Понимание и мышление

Введение

    За последние четверть века проблема понимания переместилась с глубокой философской периферии в центр научных интересов, связав между собой такие понятия, как мышление, язык, коммуникация.

    Мышление  всегда знаково, оно дискретно  и порождает линейное пространство  смысла, тогда как  «пространство  понимания – «предшествующее  будущее», некая динамическая вечность, т.е. всегда находится в становлении».

    От дорефлексного  понимания мы движемся к гипостазированию смысла, а от него к рефлексии, которая может быть многослойной. В одном из вариантов «Войны и мира» в сцене допроса Пьера французским генералом говорится, что генерал знал, как Пьер оказался среди пленных и знал, что Пьер знает о том, что он знает. Понимания никогда не заканчивается фактом, факт лишь отправная точка сюжетного движения, ведущая к гиперпониманию. 
 

Глава 1: Понимание и мышление.

1.1. Определение понимания  и мышления.

В первую очередь  определим, что такое понимание и мышление.

    Понимание — это психологическое состояние, выражающее собой субъективную оценку правильности принятого решения и сопровождаемое чувством уверенности в точности восприятия или интерпретации какого-либо события, явления, факта. Способность видеть причинно-следственные связи.

    Мышление — это высшая ступень познания и идеального освоения мира в формах теорий, идей, целей человека. Опираясь на ощущения, восприятия, мышление преодолевает их ограниченность и проникает в сферу сверхчувственных, существенных связей мира, в сферу его законов. Способность мышления к отражению невидимых связей обусловлена тем, что оно использует в качестве своего орудия практические действия. Мышление связано с функционированием мозга, однако сама способность мозга к оперированию абстракциями возникает в ходе усвоения человеком форм практической жизни, норм языка, логики, культуры. Мышление осуществляется в многообразных формах духовной и практической деятельности, в которых обобщается и сохраняется познавательный опыт людей. Мышление осуществляется в образно-знаковой форме, основные результаты его активности выражаются здесь в продуктах художественного и религиозного творчества, своеобразно обобщающих познавательный опыт человечества. Мышление осуществляется также в собственной адекватной ему форме теоретического познания, которое с опорой на предшествующие формы приобретает неограниченные возможности умозрительного и модельного видения мира. Мышление изучается почти всеми существующими научными дисциплинами, являясь в то же время объектом исследования ряда философских дисциплин — логики, гносеологии, диалектики. Мышление является источником и основным орудием подлинно человеческого бытия. Освобождая человека от давления слепых инстинктов и от необходимости непосредственных реакций на давление внешней среды, мышление выступает и как путь к свободе, и как сама свобода, доступная всем и неотъемлемая ни при каких условиях. 
 

1.2.Практика  понимания.

    Поле предпонимания – пространство языковой игры. Представляя язык, для которого верно описание, дано Августином в гл. 18 «Исповеди», Л. Витгенштейн был согласен с тем, что язык должен служить делу установления понимания. Между тем, далеко не каждая языковая игра ведет к пониманию. Хотя прагматика действия неотделима от семантического поля, цель игры в самой игре. Будучи целостностью, состоящей из языка и тех видов деятельности, с которыми он сплетен, языковая игра разворачивается между двумя коммуникативными системами.  Суть её в том, что на место «я» ставится другой: внутренний диалог выстраивается как диалог с другим, а сообщение другому возможно  лишь при условии, если в другом мы стремимся увидеть самих себя. Система понимания, описанная Августином, конечно же, не охватывает всего того, что мы зовем языком. Несомненно, что понимаем мы не столько слова, будто бы наделенные смыслом, имеющие значение, сколько типы их употребления, закодированные в орудиях языка – образцах поведения, жизни и деятельности. Слово как отдельный элемент языка вне практического употребления ничего не значащий, не имеющий референции симулякр. По словам М. Фуко, «любое описание словаря на самом деле не что иное, как возвращение к полноте жизненного опыта». Представить себе язык, как точно сформулировал Витгенштейн, значит представить некоторую форму жизни. Описать интенцию понимания, значит выявить типы употребления культур-интентума в социо-культурной среде, обозначить социальные эстафеты применения понятия, определить инструментальное содержание дискурсивной практики. Смысловое пространство культур-интентума это «смысловая глыба», границы которой образуются из множеств индивидуальных употреблений. Именование само по себе не представляет еще никакого хода в языковой игре – понимания смысла, интенционально доминирующего в культуре, обозначает умение пользоваться дискурсивно двуединой и в то же время неразложимо-единой работающей семиотической  структурой, когда знаковая система языка придаёт ход процессам кодировки (раскодировки) текстов – сообщений как реальная действенная сила, некоторая форма жизни, существующая в коллективе носителей.

