Эволюция философско-религиозных взглядов

Эволюция  философско-религиозных взглядов  

В настоящее  время уже общепризнанно, что  вопрос о религиозности Ф.М. Достоевского есть центральный вопрос его мировоззренческой  эволюции. Один из известных наших  современников как-то заметил: «Перед нами стоит теперь только одна проблема: снова открыть, что есть жизнь  духа, более высокая, чем разума, единственно способная удовлетворить  человека…»

 Достоевский  «снова открывает» нам жизнь  духа и Бога. По мнению С.И.  Фуделя, у Достоевского была одна «первоверховная » или «владычествующая» идея — явление в мире Иисуса Христа. В нем была ясная личная любовь ко Христу, живому и осязаемому. В произведениях Достоевского современный читатель найдет впервые слова о Христе любви и веры. И христианство Достоевский воспринимал не как «доктрину для добродетельного поведения», а как «раскрытие в человеке и человечестве жизни Богочеловека Христа, как наше соучастие в этой жизни, — в ее смерти, и в ее воскресении. Отсюда единство его восприятия любви и страдания, столь пугающее многих»2. Отсюда и центральная проблема его творчества — проблема воскресения, нравственного возрождения человека, тесно соотносимая с православно- христианской антропологией.

Романы Достоевского, начиная с «Преступления и  наказания» (1865-1866), все более конкретизировали, делали выпуклыми его христианскую концепцию человека, непосредственно  отражая малейшие нюансы внутренней, духовной жизни писателя. Несмотря на полемичность большинства последних  публикаций о Достоевском, на протяжении всего существования науки о  писателе его приверженность идеям  христианства, к счастью, не вызывала сомнений. Лишь иногда речь идет о кратковременной

«утрате Христа» (термин Н.О. Лосского) в середине 1840-х годов. Период 1860-х годов большинство исследователей характеризует как период перехода к особой религиозности — «открытой христианской проповеди»3 в романе «Преступление и наказание».

Вера Достоевского была верой покаяния и любви среди  «невидимой брани» сомнений и соблазнов, при явном еще несовершенстве всей его жизни и мысли. В черновых материалах «Жития великого грешника»  есть такая фраза: «Он уставляется, наконец, на Христе, но вся жизнь  — буря и беспорядок»4. Это и  есть Достоевский. Непрестанное сомнение — главная черта его философско-религиозных  исканий. И самый главный вопрос, который подвергался сомнению —  это само существование Бога. А. Чудаков  называет Достоевского «человеком полюса», подразумевая под полюсами веру и  неверие. Характеризуя религиозность  Достоевского, исследователь обращается к словам А.П. Чехова: «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец»5. Этот путь был пройден и Ф.М. Достоевским. Общеизвестны в этой связи его слова из письма к Н.Д. Фонвизиной: «Я скажу вам про себя, что я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных». И далее еще более известные слова, неграмотные в богословском отношении, но выразившие, тем не менее, самую дорогую для нас истину о неразрывности веры во Христа и любви к нему: «Я сложил себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (28, кн. 1, 176).

Последовательно проходя этапы сомнений в вопросах веры, даже в своей писательской и философской зрелости, Достоев   

ский вновь и вновь решает для себя сложные мировоззренческие проблемы, развивая, таким образом, по выражению А.Г. Гачевой6, своеобразную диалектику «идеи» и «живой жизни», безверия и веры. Ибо христианская вера, вера сердечного ощущения, всегда опаляема противоречиями и сомнениями и всегда ищет преодоления их. Этой сердечной вере и учит нас Достоевский со всеми противоречиями и сомнениями своего грешного ума.

Но философско-религиозная  и художническая позиция Достоевского сложилась не сразу. В.М. Лурье в  своей работе «Догматика «Религии любви»: Догматические представления позднего Достоевского»7 выделяет два этапа  эволюции философско-религиозных представлений  Достоевского: 1) период становления  его взглядов (1860-е гг.); 2) период «стабильности» христианских взглядов позднего творчества (1870-е гг.)

Первый период проходит у Достоевского под влиянием идей «почвенничества», суть которых  — в необходимости нравственного  союза потерявшего веру «образованного большинства» с верой народа. Однако он верит пока какой-то расплывчатой «христианской вообще» верой, связанной  с необходимостью понимания и  преклонения перед «правдой народной», соединения с «народной почвой». Важно, что годы 1864-1865-е были для  писателя временем «перелома его  жизни надвое», как он писал в  одном из своих писем. В апреле 1864 года умирает его первая жена, Мария Дмитриевна Исаева, затем в  июле этого же года неожиданно умирает  его любимый брат и верный друг Михаил. О религиозной жизни Достоевского в этот период мы знаем мало. Некоторый  свет, возможно, проливает на это  запись, сделанная писателем 16 апреля 1864 г. в связи со смертью жены: «Маша лежит на столе. Увижусь  ли с Машей?» (20, 172-175). Итог же размышлений  Достоевского о вере сосредоточен в  абзаце: «Итак, все зависит от того: принимается ли Христос за окончательный  идеал на земле, то есть от веры христианской. Коли веришь во Христа, то веришь, что  и жить будешь вовеки» (20, 174).

