Экзистенциалистские идеи в русской философии

 

 

 

Бердяев придал свободе онтологический статус, признав  ее первичность в отношении природного и человеческого бытия и независимость  от бытия божественного. Свобода  угодна Богу, но в то же время она  – не от Бога. Существует «первичная», «несотворенная» свобода, над которой  Бог не властен, которая «коренится в Ничто извечно». Эта же свобода, нарушая «божественную иерархию бытия», порождает зло. Тема свободы, по Бердяеву, важнейшая в христианстве – «религии свободы». Иррациональная, «темная» свобода преображается  Божественной любовью, жертвой Христа «изнутри», «без насилия над ней», «не отвергая мира свободы». Богочеловеческие отношения неразрывно связаны с  проблемой свободы: человеческая свобода  имеет абсолютное значение, судьбы свободы в истории – это  не только человеческая, но и божественная трагедия.

  Основная категория философии Бердяева – человек, поскольку он стоит в центре мира и судьбы человека определяет судьбу мира «через него и для него». Человек является единственным носителем духа, добра, красоты, реализует высшую божественную правду. Он и внешняя материальная структура – микрокосм, содержащая все элементы мира – макрокосма. Вселенная входит в человека, поддается его творческому воздействию как малой вселенной. Подлинное бытие человека первично по отношению к любому возможному вне его бытию как природному, так и социальному – материализованному. Поэтому мир человека есть объективная действительность. Каков дух человека, таков его и мир.

  Бердяев как субъективный идеалист считал, объективной реальности не существует, она иллюзия сознания, не само бытие, а качество бытия. Объективация как несвобода – результат грехопадения человека, а с ним и окружающего его мира. Человек всегда несёт в себе, хотя и потенциально, искру божью – свободу и творчество. Поэтому, если хочет, опираясь на них, свободно творит себя, выбирая между добром и злом. В акте творчества человек становится соравен Богу. Творчество -  акт перехода из небытия в бытие. Творчество из ничего превращается в творчество из свободы. С человека-творца снимается печать первородного греха. В нём раскрывается творящая божественная энергия, человек становится свободным соучастником миротворения и тем спасается.

 Бердяев считал, что спасение невозможно, если  человек изолирован от других, если хоть одна душа мучается  в аду. Поэтому спасение или  рай могут быть только свободными, соборными, в братстве, в общении  всех со всеми. Если этого  нет, если личность изолирована,  ад сохраняется. Личность постоянно  испытывает тиранию общества. Не  личность часть общества, а общество  часть личности, оно выступает  как безличная сила, противостоящая  человеку. В преодолении трагизма  человеческого существования суть  социальной философии Бердяева. Оптимист Бердяев верит, что человечество не только должно, но и может развиваться на основе духовного возрождения. Высшее общественное устройство, названное философом персоналистическим социализмом, должно, по его мнению, соединить при своем устройстве два принципа: аристократический, утверждающий качественные характеристики личности, и демократический, утверждающий социалистический принцип справедливости и братского сотрудничества людей.⁶

 

    ___________________

⁶Емельянов Б.В. История Русской философии// Деловая книга. Екатеринбург 2005 г. С. 35-37

 

Концепцию пессимизма и иррационализма Бердяева развил в  еще большей степени Л. Шестов (1866 -1938), философия которого требует специального рассмотрения.

Выводы же, к  которым приходишь, сравнивая философские  искания Шестова и Бердяева,

однозначны: если Бердяев искал точку опоры  для человека в самом человеке, то Шестов, по существу, отрицал возможность  найти таковую вообще. Но и тот  и другой понимали, что для России жизненно важным было найти духовное основание своего бытия и в  настоящем и в будущем.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Философия Л. Шестова

Современники Л. Шестова  неизменно отмечали его оригинальный склад ума, блестящий литературный талант. Талант одиночки, не примкнувшего ни к западникам, ни к славянофилам, ни к церковноверующим, ни к метафизикам. Истоки философского постижения Шестова следует искать в великой русской литературе ХIХ века. Шестова характеризует сосредоточенное внимание к “маленькому”, часто “лишнему” человеку; ситуации - глубинно значимые (позднее их назовут пограничными); трагедии исторического бытия, и в связи с этим - повышенный интерес к откровениям Достоевского и Толстого, откровениям русской литературы. Несомненным является влияние духовного поля Кьеркегора и Ницше.