    Бессмыслица есть результат неправильного употребления слов и высказываний.

    Дискурсивная  практика – всегда не более  чем игра, но это серьёзная  игра в том смысле, что это  игра с реальностью, находящейся  за пределами языка. Её следует  рассматривать как практику, навязываемую  нами той реальностью, которую  мы признаем объективной, как  насилие, совершаемое над вещами. В области своего предметного  употребления слово, в известном  смысле, творит реальность. Развитый  механизм социальной памяти использует  вербализованные образцы деятельности, активизируемые при помощи языка.  Для того чтобы слово имело смысл, произносящий или дающий его дополняет лингвистическую эстафету речевого применения сопряженным с ней экстралингвистическим действием. Иначе слово оказывается пустым, как понятие «нынешний король Франции». 

    Семиотическое  пространство может быть описано  как многослойное пересечение  различных текстов, вместе складывающихся в определенный пласт, со сложными внутренними соотношениями, разной степенью переводимости и пространствами непереводимости. «Реальность», расположенная за этим пластом, организованна разнообразными, а не одним  – единственным языком: это могут быть как естественные, так и искусственные (машинные) языки, язык художественной литературы, театра, живописи, кино. Соотношения между ними, соотношения переводимого и непереводимого настолько сложны, что понимающему субъекту открывается как бы окна в семиотическом пласте – окна, распахнутые в реальность, находящуюся за пределами языка. С ней «играет» мир семиозиса, динамическая природа которого, на наш взгляд, наиболее полно представлена понятием дискурсивной практики. Дискурс может быть развернутым, богатым, всеохватным: принято иметь дело с прекрасным ритором, человеком не только знающим, но и умеющим провести смелые параллели, восполнить текст до целой совокупности вмещающего его контекста. Дискурс может быть куцым, бедным, односторонним: тогда мы обращаем внимание на косноязычие, недостаток ума или короткую память. 
 

Глава 2: Социально культурные начала понимания.

2.1. Двойная феноменальность  понимания.

    Феноменальное понимание дано как прагматически значимое присвоение либо конструирование в диалоге смысла – инвариантного остатка знаков и текстов, общезначимое содержание которых объективируется в навыках и умениях совместной деятельности. Понимание, таким образом, есть не что иное, как феномен сообщаемости смысла в коммуникативной системе «Я - Другой», объективируемый в коллективной предметной деятельности.  Проблематика понимания состоит в этой двойной его феноменальности – как части социокультурного опыта и как факта человеческого сознания. Проблематика же герменевтической философии выстраивается в контексте определения и анализа общего основания двойной феноменальности понимания. Наиболее важными являются три аспекта, в пространстве которых эта проблематика получила разработку в истории философии и методологии науки:

1. Понимание как феномен культуры, его социокультурная динамика;
2. Понимание как ментальный феномен, обусловленный механизмами сознательной жизнедеятельности.
3. Понимание как предмет семиотики и философии языка.

     Целесообразно различать два уровня использования термина «понимания». Первый – в том смысле, в котором его употребляет Декарт, - в значении интуиции, непосредственного пассивного умозрения истины когитальным «Я». Об интуиции речь заходит всякий раз, когда в слове «понимание» содержится метафизическая данность присвоения смысла, чего, к примеру, нет в слове «объяснение». Метафизичность понимания присуща, понятию «дивинаторного понимания» у Шлейермахера, «ощущению бытия» у Эмерсона, проблематике единства грамматической и психологической интерпретации у Гумбольдта.

   Второй уровень  подразумевает деятельное начало  в сознании, способность к творчеству, то, что Кант называл продуктивным  воображением при продуцировании абстракций и способностью суждения про их применении, а Бердяев – творчеством смысла, активным осмыслением. Таким образом, в одном случае мы имеем дело с результатом мыслительной и предметной деятельности – актом понимания, экзистентным состоянием данности смысла в сознании, его присвоением. В другом – с экзистенциальным стремлением понять, интенцией понимания, процессом мышления, носящим эвристический характер и направленным на достижение понимания.