В эти же годы Достоевский много размышляет о греховности человека. Если у  А.С. Хомякова «греховность» — это  синоним «тварности», — и именно она отличает человека от Бога, то у До   

стоевского именно грех мешает человеку слиться с Богом. «Когда человек не исполнил закона стремления к идеалу, — пишет Достоевский, — то есть не приносил любовию в жертву своего я людям или другому существу (я и Маша), он чувствует страдание, и назвал это состояние грехом. Итак, человек беспрерывно должен чувствовать страдание, которое уравновешивается райским наслаждением исполнения закона, то есть жертвой. Тут-то и равновесие земное. Иначе земля была бы бессмысленна» (20, 175). Писатель полагал, что человек в своей земной жизни стремится к идеалу, противоположному его истинной натуре, и потому неизбежно грешит. Достоевский считает учение Христа идеалом, не достижимым на земле.

Занимаясь активной публицистической деятельностью  в журналах «Время» (1861-1863) и «Эпоха» (1864), издаваемых его братом Михаилом, Достоевский тесно общается с  Ап. Григорьевым, познакомившим его с богословскими идеями А.С. Хомякова. Достоевский едва ли мог не разделять тогда григорьевского (Ап. Григорьева — О.М.) исповедания веры: «Под Православием разумею я сам для себя просто известное, стихийно-историческое начало, которому суждено еще жить и дать новые формы жизни, искусства, в противоположность другому, уже отжившему и давшему свой мир, свой цвет началу — католицизму. Что это начало на почве славянства, и, преимущественно, великорусского славянства, с широтою его нравственного захвата, — должно обновить мир, — вот что стало для меня уже не смутным, а простым верованием — перед которым верования официальной церкви о Христе жандармствующих стали мне положительно скверны»8. В своей вере в это время Достоевский удивительно близок герою «Записок из подполья» (1864). Отвратительность греха и в то же время его «необходимость» и «целесообразность» — вот идеи, столкнувшиеся в произведении писателя.

Тяжелые удары  смертей и несчастий 1864-1865 гг. точно  разбудили Достоевского, дали окончательный  толчок его духовной жизни. Тогда  и начинается «лучшая пора его  жизни» (выражение Н. Страхова). В 1865 г. было начато «Преступление и наказание», в 1868 г. Достоевский пишет «Идиота», в 1870-м начинает рабо   

ту над  романом «Бесы». В середине 60-х  годов писатель обрел, наконец, полноту  таланта и духовной силы. И это  произошло тогда, когда в «Преступлении  и наказании» открыто сказал о  Христе. Этот роман знаменует первый поворот писателя к реальному  Православию от тех представлений, которые он создал для себя в период увлечения «почвенничеством». В  подготовительных записях к роману уже явно звучит этот вопрос: «В чем  есть Православие?», ответ на который Достоевский будет искать всем своим последующим творчеством. В этих же черновиках к роману он пишет: «Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты… Человек же родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье и всегда страданием» (7, 154-155). Один из исследователей романа, Ф.И. Евнин, отмечает, что в «Преступлении и наказании» «впервые появляется персонаж, главная функция которого — служить воплощением «православного воззрения»9.

И действительно, несмотря на всю художественную и  религиозную правду образа Раскольникова, его духовного обновления и воскресения, удивителен во всем замысле и исполнении романа не Раскольников, а Соня Мармеладова. Все величие в романе отдано ей. Любовь к Христу оказалась в ней  сильней ее любви к жениху. Достоевский  не побоялся ввести в роман идею добровольного страдания для  искупления греха. «Обыкновенный роман XIX века, — пишет С.И. Фудель, — стал духовным событием, стал проповедью христианского подвига, стал точно местом явления Христа в современности»10. Эта концепция «жертвенной любви» от романа к роману будет становиться все более осязаемой.

Еще в статье «Социализм и христианство» (1864) Достоевский  определяет Христа как идеал человечества. Человечество, по Достоевскому, стремится  к идеалу, а следовательно, — ко Христу, и в этом закон жизни. Эта концепция объясняется пока какой-то природной сообразностью. Достоевский уверен, что высшая форма распоряжения собой — это жертва, жертва ради будущей жизни.

И в следующем  большом романе — «Идиот» (1868) — христианский замысел ставится во главу угла. Эстетический идеал

Достоевского  становится все более духовным. Он пошел дальше первого большого романа. Ему надо было показать, что святыня Христа сохраняется в нескольких праведниках, на которых стоит мир. Вот почему все романы Достоевского воплощают поиски образа «положительно прекрасного человека».

