Квантовая психология

Более того: то, что вы можете сказать о том, что вы увидели, зависит от структуры вашего символизма — описываете ли вы это на английском, персидском, китайском языке, на языке евклидовой или неевклидовой геометрии, дифференциального исчисления или кватернионов.

Это объясняет, почему, словами доктора Джонса, «что бы мы ни описывали, человеческий ум не может отделиться от этого».

Упражнения

1. Если позволяет погода, выйдите из дома на улицу и осмотритесь. Как многое из того, что вы видите, существовало бы, если бы люди не придумали и не построили это? Как многое из того, что «само растет», выглядело бы по-другому, если бы люди не культивировали и не улучшали (ухудшали) это?

2. Посмотрите на небо. Если вы умеете отличать звезды от планет, знаете названия звезд и т.п., постарайтесь забыть это знание на время и представьте себе, как выглядит это небо для очень разумных животных, не имеющих человеческой науки. Затем снова посмотрите на небо, «вспомнив» все свои знания по астрономии.

3. Когда пролетает метеор, что вы чувствуете, если пытаетесь увидеть его, не прибегая к научной фразеологии? Насколько по-другому вы ощущаете метеор, когда позволяете себе помнить все, что вы знаете о метеорах?

4. Вернитесь в дом и обсудите следующее:

Если бы все телевизионные передачи о полиции (около 20 в неделю в большинстве штатов) были сняты с вещания, а взамен мы получили бы такое же количество передач о домовладельцах, изменило ли бы это туннель реальности среднего американца?

Каким образом?

Что бы американцы «увидели» (или вспомнили) из того, что они сейчас склонны забывать? О чем бы они стали меньше думать? О чем бы они стали думать больше?

5. Попробуйте разобраться, почему у нас так много телепередач о полиции и нет практически ни одной передачи о домовладельцах.

Кто это решает? Почему они решили именно так? (Постарайтесь избегать параноидальных рассуждений или грандиозных теорий заговора — если, конечно, это вообще возможно.)

Глава седьмая

Странные Петли и бесконечный регресс

Если мы не можем описать что бы то ни было «как оно есть», но только «как оно представляется нашему уму», следовательно, у нас не может быть и чистой физики, а только нейрофизика — то есть физика, преломляемая через человеческую нервную систему. Кроме того, у нас не может быть и чистой философии, а лишь нейрофилософия. И не может быть чистой нейрологии, а лишь нейронейрология...

Но тут, как догадались некоторые читатели, мы уже входим в область Странных Петель, ибо нейронейрология может быть познана только через призму человеческой нервной системы. Таким образом, предполагается еще одна метанаука — нейронейронейрология... которую можно познать только при помощи нейронейронейронейрологии... и так далее, до бесконечности. Узнаете рассуждение о двух головах лорда Рассела? Или бесконечный регресс сознания во времени Дж. В. Данна?

Похоже, какой-то дзэновский мерзавец снова захлопнул дверь Истины перед нашим носом.

Этот нейрологический регресс имеет точный аналог в квантовой механике, известный как «катастрофа фон Неймана» (или, полностью, «катастрофа бесконечного регресса фон Неймана»). Она сводится к тому, что мы можем прибавлять бесконечное число инструментов к нашим уже существующим инструментам и все же не избавимся от некоторой степени неуверенности и неопределенности. (Надеюсь, что к концу этой книги читатель поймет, почему это «совпадение» и десятки ему подобных неизбежно связывают квантовую механику сповседневной психологией, или обычным «кухонным» сознанием.

Возможно, дойдя до этой строчки, некоторые читатели захотят отбросить книжку в сторону, решив, что я скоро заведу их в бездну солипсизма или какого-то необерклианского идеализма. Вовсе нет! Непримиримый дуализм Определенности и Неопределенности существует лишь в двузначной аристотелевской логике. В математической же логике нам не приходится выбирать между Чистой Определенностью и Чистой Неопределенностью. В теории вероятности у нас между этими крайними точками есть бесконечное число выборов.

