Постановка евразийцами проблемы самобытности России

                                            Введение

В двадцатые годы нашего столетия в эмиграции возникает  философско-политическое движение – "Евразийство". Представителями этого движения явились такие блестящие ученые, как: языковед и культуролог Н. Трубецкой, историки П. Бицилли и Г. Вернадский, философы Г. Флоренский и П. Карсавин, географ и экономист П. Савицкий, правоведы А. Алексеев и В. Ильин, искусствовед П. Сувчинский. Кроме них в евразийском движении активное участие принимали филологи и литературоведы Р. Якобсон, Д. Святополк-Мирский, А. Кожевников, писатель В. Иванов и многие другие. Евразийцы стремились способствовать преодолению острого духовного кризиса соотечественников, они объясняли причины событий 1917 г., пытались указать выход из создавшейся ситуации. Разносторонность интересов участников евразийства предопределила широту поисков и многообразие форм проявления течения. Они продолжили исследования самобытности русской культуры. Следует обратить внимание на то, что взгляды евразийцев не были идентичными. Здесь присутствовали и правые тенденции, которые позволяли обвинять их в близости к фашистским организациям, но их же называли и "православными большевиками". История движения насчитывает немногим более двадцати лет. Перед второй мировой войной течение распалось. В это время шовинистические настроения в Европе росли и достигли небывалой интенсивности, евразийцы же пропагандировали идеи содружества народов. В среде эмиграции представители других народов России видели в их политико-философских построениях новую форму русского великодержавия, так как многие евразийцы подразумевали, что роль гегемона в Евразии возьмет на себя русский народ. В Советском Союзе господствовали оптимистические взгляды на будущее, беспредельная вера в научно-технический прогресс, и поиски утраченных корней мало кого волновали. Но идеи евразийства развивались и в послевоенное время. В 1952 г. в Германии вышла книга Г. Пегова "Что такое Всероссия?". В семидесятые годы самой яркой фигурой, внесшей свой вклад в развитие теории, стал Л.Н. Гумилев.

Постановка евразийцами  проблемы самобытности России

Центральной идеей течения  являлась идея России-Евразии как  самобытного мира, идея исторического  и культурного единства "континента-океана". Они утверждали примат России как  носительницы религиозной, православной культуры в мире, ибо на их взгляд православие представляло собой  самый чистый вид подлинного христианства. Евразийцы пришли к выводу, что  культура России не есть ни культура европейская, ни азиатская, ни механическое сочетание  элементов той и другой. В 1927 г. в Париже выходит сборник статей князя Н.С. Трубецкого под общим  названием "К проблеме русского самопознания". Около половины книги занимает очерк  под названием "Общеславянский элемент  в русской культуре", впервые  здесь напечатанный. Статья имеет  дело с вопросами русского языка, в которых автор видит звено, соединяющее Россию со славянством. Трубецкой говорит о том, что  волею судеб Россия унаследовала традицию византийской культуры, традицию монгольской цивилизации, церковнославянскую литературно-языковую, но все эти "унаследованные Россией традиции только тогда становились  русскими, когда сопрягались с  православием. Византийская культура с самого начала была для русских неотделима от православия, монгольская государственность, только оправославившись, превратилась в московскую, а церковнославянская литературно-языковая традиция только потому и могла принести плод в виде русского литературного языка, что была церковной, православной" (Трубецкой, 1999).