Картина Г. Гольбейна «Мертвый Христос», которую Достоевский увидел в Базеле, произвела на него огромное впечатление. Это впечатление передал он и героям романа «Идиот» — князю Мышкину, Рогожину, Ипполиту Терентьеву. Созерцание тела Христа, по мнению писателя, может лишить человека всякой веры. Но тем сильнее становится проповедь Достоевского верить вопреки разуму, природе и ее законам.

Три разных типа любви представлены в романе «Идиот». Это любовь-страсть Рогожина, тщеславная любовь Гани и христианская любовь Мышкина. «Целомудрие и смирение» (9, 227), — замечает писатель в черновиках романа о главном герое, определяя его сердцевину. Целомудрие есть, прежде всего, духовная чистота, а смирение, по учению Церкви, — «предтеча любви», ее основание. В характеристике князя Мышкина Достоевский подошел к одной из самых радостных истин христианства — о неразрывности в нем духовной чистоты и любви.

Но трагизм  романа в том, что «Идиот» — это книга слез о мире (большинство воспитанного и образованного православного русского общества в произведении писателя), отрекающемся от Христа. Это книга о мире, где все настолько потеряли представление о любви христианства и святости его, что любящий «положительно прекрасный человек» мог быть только идиотом. И, тем не менее, сам Достоевский считал свой роман «неудавшимся». Характеризуя своего главного героя, он пишет: «Чистый, прекрасный, достойный, строгий… Глубины и заносчивости в идеях нет, хотя умен, образован и мыслит. Но чувство преобладает в натуре. Живет чувством. Живет сильно и страстно. Одним словом, натура христианская» (9, 170). Образец христианский на этом этапе у Достоевского — «жить страстным чувством», что в богословии напрямую соотносится с грехом. Несмотря на видимый успех романа, писатель понимал, насколько он оказался да   

лек от своего первоначального замысла.

Ф.М. Достоевский, постоянно жаждущий разрешения вечных религиозных вопросов, параллельно  развивал в своем творчестве особое историческое видение, став одним из предтеч той линии русской  религиозно-философской мысли (она  была представлена именами Н.Ф. Федорова, В.С. Соловьева, Н. Бердяева, С. Булгакова  и др.), которая стремилась к религиозному отражению истории, выдвигая идею Богочеловечества, согласного, сочетанного действия Божественной и человеческой воли в деле спасения. Исторический путь к «Новому Небу и Новой Земле», подготовка воцарения в мире «Царствия Божия», преображение мира и человека представало не как мгновенный, катастрофический акт, прерывающий тупиковый, греховный путь цивилизации, а как длительный эволюционный процесс перерождения, обновления человеческого и природного естества. Вся история человечества есть история «брожения» брошенной в мир истины Христовой. Этот взгляд мы находим в поздних романах Достоевского («Бесы» 1871-1872; «Подросток» 1875; «Братья Карамазовы » 1878-1880). Достоевский в таком понимании истины предварил И. Аксакова и В. Соловьева более чем на полтора десятилетия. Еще в первой половине 1860-х гг. в знаменитой записи 16 апреля 1864 года и параллельно в набросках статьи «Социализм и христианство» (1864) он прямо указывает на то, что смысл истории человечества — в движении к Царствию Небесному, к идеалу соборного, синтетического единства, единства в Боге. Достоевский полагал, что будущий соборный тип бытия — это цель человечества, «Рай Христов». «Соборность» как термин русского православного богословия введен еще А.С. Хомяковым. Как известно, соборность противопоставляется коллективизму и индивидуализму и означает, что в Церкви осуществляется добровольное соединение верующих на основе любви к Богу и друг другу, водимое Духом Святым. «Рай на земле», по Достоевскому, может быть достигнут долгим и трудным путем перерождения человека. В своих романах он изображает человека существом развивающимся, находящимся в состоянии своеобразного нравственного перехода. Человек Достоевского мучается эгоизмом и страдает

от собственного своеволия. В перерождении и возрождении  человека видел писатель содержание и цель исторического процесса и смысл земной жизни11. Таким образом, индивидуальный духовный подвиг становится необходимой составляющей общеисторического прогресса.

Конечной  целью духовного делания личности становится, по мнению Достоевского, уподобление  Христу. Отсюда и задача государственного дела в конечном итоге — создание совершенного христианского общества, преодоление раздробленности и  разорванности личностей, что составляет, по убеждению писателя, главную болезнь неустойчивого и переходного этапа цивилизации. В настоящее время, когда ХХ век остался позади, высказывания Достоевского звучат удивительно, иной раз болезненно актуально, почти пророчески.