линия", проведенная этими учеными между индивидом и личностью, есть не что иное, как различие между человеческим организмом, с одной стороны, и человеком одновременно как социальным индивидом и человеком как личностью – с другой. Для того чтобы различить две эти последние целостности, необходим дополнительный анализ.

 Такой анализ может быть проведен как в онтогенетическом, так и в филогенетическом плане.

 Отправной точкой в историческом анализе дифференциации индивидного и личностного начал  в человеке может служить мысль  К.Маркса о том, что "чем дальше назад уходим мы в глубь истории, тем в большей степени индивид, а следовательно и производящий индивид, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому" [3, 18]. Эта несамостоятельность существовала объективно в действительной невозможности жизни человека вне данного племени, вне отведенной ему племенем функции. Она же существовала субъективно – в виде слитности индивидуального и общественного сознания. Совпадение значения и смысла, составляющее, по мысли А.Н.Леонтьева, "главную особенность первобытного сознания", объясняется прежде всего одинаковостью отношений "участников коллективного труда к условиям и средствам производства". Вследствие этого и мир "отражается одинаково как в системе языковых значений, образующей сознание коллектива, так и в сознании отдельных индивидов – в форме этих же значений" [74, 297].

 "При изучении  первобытных людей, – заключает П.А.Кропоткин на основе многих современных ему исследований, – начиная с тех, кто сохранил еще быт ледникового и раннего послеледникового (Озерного) периода, вплоть до тех, у кого мы находим позднейшее развитие родового строя, – нас больше всего поражает именно эта черта: отождествление человека со своим родом... даже в своих незначительных поступках он отождествлял свою жизнь с жизнью своего рода" [63, 62].

 Эти же факты  оказываются принципиально важными  при анализе истории возникновения морали. Так, О.Г.Дробницкий, анализируя мораль родового общества, отмечает, что в нем

 "веления  общественного мнения совпадают  с практикой обычая, и предполагается, что каждый индивид должен  мотивировать свои поступки теми  же соображениями, которые выражены в предании и статичном общественном мнении. Духовная власть коллектива над индивидом является вполне достаточным основанием для выбора личной позиции" [36, 167].

 Нарушения законов "табу" не просто караются коллективом, но и самокараются индивидом так, как если бы он составлял с коллективом одно целое:

 "В случае  нарушения табу возникает совсем  не та ситуация, которая описывается  развитым моральным сознанием  как состояние личной вины. Нарушитель  запрета (а подчас и его близкие  родичи) должен погибнуть или быть изгнан, отторгнут как "негодный член" от родового тела. Наказание следует "автоматически" за действием, вне зависимости от личной вменяемости (вопрос об оценке самого индивида, предполагающей возможность исправления, просто не возникает). И сам "виновный" переживает свой проступок как катастрофу, делающую невозможным (даже физиологически, вопреки инстинкту самосохранения) продолжение жизни. Как считается, нарушение табу навлекает беды на весь род независимо от того, кто совершил его" [36, 47].

 Зависимость –  физическая и духовная – индивида от первобытного коллектива не только ограничивала его проявления, она  выполняла и определенную функцию  в его психической деятельности.

 Как бы ни было монолитно первобытное общество, индивиды все же имеют много различий, которые прежде всего, в их биологических качествах, в половых, возрастных и других особенностях их организмов. Индивид не сразу и не вдруг занимает равноправное с другими положение в коллективе – он неизбежно проходит период ученичества, длительность которого определена его возрастными возможностями и степенью сложности трудовой деятельности. Индивид, следовательно, может более или менее, чем другой, быть готовым к выполнению тех или иных общественных функций. И при выполнении последних индивиды могут быть неодинаковыми – т.е. более или менее успешными, более или менее способными к данной деятельности. В основе различий их успешности лежат их различия в силе, выносливости, сообразительности, опытности. Неодинаков и статус индивидов в обществе, который также предопределен как их возрастными, половыми особенностями, так и индивидуальными способностями. Неодинакова, следовательно, и их степень власти в обществе. У разных по статусу его членов – у еще не посвященного во взрослую жизнь мальчика, у взрослого молодого охотника и у вождя племени – степень власти и влияния на жизнь коллектива будет различной.

 Уже в первобытном  обществе "формируются простейшие моральные требования к человеку как к члену рода, производителю  и воину (уважение к обычаям рода, выносливость, смелость, почитание старших, способность безропотно переносить лишения, чувство равенства в дележе добычи)" [57, 21]. При этом первобытное общество, отмечает И.С.Кон, "как и всякая группа, нуждается в лидерах, выделяет и поощряет смелого воина, хорошего работника", а различия в общественных оценках "дифференцируют и индивидуальное самоуважение общинников, их уровень притязаний, вызывают гордость своими достижениями или стыд из-за неудач" [57, 125]. Оценки индивида, даваемые ему другими членами общества, становятся его собственными достояниями, т.е. интериоризируются. Таким образом, самосознание в форме самооценки (сильный-слабый, старый-молодой, хороший-плохой) и в форме статусно-ролевых характеристик (мужчина, женщина, юноша, вождь и т.д.) оказывается возможным уже в начальных стадиях развития общества. Мысль о слитности смысла и значения тем не менее оказывается верной и применительно к самосознанию – по содержанию понятия "Я" у отдельных индивидов и у общества относительно данного индивида совпадают. Более того, индивидуальное представление о "Я" жестко детерминировано общественным представлением о субъекте, индивид не имеет ни средств, ни возможностей противопоставить собственное понимание себя сложившемуся о нем мнению. Тем не менее порожденное этими социальными по своей природе оценками и сравнениями самосознание позволяет выделить и отличить индивиду самого себя, как субъекта деятельности от других индивидов, участников той же совместной деятельности. Именно в этом смысле можно понять известное высказывание К.Маркса:

 "В некоторых  отношениях человек напоминает  товар. Так как он родится  без зеркала в руках и не  фихтеанским философом: "Я есмь  я", то человек сначала смотрится,  как в зеркало, в другого  человека. Лишь отнесясь к человеку  Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку" [2, 62].

 Но вещь становится товаром лишь в отношениях обмена; аналогом такого обмена и является замена одного индивида другим в процессе коллективной деятельности, смена одного поколения на другое. В процессе этой смены и замены и происходят различные социальные сравнения и оценки, которые и составляют основу самосознания индивида.

 Род, община формируют  в индивиде самооценку и самоидентичность (родовую, половую, ролевую), но этим ее "участие" в психической организации индивида не ограничивается. Как бы примитивно не было устроено общество, сама общественная жизнь создает основу для пересечения интересов, например, в форме конфликта потребностей и желаний ее членов (в сфере половой жизни, при дележе добычи и т.д.). Однако уже самое примитивное человеческое общество отличается от звериного сообщества тем, что создает систему предписаний и правил, регулирующих эти отношения. Отношения индивида к другим людям и к себе самому, регуляция потребностей и форм их удовлетворения также обеспечивались общиной и ее институтами. Можно сказать, что община и создаваемые ею системы "табу", верований и других духовных продуктов играли для первобытного индивида ту роль, которую для сегодняшнего человека играет его собственная личность.