В своем учении они опирались  на отечественную духовную традицию, утверждавшую идею особого исторического  пути России. Историк русской философии  В.В. Зеньковский призывал видеть собственно философское содержание евразийских  концепций и при этом подчеркивал  глубокую внутреннюю связь евразийства с основными направлениями русской историко-философской мысли. Он считал, что евразийство унаследовало то, что было в русской мысли до него по вопросу о "путях России". Одной из первых идеологий, наиболее четко обозначивших особенность исторической судьбы России, была теория Филофея "Москва – третий Рим". Как известно, эта теория связывала перспективы политического развития России со спецификой православной конфессии. Автор концепции утверждал, что римская церковь перестала быть истинной, так как проникнута ересью, а церковь "второго Рима" (Константинополя) сокрушена турками. С этого момента центр православия переместился в Москву. По промыслу Божьему круг исторических судеб закончится торжеством и гибелью трех мировых царств. С гибелью третьего царства наступит конец мира. С падением двух царств, изменивших православию, осталось последнее, третье царство - Россия. Эта идея оказалась близка многим евразийцам, поскольку специфическим культурным признаком Евразии они рассматривали православие как господствующую идеологию. В 1925 г. П.Н. Савицкий пишет следующее: "Евразийцы – православные люди. И Православная Церковь есть тот светильник, который нам светит; к Ней, к Ее дарам и ее Благодати зовут они своих соотечественников… Православная Церковь есть осуществление высшей свободы; ее начало – согласие; в противоположность началу власти, господствующему в отделившейся от Нее Римской Церкви" (Савицкий, 1992). Но необходимо отметить особое видение евразийцами православия. Они ратовали за "подлинное православие", которое не было бы одним из органов государственного аппарата. Г.В. Флоровский в статье "О патриотизме праведном и греховном" писал о том, что после революции положение церкви стало предпочтительнее, чем до нее, так как "стала действенной, горящей, властною и учительной, – и снова, как древле, сделалась церковью торжествующей – в силе Духа…". Г.В. Флоровским была сделана попытка теологизировать евразийство. Отношение к религии большинства евразийцев было внутренне противоречивым. Л.П. Карсавин в работе "Оценка и задание" замечает, что предметом религии являются ценностные ориентации и "дело не в названии религии. Не столь важно как называет себя религия – христианством, атеизмом, социализмом. Важно, что от этого она не перестает быть религией". Грани православия, христианства как бы размывались. Судя по всему, евразийство не сумело сделать учение о религии целостным. В евразийстве на первый план выходят не христианские принципы, а идеология. Вся общественная жизнь в "государстве правды" должна подчиняться "идее-правительнице", которая обеспечит духовное единство и сплоченность общества.

Интересно сопоставить евразийство и со взглядами славянофилов. Вслед за славянофилами евразийцы противопоставляли европейские и русские культурные ценности. Славянофильство настаивало на "самобытном" пути России. Они не скрывали, что для них самыми важными основополагающими ценностями в мире были Православие и Россия. Следует отметить существенные различия евразийской и славянофильской концепции, позволявших порой утверждать некоторым авторам, что евразийцы предали славянофильские лозунги. Это следует из того, что внимание первых было обращено к "туранскому" элементу в русской культуре, а вторых – к чисто славянскому. С точки зрения евразийцев русская нация не может быть сведена к славянскому этносу, так как в ее образовании большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена, населявшие единое со славянами "месторазвитие" и постоянно взаимодействовавшие с ними. Однако, представители и того, и другого направления достаточно критически оценивали западноевропейское влияние в отечественной культуре. Они полагали, что с момента петровских реформ русские вынужденно "должны были проникнуться романо-германским духом и творить в этом духе… К спешному выполнению этой задачи русские были органически неспособны. И действительно, если Россия до Петра Великого по своей культуре могла считаться чуть ли не самой даровитой и плодовитой продолжательницей Византии, то после Петра Великого, вступив на путь романо-германской ориентации, она оказалась в хвосте европейской культуры, на задворках цивилизации" (Трубецкой, 1999а). По мнению евразийца Н.Н. Алексеева, россиянам необходимо преодолеть в себе и через себя западного человека, а это возможно только в "исходе к Востоку" (Алексеев, 1935). Евразийцы утверждали, что западная культура претендует на универсальность, на нравственное превосходство перед другими народами, поскольку европейцы поставили себя во главу культурного прогресса. Плох, по мнению Н. Трубецкого, не сам романо-германский мир со своей специфической культурой, а неприемлемо в нем агрессивное отношение к другим культурам, склонность к цивилизационному геноциду, с желанием мерить всех "на свой аршин". Самобытность же культуры нельзя основывать на превосходстве над другими.