Для удобства мы можем свести это бесконечное число к 100 процента

Так вот, если Чистая Определенность равняется 100%, а Чистая Неопределенность равняется 0%, логика квантовой механики и квантовой психологии вовсе не говорит нам, что невозможность достижения 100% навсегда оставляет нас с нулем. Это совершенно не так. Многие события повседневной жизни имеют вероятность 50%, что вполне удовлетворит любого игрока. А многие события имеют вероятность и 90%, и 95%, и даже выше.

Лично меня никогда не беспокоит тот термодинамический факт, что вероятность равномерного распределения молекул воздуха по всей комнате не равняется 100%. Подсчитано: вероятность того, что весь воздух внезапно устремится в один из углов комнаты и я задохнусь в образовавшемся вакууме, больше 0% и намного меньше 0,001%. И я не собираюсь волноваться по этому поводу.

Вероятность того, что завтра в меня попадет метеорит, кажется более высокой — может быть, почти 0,1 %, — но я и об этом не особенно беспокоюсь

Не только физики и игроки, но и бизнесмены давно уже привыкли к этому аспекту квантовой психологии. Бизнес не рассчитывает на стопроцентную уверенность в принятых решениях (иначе говоря, будущий урожай оценивается не на основании религиозных догм), но и не мучается бесконечными гамлетовскими вопросами. Бизнесмены давно уже умели интуитивно «прикидывать» вероятности, а в наше время постепенно переходят от «прикидки» к точной математической оценке вероятности при помощи компьютеров.

Таким образом, «потеря уверенности» еще не означает падения в бездну солипсизма. Это просто взросление: с детского уровня, на котором есть только «да» (100%) и «нет» (0%), мы переходим во взрослый мир, в котором принято спрашивать:»с какой точностью мы можем высчитать шансы на то, что это случится?» (5%? 25%? 75%? 95%?).

Должен признать, что такая вероятностная логика приводит иногда к самым невообразимым предположениям. По этому поводу я люблю приводить пример с «днем Иисуса Христа».

Многие студенты, изучающие математику, уже на первых курсах сталкиваются с так называемым «парадоксом Пэдди Мерфи». Шансы на то, что в одной аудитории окажутся два Пэдди Мерфи, вроде бы невелики, но тем не менее такое случается. «Парадокс Пэдди Мерфи», который нематематикам кажется очень маловероятным, заключается в следующем. Если вселенная будет существовать достаточно долго, какой-то лектор должен в конце концов предстать перед аудиторией, состоящей исключительно из студентов по имени Пэдди Мерфи. Если вы немного подумаете над этим, то поймете (возможно, интуитивно), что такой «день Пэдди Мерфи» когда-нибудь обязательно должен случиться. Большинство людей просто ошарашивает тот результат, который мы получаем, если представим себе вселенную, которая существует бесконечное число лет.

Но что интереснее всего, в этой бесконечной вселенной день Пэдди Мерфи случается не раз и не два, а бесконечное число раз. (Впрочем, и дни НЕ Пэдди Мерфи тоже случаются бесконечное число раз. Это иллюстрирует принцип Кантора:если от бесконечного множества отнять бесконечное множество, останется бесконечное множество...)

* Например, множество целых чисел продолжается до бесконечности, но то же можно сказать и о множестве четных чисел. Если отделить четные числа от целых, мы получим все равно бесконечное множество нечетных чисел. — Прим. автора.

Вчера (2 марта 1990 года) Дик Уиттингтон, ведущий популярною ток-шоу, рассказал, что, когда он учился в школе в Бронксе (Нью-Йорк), у него был одноклассник по имени Иисус Христос*. Мистер Уиттингтон возвращался к этой теме несколько раз, явно обеспокоенный тем, что аудитория могла не счесть это правдой. Но я сразу поверил ему, потому что, когда я учился в школе в Бруклине, у меня был одноклассник по имени Никое Христос, от которого я узнал, что в Греции Христос — весьма распространенная фамилия.

* Мистер Уиттингтон вспомнил об этом в связи с историей человека по имени Джо Блоу, который жаловался на то, что с таким именем он не может найти работу. Люди начинают смеяться, как только увидят его имя в анкете, и не могут воспринимать его всерьез как потенциального сотрудника, - сетовал мистер Блоу. - Прим, автора. Читатель легко поймет, в чем тут дело, если вспомнит такие наши колоритные фамилии, как Погоняйло или Гуляйветер. -Прим. перев.

