Особенности взаимосвязи эмоций и мотивации

Становясь старше, человек научается испытывать отвращение к определенным объектам, запах и вкус которых ему неизвестен и которые, возможно, не имеют никакого отношения к пище. Например, у него может вызывать отвращение грязная одежда или сквернословие, а иногда он может испытать отвращение к какому-то человеку или даже к самому себе.

К. Изард подчеркивает, что если происхождение эмоции отвращения достаточно очевидно, - похоже, что она уходит своими корнями в первичные вкусовые ощущения и чувство голода, - то установить происхождение других эмоций не так-то просто. Мы не знаем, как они возникли, мы можем лишь строить догадки о том почему они возникли[8].

1.2. ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ СФЕРЫ

Этот вопрос освещает функциональные характеристики эмоциональной сферы, иначе говоря, он рассматривает локализацию эмоций не столько в системе психологических образований, сколько в системе сил, приводящих эти образования в движение. Сразу можно сказать, что решение этого вопроса самым прямым образом связано с исходным постулатом об объеме класса явлений, относимых к эмоциональным, и зависит от того, присоединяются ли к нему специфические переживания, имеющие побуждающий характер — желания, влечения, стремления и т. п. [14]

Очевидно, что проблема природы процессов, побуждающих к деятельности, по словам П.В. Симонова, не является просто одной из внутренних проблем психологии эмоций. Из ее решения следуют далеко идущие концептуальные выводы, касающиеся принципиального понимания психического. Так, именно данная проблема является ключевой для различения в истории психологии дихотомных (интеллект — аффект) и трихотомных (познание — чувство — воля) схем психического. В современной психологии она столь остро не стоит, однако ее значение продолжает отстаиваться так называемыми мотивационными теориями эмоций[9].

Нельзя забывать, что проблема детерминации поведения всегда привлекала внимание исследователей, хотя раздел мотивации, в пределах которого эта проблема изучается в настоящее время, является для психологии сравнительно новым. Если преодолеть барьер, созданный введением в психологию новой терминологии, история развития представлений об отношении эмоций и мотивации окажется весьма продолжительной и богатой. К мотивационным (в современном смысле) теориям, например, несомненно, относится учение Б. Спинозы[10]. В концепциях В. Вундта и Н. Грота, отделяющих побуждающие переживания от эмоциональных, последние, тем не менее, остаются неминуемым звеном развития процессов мотивации[11].

Обособление в психологии раздела мотивации связано с перемещением интересов исследователей с ближайших, непосредственных причин поведения (которыми и являются субъективные побуждения, желания) на все более отдаленные и опосредствованные. Действительно, для полного объяснения некоторого поступка явно недостаточно утверждения, что он был совершен из-за возникшего желания. Конкретное действие всегда отвечает некоторому более общему жизненному отношению, определяемому потребностями и ценностями субъекта, его привычками, прошлым опытом и т. п., которые в свою очередь определяются еще более общими закономерностями биологического и социального развития, и только в этом контексте оно может получить свое подлинное причинное объяснение. Проблема мотивации в том широком смысле, как она стоит в психологической науке в целом, предполагает выяснение всех факторов и детерминант, побуждающих, направляющих и поддерживающих поведение живого существа [3].

Однако ориентирующийся и действующий субъект всю сложную совокупность факторов, детерминирующих его поведение, непосредственно не отражает. Только человек имеет возможность познавать подлинные причины своего поведения, но ошибки, которые он при этом обычно делает, свидетельствуют о том, что это познание основывается на опосредованном отражении и догадках. С другой стороны, субъектом отчетливо переживаются возникающие у него эмоциональные побуждения, причем именно ими он реально руководствуется в жизни, если только этому не препятствуют другие побуждения (например, желание не причинять зла другим, быть верным чувству долга и т. п.). Этот простой факт и лежит в основе концепций, утверждающих, что эмоции (включая в них и желания) мотивируют поведение.

Естественно, подчеркивает В.К. Вилюнас, что данное положение совершенно неприемлемо для авторов, которые между эмоциями и побуждающими переживаниями усматривают принципиальное отличие, относя последние к воле или мотивации, или вообще их игнорируя (что очень характерно для современной психологии). Парадигма таких концепций следующая: поведение детерминируется потребностями и мотивами; эмоции возникают в специфических ситуациях (например, фрустрации, конфликта, успеха-неуспеха) и выполняют в них свои специфические функции (например, активации, мобилизации, закрепления) [4].