Евразийцы считали необходимым  строго различать усвоение чужого, в котором личность преобразует  усвоенное в специфически свое, и  усвоение подражательное, в котором  личность утрачивает свою специфичность. Органичное развитие человека и общества возможно только в том случае, если соотношение и взаимодействие культур  рассматривать как обмен культурными  ценностями и взаимное обогащение, как диалог в условиях полицентричного культурного мира. Н. Трубецкой утверждал не принцип градации народов и культур, а равноценность, уникальность и неповторимость всех культур земного шара. О важности самостоятельного неподражательного развития каждой национальной культуры он писал следующее: "Ни один нормальный народ в мире, особенно народ сорганизованный в государство, не может добровольно допустить уничтожения своей национальной физиономии" (Трубецкой, 1999а).

Многие установки евразийцев оказались созвучны основным идеям  Н.Я. Данилевского, имя которого неотделимо от неославянофильства. Русский мыслитель подчеркивает несостоятельность теории единого исторического процесса. Данилевский выдвинул идею о разнородности цивилизаций, наличии множества культурно-исторических традиций. По его мнению все сущее на нашей планете развивается в общей направленности жизненных процессов: зарождается, расцветает, умирает. По аналогии с природой историю можно считать сосуществованием самобытных больших и малых культур, которым отведено свое место в пространстве и во времени. Он убежден, что общечеловеческой культуры не существует, а всечеловеческая выражается в отдельных культурно-исторических типах. Западноевропейский культурно-исторический тип переживает упадок и на смену ему придет восточнославянская цивилизация. Россия должна осознать себя объединительницей славян. Подобно Н.Я. Данилевскому евразийцы резко критикуют европоцентризм, где все культуры рассматриваются по степени их приближения к наиболее развитым формам культурного бытия романо-германских народов. Совпадают их точки зрения и в том, что славянский культурно-исторический тип реализуется в том случае, если избавится от "европейничанья". Подчеркивается, что западная цивилизация – одна из многих и она подчиняется тем же общим естественным законам развития. И Данилевский, и Трубецкой выделяют одну из характерных черт европейского культурного типа – "склонность к насилию". Она проявляется в политике, общественной жизни, стремлении к безграничной свободе для себя.

Очень близкие евразийцам идеи высказывает и представитель  философии русского консерватизма  К. Леонтьев. Согласно его взгляду, Россия есть особый культурно-исторический мир, синтезирующий в себе черты культур  Востока и Запада, связующее звено  между этими мирами. Характерно предположение  Леонтьева о возможном благотворном влиянии "туранской примеси" (урало-алтайские племена) в русском народе, что нашло сочувственный отклик у евразийцев. Так же критически относился он к европейской культуре и цивилизации. По Леонтьеву любая культура, цивилизация развивается как биологический организм и проходит три стадии развития. Первая фаза – первоначальная простота, вторая фаза – "цветущая сложность", когда происходит дифференциация организма, усложнение его, третья фаза – вторичная простота, когда происходит распадение былой сложности, разложение и умирание организма. Критика европоцентристской модели развития носит у Леонтьева ярко выраженный антизападнический характер. С точки зрения русского мыслителя, Европа идет к единообразию, теряя самобытность и становясь постепенно культурой "среднего человека", человека без корней, не наделенного исторической памятью, без высоких духовных устремлений. Примечательно, что эту идею наш соотечественник высказал еще в прошлом веке, предвосхитив размышления авторов ХХ века об истощении культурного потенциала "человека-массы" (Х. Ортега-и-Гассет). Часто имена Леонтьева и Данилевского относятся критиками к одному направлению – консервативной философии. Но в данном вопросе позиция Леонтьева отличалась от позиции Данилевского и вызывала больший интерес евразийцев. Будущее России Леонтьев видит не в политическом союзе славянских народов, как Данилевский, а в единстве с народами российского Востока, при сохранении византийского православия, которое отличается веротерпимостью и идеологически сплотит народы. Леонтьев особенно подчеркивает благотворность синтетического характера культуры и ее носителя. Как и их предшественники славянофильской ориентации Данилевский, и Леонтьев, евразийцы не сомневались в том, что Европа переживает период упадка. Важнейшим признаком деградации евразийцы считали духовное оскудение. Для них распространение материализма, идей атеизма и социализма свидетельствовали о том, что в Европе душа убывает. К таким же умозаключениям приходят и европейские мыслители: О. Шпенглер, Х. Ортега-и-Гассет, А. Тойнби, А. Камю. "Зов к Востоку раздается не только из уст евразийцев. Сам Запад в своем современном духовном кризисе начинает иначе относиться к Востоку, начинает внимательно к нему прислушиваться и старается понять" (Алексеев, 1935).