Поскольку во многих семьях латиноамериканского происхождения первого сына называют Иисусом (они, впрочем, произносят это имя как Хесус, но подавляющее большинство американцев об этом не знает), легко можно представить себе смешанную греко-латинскую семью, в которой родится самый настоящий Иисус Христос.

Подумав об этом, я сразу вспомнил «день Пэдди Мерфи» и осознал, что, если вселенная просуществует достаточно долго, какому-то лектору в конце концов придется войти в аудиторию, в которой сидят сплошь люди по имени Иисус Христос. Мало того, в бесконечной вселенной это случится бесконечное число раз.

Никакой математик не станет с этим спорить. И все-таки я, часто читающий лекции в разных городах, не живу в радостном ожидании того дня, когда мне попадется эта аудитория, в которой каждый слушатель — Иисус Христос.

Как не живу и в страхе того, что все молекулы воздуха устремятся в дальний угол и оставят меня помирать в вакууме.

Я снова и снова подчеркиваю это, потому что столь много людей загипнотизировано аристотелевской логикой «да-нет» — до такой степени, что любой шаг в сторону от мифа Бронзового века кажется им головокружительным падением в омут Хаоса и Тьмы Нигилизма.

Эта книга о квантовой психологии пытается показать, что Неопределенность квантовой физики коренится в нашем мозге, в нашей нервной системе; что все наше знание происходит оттуда же; и что неаристотелевская логика, порожденная квантовой физикой, описывает все прочие попытки человека познать мир опыта — на всех его уровнях — и рассказать о нем.

Мистер А, который в своей конторе пытается понять, почему его босс поступает с ним «несправедливо», и доктор Б, который в своей лаборатории пытается понять, почему квантовая функция ведет себя именно так, а не иначе, — оба они всегда находятся в неразрывном единстве с тем, что они пытаются понять.

Но я, однако, не стал называть эту книгу «Квантовой философией». Я назвал содержащиеся в ней идеи «квантовой психологией», потому что следствия из принципов относительности и неопределенности имеют в буквальном смысле слова потрясающее значение для нашей повседневной жизни, нашего «психического здоровья», наших отношений с другими людьми и даже для наших глубочайших социальных проблем и наших отношений с остальной Землей и с самим Космосом. Как Альфред Кожйбский заметил в 30-х годах, если бы все люди научились мыслить в неаристотелевской манере, присущей квантовой механике, мир изменился бы настолько радикально, что большая часть того, что мы называем «глупостью», и даже значительная часть того, что мы называем «безумием», исчезли бы, а «неразрешимые» проблемы войны, бедности и несправедливости неожиданно показались бы нам намного ближе к разрешению.

Подумайте об этом.

Поиск Определенности в мире Неопределенности рождает некоторые забавные параллели между жизнью индивидуума и жизнью цивилизации.

Представим себе, например, гипотетического Джо Смита, родившегося в Кантоне (штат Онтарио) в 1942 году. К своему десятилетию в 1952 году Смит уже, вероятно, впервые пришел к преждевременной определенности. Он «верил» в различныедогмы, потому что в них верили его родители, — например, в превосходство республиканской партии над всеми остальными, в такое же превосходство епископальной церкви, в желательность расовой сегрегации, в неизбежность доминирования мужчин во всех существующих общественных институтах (в церкви, государстве, бизнесе и т.д.) и в необходимость уничтожения мирового коммунизма, который все добрые люди (он это знал твердо) признают главным Злом на планете.

В 1962 году этот наш Джо Смит, 20-летний, уже учился в Гарварде и претерпел полное изменение — иначе говоря, совершил квантовый прыжок. Он специализировался в социологии, считал себя либералом, питал серьезные сомнения относительно превосходства республиканцев и епископальной церкви и считал, что надо каким-то образом уживаться с коммунистами, иначе мир взлетит на воздух. Кроме того, он ощущал себя «противником» сегрегации, но нельзя было заметить, чтобы он как-то реально боролся с ней, и он до сих пор не подвергал сомнению мужское превосходство. Он опять приобрел преждевременную уверенность и считал, что воззрения его любимых профессоров представляют воззрения всех «образованных людей». Родители теперь казались Смиту «невежественными», хотя ему и стыдно было признаться себе в этом.