Шестов всячески опровергал ту идею, что надо считать именно научную доказательность, строгую  последовательность и внутреннюю непротиворечивость мысли сутью философствования. Он вошел в историю мысли XX в. как  один из самых яростных, бескомпромиссных, умелых спорщиков.

Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной. Этот тип философии предполагает, что тайна бытия постижима  лишь в человеческом существовании. Шестов прежде всего выступал против культа разума. Какой именно разум  он всего более подвергал критике? Разум, добывающий общезначимые истины, очевидности, разум, воплощенный в  науке. Традиционная философия, подчеркивает Л.Шестов, воспевает общее и всеобщее, а значит, рационализированное, усредненное, «нормальное». Философии ставится в  упрек то, что она подчиняла  свободу значительно преувеличенной мощи необходимости.

Философия Л.Шестова - поворот  в сторону нового типа философствования о человеке и о его духе, когда  отстаиваются неотчуждаемые права  и свободы человеческого индивида перед лицом любой — природной  ли, социальной ли - необходимости, когда  ведется весьма перспективный поиск  такой свободы, такого личностного  самовыражения человека, которые  не спасовали бы перед самой грозной силой. Свобода и индивидуальность, не подавляемые никакими необходимостями и всеобщностями, -  главное в философии Л.Шестова.

Расхождение Л. Шестова со всей философской традицией, его  несхожесть с современными ему отечественными мыслителями, некоторые из которых  в своем творчестве также «уклонялись» в религиозный гуманизм, тем не менее, не означает отказа от гуманистической  проблематики, от борьбы за свободу  человека и его «живую истину». В  истории культуры известно немало фактов, когда творец отталкивался от какой-то идеи и даже отрицал ее, но находился  при этом в поле ее притяжения. Так  и критика гуманистических идей у Л. Шестова стала формой поиска нового облика гуманизма, попыткой преодоления  его границ и тупиков, но особенно – его ложных воплощения в жизни  и культуре.

Это было упорное стремление вернуть человеку рубежа XIX–XX вв. его  заблудившися и ложно направленные свободу и разум с целью  их переосмысления, с целью изменения  фундаментальных установок этих сокровенных дарований личности во имя её торжества в дерзновениях и «выхождениях» из обыденности. Поразительно, что при этом упорная  борьба Шестова за человека проходила  накануне и в период господства небывалой  в России тотальной диктатуры  идеологии марксизма-ленинизма. Очевидно, что в России по каким-то не вполне ясным, но глубоким основаниям эта борьба личность и свободу не была замечена и должным образом услышана и  потому она оказалась напрасной  и никому не нужной. И если бы так  случилось лишь в отношении шестовских усилий. Не были услышаны голоса Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, В.С. Соловьева и  Н.А. Бердяева, П.Б. Струве и С.Н. Булгакова, как и многих других выдающихся интеллектуалов России. Здесь можно лишь гадать и обходиться общими соображениями. Цивилизация – это, прежде всего  реальный исторический опыт народа, уровень  его культуры, просвещенности, личных и гражданских потребностей. Процесс  накопления этого опыта идет медленно и редко когда по заранее выработанному и широко принятому плану. Смешанная с большой инертностью спонтанность народной жизни, с одной стороны, и консерватизм российского государства – с другой, как правило, преобладают. Поэтому многие идеи, ясно указывающие просвещенному уму на грядущие цивилизационные провалы и гуманитарные катастрофы, редко бывают услышанными. ⁷Напротив, шансов на «всенародный успех» больше у идей утопических, популистских и националистических, а то и религиозно-экстремистских. Это и дало основание Н. Бердяеву сформулировать парадокс: утопии не сбываются, сбываются антиутопии.