Большинство евразийцев были сторонниками концепции полифоничности развития культур. Воздействие же Востока на Евразию они сводили в основном к влиянию тех монгольских племен, которые пришли с так называемым татаро-монгольским игом и в результате завоевания вошли в этнический состав Евразии. Мыслители отмечают религиозную индифферентность монголо-татар как положительный фактор завоевания. Культурная среда "татар" принимала "всяческих богов" и не изменила духовного существа России, но позволила организоваться в военном плане. "Прежде всего укажем следующее: без "татарщины" не было бы России. Нет ничего более шаблонного и в то же время неправильного, чем превозношение культурного развития дотатарской Киевской Руси, якобы уничтоженного и оборванного татарским нашествием. Мы отнюдь не хотим отрицать определенных – и больших – культурных достижений древней Руси ХI и ХII веков; но историческая оценка этих достижений есть оценка превратная, поскольку не отмечен процесс политического и культурного измельчания, совершенно явственно происходивший в дотатарской Руси от первой половины ХI к первой половине ХIII века. Это измельчание выразилось в смене хотя бы относительно политического единства первой половины ХI века удельным хаосом последующих веков" (Савицкий, 1997а). Киевская Русь в ХII веке распалась на восемь суверенных государств "за сто лет до появления монголов и за триста лет до создания русского национального государства". Папа Римский объявил крестовый поход, в том числе и на Русь, ослабленную междоусобицей. Наш современник Л.Н. Гумилев придерживается мнения, что татаро-монгольского "ига" на Руси не было в традиционном понимании. Зависимость Руси от Золотой Орды ограничивалось политической сферой, "но не распространялась в области идеологии и быта (торговля, ремесла, празднества, образ жизни)" (Гумилев, 1991). Князь Александр Невский, заключив договор с монголами, остановил крестоносцев.

"Россией не столько  отдаляется, сколько связывается  "Азия" с "Европой". Но Россия  не ограничилась этой ролью  продолжательницы исторической  миссии Чингисхана и Тимура. Россия  не только посредница в культурном  обмене между отдельными азиатскими  окраинами. Вернее, она меньше  всего посредница. В ней творчески  осуществляется синтез восточных  и западных культур" (Бицилли, 1993). Факт взаимовлияния культур отрицать невозможно. Древняя Русь имела достаточно тесные отношения с западным европейским миром, особенно с принятием христианства. "Имя Христа соединяет Россию и Европу", - пишет Г. Флоровский в своей статье "Евразийский образец", опубликованной в 1928 г. в сборнике "Современные записки". Уже тогда нередки родственные связи наших князей с западными государями. В Россию с принятием христианства проникает не только византийское, но и западноевропейское художественное творчество. Россия как православная страна входит в христианскую семью европейских народов. С ХV века связи с Западной Европой возобновляются. В ХVII веке для того, чтобы устоять против агрессии Польши и Швеции, России пришлось осуществить обновление военной техники. И взор обращается на Запад, где начиная со средневековья, активное использование огнестрельного оружия в сражениях вызвало революцию в военном деле. Развитие европейской военной техники, когда к старому вооружению прибавилось сложное оружие и пушки, положило начало металлургии, что впоследствии привело к промышленной революции. Приоритет европейцев в военной технике позволил им установить свое господство во всем мире и создать колониальные империи. С наступлением петровской эпохи контакты с европейцами резко расширились, поскольку России необходимо было противостоять сильным противникам. Военная модернизация "была куплена ценой полного культурного и духовного порабощения России" (Гумилев, 1991).