    Как феномен культуры, понимание впервые начинает рассматриваться в трудах Шлейермахера, Дильтея, Кассирера, Гуссерля. Считалось, что задачи интерпретации, поставленные немецкими герменевтиками в центр философской проблематики, присуще наукам о духе и тем самым свидетельствуют о глубочайшем дуализме между миром природы, которой следовало объяснить, и миром культуры, который следовало понимать. Тем не менее попытка превратить понимание в исследовательский метод социальных и гуманитарных наук, аналогичный методу объяснения в естествознании, не увенчалось успехом. Связано это с тем, что объяснение подразумевает знание предмета, интерпретация же основывается на прагматически значимом присвоении смысла, его передаче и конструировании в диалоге и коммуникаии.

     По всей видимости, анализ индивидуальной и надындивидуальной феноменальности понимания следует вести на языке, благодаря которому открывается возможность познания волноподобных объектов, ведь объекты-вещи уже породили разделение науки на естественные, социальные, гуманитарные, науки о природе и науки о духе и все трудности и противоречия, с этим связанные. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2.2. Рефлексия в механизме  понимания.

    Будем исходить из гипотезы, что двойная феноменальность понимания основывается на рефлексивных механизмах индивидуальной и надындивидуальной мыслительной деятельности, обеспечивающих его социокультурную динамику, а также эвристическую направленность ментальных процессов. Определение понимания как прагматически значимого присвоения инвариантного смысла знаков и текстов указывает на синтактико-семантическую сущность процесса понимания – мы понимаем смысл, представленный культур-интентумами, и нечего иного. Смысл объективирован в знаках и текстах; текстуальная вся реальность собственно человеческого существования. В то же время понимание не было бы общим, если бы смысл совместной мыслительной и предметной деятельности не передавался от одного участника другому. Понимание, как феномен сообщаемость смысла, разделено между участниками языковой игры и характеризуется не только интенциональностью, отвечающей на вопрос что, но и аспектуальностью, отвечающей на вопрос как. События понимания, обходящиеся без рефлексного выхода, тем не менее, не могут наступить в ситуации, в которой отсутствует рефлексивный субъект деятельности и коммуникации. Механизмы нерефлексивного понимания работают как «свертка» и редукция процессов рефлексии к традиционному и вошедшему в привычку коммуникативному действию.

    Рассмотрим  феноменологию понимания в рамках  построения типологии систем  мыслительной деятельности.

    Начнем  с системы мыслительной деятельности, редуцированной к типу, в котором  отсутствуют процессы рефлексии  со стороны адресата сообщения.  Это понимание, называемое нами  дорефлексивным, может быть названо  пониманием лишь с известной  степенью условности, поскольку  в этом случае только мы говорим на языке знаков, владеем им, тогда как все остальные живые существа, вынуждаемые нами понимать его. Мы получаем редуцированный тип мыслительной деятельности, когда адресант обладает рефлексией, а адресат не обладает: адресат сообщения экзистенциально не равен адресанту, мы не вправе полагать, что он способен к индивидуальной мыслительной деятельности, какая присуще нам. Как следствие, понимание, приписываемое нами адресату, с таким же успехом может быть истолковано как проявление в его поведении выразительных реакций, инстинктов, рефлексов и т. п. Тем не менее подобная редукция имеет право на существование, ведь коммуникация действительна на уровне индивидуальной мыслительной деятельности адресанта и вызывает сомнение, только будучи рассматриваемой в качестве коллективной.

    Сознание  субъективно и интерсубъективно  одновременно. Понимание – это  событие интерсубъективного общения,  в котором конструируется отношение  субъекта к обществу и истории,  к себе самому и возможностям  мышления.

    Нерефлексивное  и рефлексивное понимание –  это две традиции понимания,  которые, в одном случае, гипостазируют,  а в другом – рефлексивно  обьектируют содержание, выявляя его смысловую вариативность. Различия между ними есть различия типов рациональности – рациональности классической, с одной стороны, и рациональности неклассической и постнеклассической – с другой. Неклассическая рациональность основывается на идее относительности объекта к средствам и операциям деятельности. Постнеклассическая рациональность соотносит знания об объекте не только со средствами, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности.

    Гипостазирование  – устойчивый механизм объективации, необходимо возникающий в предметной  человеческой деятельности. Иными  словами, понятие – это только  идеальные возможности и смысловые  методы, законы оформления того или иного эмпирического материала – настоящая теория предмета, к которому они относятся.