Теория познания

     На современном этапе происходит новый качественный ска-чок в 
естествознании. Естествознание начинает учитывать нели-нейность, историзм 
систем, их человекоразмерность. В.С.Степин ясно формулирует отличия классического, 
неклассического и по-стнеклассического типов рациональности, задавая науке 
соответ-ствующую типологию: «Классический тип рациональности центри-рует 
внимание только на объекте и выносит за скобки все, что относится к субъекту и 
средствам деятельности. Для неклассиче-ской рациональности характерна идея 
относительности объекта к средствам и операциям деятельности; экспликация этих 
средств и операций выступает условием получения истинного знания об объекте.

     Наконец, постнеклассическая рациональность учитыва-ет соотнесенность знаний об 
объекте не только со средствами, но и с ценностно-целевыми структурами 
деятельности». Данная методология глубоко эвристична. Она позволяет 
соотнести раз-витие науки не только с внутринаучной логикой, но и с социаль-ными 
факторами. В работах Л.М.Косаревой, В.С.Степина, авто-ров этой книги прослежена 
связь научных революций с социаль-ным контекстом. И если это справедливо для 
естествознания, можно предположить, что подобная методология еще более 
про-дуктивна для социальных наук. 

     Ситуация, сложившаяся в процессе взаимодействия науки и общества, обострила проблему научной рациональности, ее сущностного  содержания, и — соответственно — ее роли в развитии общества. Вообще-то эта проблема всегда

     была  одной из самых актуальных (в первой половине XX в., например, ею занимались А-Бергсон, Э. Гуссерль, М. Вебер,, М. Хайдеггер, К. Ясперс и др.). Но сегодня можно  говорить о драматическом повороте в решении данной проблемы — о попытках поставить под сомнение науку как образец рациональности.

     Для того, чтобы было ясно, о чем идет речь, приведем высказывание одного из наиболее непримиримых критиков науки  и вообще рационального подхода  к миру — П. Фейерабенда, объявившего сциентизм «рациофашизмом», а «нездоровый альянс науки и рационализма» — источником «империалистического шовинизма науки». Он пишет: «Отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки — этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение — наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но который никогда не достигали».

     В действительности же, как, очевидно, понимает читатель, проблема, которая возникла перед наукой и обществом в целом, не может быть решена с позиций антисциентизма, предлагающего наложить табу на пользование научной рациональностью. Единственно разумное решение состоит в том, чтобы совершенствовать саму научную рациональность и осуществлять переход к такому ее типу, который в оптимальной степени соответствовал бы социокультурным и экологическим реалиям конца XX в.

     Как показал В. С. Степин, в историческом развитии науки, начиная с XVII столетия, возникли последовательно три типа научной рациональности, характеризующихся различной глубиной рефлексии по отношению к самой научной деятельности2.

     Классический  тип научной рациональности (XVII—XVIII вв.) исходил из того, что при теоретическом  объяснении и описании объекта надо абстрагироваться от всего, что относится к субъекту (исследователю), применяемым им средствами и совершаемым операциям. Такая элиминация рассматривалась как необходимое условие получения объективно-истинного знания о мире. Конечно, и на этом этапе стратегия исследования, а в значительной степени и его результата были детерминированы присущими данной эпохе мировоззренческими установками и ценностными ориентациями. Освободиться от этого ученому не дано, хотя наука XVII—XVIII вв. и стремилась к этому. Отметим, что на уровне развития естествознания (да и обществозна-ния) того времени, при лидерстве механики и редуцировании к механической картине мира всего добытого физикой, химией, биологией, социальными науками, при преобладании в качест-ве объектов исследования простых систем такое стремление было, с одной стороны, в значительной степени реализуемым, а с другой — не оказывало заметного отрицательного воздействия на результаты научных поисков. И хотя в конце XVIII — первой половине XIX в. механическая картина мира утрачивает статус общенаучной и намечается переход к новому состоянию естествознания, очерченный выше общий стиль мышления ученого и тип научной рациональности сохраняются.

     Положение принципиально меняется в связи  со становлением так называемого  неклассического естествознания (конец XIX — середина XX в.). Формируется неклассический тип научной рациональности, который уже учитывает зависимость результатов исследования от характера тех средств, к которым прибегает ученый (в особенности в случаях эксперимента), и от специфики тех операций, которым подвергается изучаемый объект. Что же касается самого субъекта и тех внутринаучных и социальных ценностей и целей, которые его характеризуют, то все это по-прежнему выносится за скобку, не находит отражения в описании и объяснении изученного.

     И наконец, на наших глазах (в последней  трети двадцатого века) происходит рождение новой, постнеклассической науки, для которой характерны такие  взаимосвязанные черты, как исследование сверхсложных, саморазвивающихся систем и меж-дисциплинарность этих исследований. Такому состоянию и тенденциям развития современной науки соответствует пост-неклассический тип научной рациональности, рассматривающий деятельность ученого в более широком поле: теперь уже учитывается соотнесенность получаемых знаний об объекте не только с исследовательскими средствами и операциями, но и с ценностно-целевой (как внутринаучной, так и вненаучной, социальной) ориентацией ученого.