В период становления психологии как самостоятельной науки на рубеже XX века эта вторая точка зрения практически вытеснила традицию единой интерпретации эмоциональных и мотивационных процессов, характерную для всего предшествовавшего периода развития представлений об эмоциях, и современная академическая схема изложения психологии трактует мотивацию и эмоции как две сравнительно обособленные проблемы, связи между которыми сопоставимы, например, со связями между восприятием и вниманием, или памятью и мышлением. Однако, как это часто бывает, укрепление позиций одной из противоборствующих сторон активизирует действия другой. Представляется, что именно этот механизм привел к появлению в психологии эмоций целого ряда работ, отстаивающих функциональное единство эмоциональных и потребностно-мотивационных процессов[12].

Подлинную функциональную интерпретацию эмоции могут получить лишь в контексте отстаиваемого советской психологией положения о необходимом и активном участии субъективных переживаний в регуляции деятельности. Решение, которое в этих условиях получает вопрос об отношении эмоции к мотивации, в наиболее концентрированном виде передает формулировка С. Л. Рубинштейна, утверждающая, что эмоции являются субъективной формой существования потребностей (мотивации). Это значит, что мотивация открывается субъекту в виде эмоциональных явлений, которые сигнализируют ему о потребностной значимости объектов и побуждают направить на них деятельность. Эмоции и мотивационные процессы при этом не отождествляются: являясь субъективной формой существования мотивации, эмоциональные переживания представляют собой лишь итоговую, результативную форму ее существования, не отражающую всех тех процессов, которые подготавливают и определяют появление эмоциональных оценок и побуждений[13].

Как и многие другие, вопрос об универсальности мотивационной интерпретации эмоций зависит от постулируемого объема явлений, относимых к эмоциональным. Так, согласно теории Р. У. Липера[14], эмоции представляют собой только одну из форм мотивации, отвечающую за побуждение поведения наряду с такими «физиологически обусловленными» мотивами, как голод или физическая боль. Очевидно, если даже переживания голода и боли не считать эмоциональными, это не препятствует признанию, что именно они презентируют субъекту потребности (пищевую и самосохранения), представляя собой конкретно-субъективную форму их существования. Поэтому решение вопроса о том, вся ли мотивация открывается субъекту в виде эмоций, зависит исключительно от того, как будет проложена граница, разделяющая переживания эмоциональной и неэмоциональной природы[15].

1.3. ПРИРОДА И ОСНОВЫ МОТИВАЦИОННОЙ

ТЕОРИИ ЭМОЦИЙ

Р.У. Липер рассматривает семь основных положений, которые представляются важными для мотивационной теории эмоций[16].

Во-первых, рассматривая эмоции, мы не должны относиться к ним с позиций старой интроспективной традиции, а должны видеть в них целостный психологический процесс. Но я не утверждаю также, что мы должны рассматривать эмоции только с точки зрения поведения. Иногда эмоциональные процессы протекают как осознанные, и мы можем использовать этот удобный случай для субъективного наблюдения всякий раз, когда оно является полезным. Таким образом, в этом первом положении я предлагаю рассматривать эмоциональные процессы так же, как большинство психологов рассматривают образование понятий, то есть как процессы, которые могут быть как осознанными, так и неосознанными, но большинство свойств, которых в обоих случаях остается одинаковым.

Второе, и, несомненно, центральное, среди положений Лупер Р.У. предлагает рассматривать эмоциональные процессы как мотивы. В самом деле, он выносит на обсуждение тот факт, что, не прибегая к мотивационному критерию, мы не способны различать те процессы, которые называются эмоциями, и ряд других процессов, которые к эмоциям не относим.

Но приемлема ли эта точка зрения? Действительно ли эмоции проявляются как мотивы?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно обратиться сначала к процессам, которые психологами всегда рассматриваются как мотивы, и спросить, какими критериями мы пользуемся для идентификации таких мотивов у человека и животных. Рассмотрим, например, голод. Мы заключаем о наличии голода в основном по тому влиянию, которое он оказывает на остальную жизнь индивида. Одно из наиболее ярких описаний такого влияния было дано сэром Эрнестом Шаклетоном, который вместе с тремя друзьями пытался достичь Южного полюса в 1909 г. Эти люди переносили очень тяжелую физическую нагрузку, жили в условиях сильного холода и в то же время имели ничтожный суточный рацион.

Как сообщает Шаклетон, буквально все время они думали и разговаривали о еде. Ночью они видели ее во сне. Огромное количество времени уходило у них на составление и обсуждение новых рецептов, которые они намеревались испробовать, вернувшись в цивилизованный мир. Они изобрели особые ритуалы раздела еды во время каждого приема пищи для исключения того, чтобы кто-то из них не получил бы ее меньше, чем другой. Они с радостью тянули сани с запасами еды, несмотря на то, что были очень уставшими и могли бы желать более легкого груза. Даже если не брать во внимание осознаваемое переживание ими чувства голода, на основе таких отдельных его проявлений мы можем заключить, что они были исключительно сильно мотивированы голодом [9].