     Чрезвычайно важно подчеркнуть особую значимость этого типа научной рациональности в развитии современного общества. Ведь вопреки мнению крайних антисциенистов, видящих в науке злого демона, способного погубить цивилизацию, выход из сегодняшней экологической и социокультурной ситуации, очевидно, «состоит не в отказе от научно-технического развития, а в придании ему гуманистического измерения, что, в свою очередь, ставит проблему нового типа научной рациональности, включающей в себя в явном виде гуманистические ориентиры и ценности».

     Истина, оценка, ценность 

     Ценности  составляют особый раздел философии – акуналогии (учение о ценностях). Со времен античности ведутся споры о том, является ли ценность атрибутом вещи или же она результат оценивания, продиктованные потребностями личности и общества. В 1 случае ценность трактуется как нечто объективное, существующее независимо от человека, в 2 сводится к субъективным оценочным суждениям произвольность характера сущность ценностей выводится из потребностей человека, а не из объектов. Если согласится с тем, что ценность – лишь свойство явлений природы и общества, неизбежно отожествление истины и ценности. Однако еще Сократ спрашивал «Что есть благо?» (аксиология) Знание является важным, но не единость – цель достижения блага. Ценность, как истина, но является свойством самой действительности. Она возникает как отношение между миром природы и общества и динамически применяется потребности человека. Ценностью является то, что обладает положительными значениями для человека ценности, такой вариант осознания ценностей выступает в форме оценки. В отличии от истины оценка состоит не в достижении соответствия познания действительности веществ, а устанавливает значимость вещей для человека. Между истиной и ценностью существует связь, не смотря на их различия истинное знание может быть предметом оценивания, характеризуется как ценность. В свою очередь установить значимость мира явлений для человека можно лишь благодаря знанию о них. Судить о значимости вещей, значит иметь представление о том, что она обладает необходимых субъекту качествами.

Познание  и практика

     Человек живет в окружении мира, в атмосфере  духовной культуры. Сам он - активно  действующее существо. Бесконечными нитями материального и духовного  свойства человек связан с природой и событиями общественной жизни, находясь с ними в постоянном взаимодействии. Вне этого взаимодействия жизнь невозможна. Мы взаимодействуем с миром прежде всего через наши потребности, начиная от физиологических и кончая самыми утонченными - духовно-душевными. Мы нуждаемся в мире и практически преобразуем его не только для постижения тайн. Мы постигаем его тайны для удовлетворения наших материальных и духовных потребностей. В этом состоит исторический смысл возникновения познания и наук. Астрономию и часы вызвала к жизни потребность мореплавания; потребности земледелия породили геометрию; география возникла в связи с описанием Земли, механика - со строительным искусством, а медицину вызвала к жизни потребность освободить людей от недугов или хотя бы облегчить их страдания. С развитием общества потребности все расширялись и обогащались, вызывая к жизни все новые и новые средства и пути познания: человечество не может успокоиться на достигнутом.

     Практика - это чувственно-предметная деятельность людей, их воздействие на тот или  иной объект с целью его преобразования для удовлетворения своих потребностей. По отношению к познанию практика выполняет троякую роль. В о - п е р в ы х, она является источником познания, его движущей силой, дает познанию необходимый фактический материал, подлежащий обобщению и теоретической обработке. Тем самым практика питает познание, как почва дерево, не дает ему отрываться от реальной жизни. В о-в т о р ы х, практика является сферой приложения знаний. И в этом смысле она - цель познания. В-т р е т ь и х, практика служит критерием, мерилом проверки истинности результатов познания. Только те результаты познания, которые прошли через очистительный огонь практики, могут претендовать на объективное значение, на независимость от произвола и заблуждений.

     Само  собой разумеется, что человек  постигает действительность не в одиночку: когда говорят, что познание истины основано на опыте, то имеют в виду наследственную информацию, шлейф которой тянется в глубины прошлого, собирательный и накопляющийся опыт веков. Опыт индивидуального существа, безусловно изолированного, если бы даже оно могло существовать, был бы, очевидно, совершенно недостаточен для постижения истины.Каждая область научного знания, раскрывая соответствующие закономерности, объясняя определенное явление, участвует в создании единой картины мира, в формировании мировоззрения. Наука, как заметил Э. Шредингер, должна ответить и на вопрос, кто мы и для чего явились в мир. Это имеет немалый и метафизический, и практический смысл.

     Практика  не только выделяет и указывает те явления, изучение которых необходимо, но и изменяет окружающие предметы, выявляет такие их стороны, которые до этого не были известны человеку и поэтому не могли быть предметом изучения. Не только земные, но и небесные тела, в которых мы ничего не изменяем, предстали перед нашим сознанием и познаются в меру вовлечения их в нашу жизнь.

     Вслед за познанием сил природы и  общества рано или поздно происходит практическое овладение этими силами.

Не  только науки о природе, но и науки  об обществе имеют своей основой  практику.