Поскольку влияние на другие виды активности является основанием для вывода о действии физиологического мотива, нам следует выяснить, не оказывают ли подобного влияния и эмоциональные процессы. То есть, обладают ли эмоциональные процессы способностью господствовать над мыслями и определять избирательность восприятия, заставляют ли они людей выдерживать наказания или подвергаться иным лишениям ради достижения эмоционально обусловленных целей? Могут ли эмоциональные мотивы приводить к освоению новых действий, способствующих достижению этих целей?

Рассмотрим какой-нибудь пример эмоциональной реакции. Представьте, что вы едете в машине с другим человеком и скоро обнаруживаете, что он является довольно безрассудным и неловким водителем. Вы замечаете, например, что он часто ошибается в том, когда можно безопасно обогнать другие машины, и пересекает среднюю линию дороги, даже когда навстречу едут другие машины. Каковы будут последствия возникшего у вас страха? Не приведет ли он к определенной направленности процессов восприятия, затрудняя наблюдение окружающих пейзажей, подобно тому, как величественный пейзаж Антарктики не замечался людьми Шаклетона? Не будете ли вы обдумывать, или пробами и ошибками искать способ, который мог бы изменить поведение водителя или помочь вам выйти из ситуации? Представляется, что во всех такого рода последствиях страх, возникающий у вас, по своему главному проявлению будет функционально эквивалентным сильному голоду. То же будет справедливо и для других эмоций. Представьте, например, какие жертвы способна понести, и какие усилия обнаружить нация в случае страха, что ей угрожает другая нация[17].

Таким образом, поскольку эмоции оказывают то же фундаментальное влияние, что и мотивы физиологического происхождения, мы можем их назвать мотивами. Это наиболее фундаментальный из характеризующих эмоции фактов. Он служит нам как основное средство различения эмоций и немотивационных психических процессов.

Перейдем к третьему положению. Для того чтобы составить более четкое представление об эмоциональных мотивах, необходимо рассмотреть отношение эмоциональных мотивов к мотивам вообще. Лупер Р.У. полагает, что среди мотивов могут быть выделены два типа, представляющие собой два полюса некоторого континуума, который охватывает, все мотивы. На одном его конце находятся такие сугубо физиологические мотивы, как голод или жажда. Некоторые из них зависят от гомеостатического состояния организма. Другие, подобно зубной боли, либо боли от механического удара или электрошока, зависят от внешней стимуляции. Но в этих случаях внешняя стимуляция должна быть относительно сильной, а прекращение афферентных импульсов, идущих от точки стимуляции, например от зуба, прекращает и действие физиологического мотива. Эмоциональные же мотивы зависят от более сложных психологических процессов. Рассмотрим, например, гусят, изучавшихся Тинбергеном. Когда над гусятами перемещали силуэт ястреба, они обнаруживали реакцию страха и делали попытки спрятаться; когда эта же картонная модель перемещалась над ними другим концом вперед, становясь похожей на силуэт гуся с вытянутой шеей, — они оставались спокойными. В этом случае реакция на зрительный стимул безусловно является врожденной, или инстинктивной, и тем не менее мы могли бы назвать этот процесс эмоциональным [15].

Однако в большинстве случаев такого рода процессы предполагают вовлечение приобретенного опыта. Представим, например, что человек консультируется у врача по поводу некоторого симптома. Ему говорят, что существует некоторая вероятность заболевания раком, и предлагают на следующей неделе провести диагностическую операцию. Врач может посоветовать человеку пока не беспокоиться и жить привычной жизнью. Однако воздействия всех обычных стимулов теперь будут изменены благодаря сложным процессам осмысления человеком своей ситуации[18].

Два типа мотивов различаются следующим образом. Эмоциональные мотивы — это процессы, которые зависят от сигналов, во многих отношениях напоминающих раздражители, вызывающие перцептивные или когнитивные процессы; это процессы, которые могут возбуждаться даже очень легкими и слабыми внешними раздражителями или которые вызываются даже отсутствием какой-либо необходимой стимуляции. С другой стороны, физиологические мотивы в основном зависят или от специфических химических условий в организме, или от особенно сильного периферического раздражения.

В-четвертых, Р.У. Липер выдвинул положение о том, что у высших животных, в том числе и у человека, наиболее важными мотивами являются мотивы эмоциональные. Во всяком случае, именно эти мотивы у высших животных наиболее развиты. В случае эмоциональных мотивов используются специфические преимущества высших животных — как их превосходные дистантные рецепторы, так и возросшие возможности научения и восприятия. Возьмем, например, оленя. Он может обнаруживать очень слабый запах или звук, указывающий на врага. Но, что биологически особенно важно оленю недостаточно просто чувствовать присутствие пумы. Очень важно также, чтобы он был этим сильно мотивирован, несмотря, на то, что пока еще нет тех реальных повреждений, которые могут быть нанесены позже, если враг будет игнорироваться [13].