И, тем не менее, почему же тогда не услышанные Россией Н.А. Бердяев и Л. И. Шестов заслуживают  нашего внимания теперь? Причина эта  весьма существенна и очевидна. Когда  историческая практика заходит в  тупик и общество, скорее чувствует, чем понимает, что так жить дальше нельзя, когда у общества есть опыт ошибок, но нет ясного представления  о перспективах, наступает то самое  время, когда идеи и прозрения  мудрецов и «алармистов» оказываются  как нельзя кстати. И они, эти идеи, как мы и пытаемся показать, действительно  оказываются весьма нужными в  России в условиях исторического  перехода, социальных трансформаций, неопределенности и выбора будущего.

Многими исследователями  творчества Л. Шестова было отмечено, что этот философ «выделяется  своим тотальным противостоянием  любым ограничениям свободы во всех ее смыслах».⁸ Уже одной этой своей направленностью его творческие искания приобретают ярко выраженную гуманистическую направленность. По существу, по своей глубинной сути, мысль Льва Шестова находится в русле гуманистической парадигмы, и оказывается, что он, как и Николай Бердяев, оказывается соучастником становления новых форм гуманизма в России.

___________________________________

⁷ См. Шестов Л.И. Что такое большевизм. – Берлин, 1920.

⁸ Головин Я. Дерзновенная борьба за человека. // Здравый смысл, 1999 № 13. С. 62.

 

Трагизм человеческой жизни - исходный пункт и главный мотив  всего творчества Льва Шестова. Уже  в начале своей творческой биографии  Шестов заявляет о непримиримом отношении  к жизни, которая наполнена "ужасами" и в которой бесконечно нагромождаются страдания. Молодого литератора Шестова  преследует образ кирпича, который "сорвался с домового карниза, падает на землю - и уродует человека".⁹ В этом образе - зависимость судьбы человека от нелепого случая. Причем если одни воспринимают власть случая над человеком со смиренным отчаянием, другие - с тихим недоумением, то Шестов непримирим. "...Со случаем жить нельзя" - пишет он в самой первой книге, посвященной Шекспиру. ⁹

Но если случай преодолеть нельзя, то он должен быть оправдан. Именно этим занимается Шестов в книге "Шекспир  и его критик Брандес". Трагедии Шекспира помогают Шестову понять смысл  и значение человеческого страдания  в мировом устройстве. Как для  молодого принца датского Гамлета, так  и для 80-летнего короля Лира, считает  он, страдания стали очищающей  силой. До появления призрака отца Гамлет, согласно Шестову, не обладал какими-либо нравственными достоинствами. То же самое он говорит о короле Лире, который до всех напастей любил охотиться, грозно всех окрикивал и гнал от себя лучших людей. И только в результате трагических событий Лир приходит к осознанию того, что искренняя  любовь Корделии выше всех прежних  радостей. Сравнив состояние духа у героев Шекспира до и после трагедии, Шестов делает вывод о возвышающей  силе страданий. "В "Короле Лире", - отмечает Шестов, - Шекспир возвещает  великий закон осмысленности  явлений нравственного мира: случая нет, если трагедия Лира не оказалась  случаем" . ¹⁰

 

 

⁹Шестов Л. Собр. соч. в 6 т. СПб., 1911. Т. I. С. 14. ; С. 283.

¹⁰ Шестов Л. Указ. соч. С. 245.

 

Взгляды Шестова уже здесь  являются "философией трагедии". В центре его внимания - страдания  и ужасы жизни. Но в их оценке Шестов пока еще находится в границах классической философии и культуры. Обращаясь к Шекспиру, Шестов пытается выстроить некую космодицею, суть которой в том, что трагический  случай, способствующий возвышению личности, уже не является случаем.

Понятно, что этим не оправдать  всех трагедий, происходящих с людьми. И потому торжество Шестова по поводу победы над случаем здесь, конечно, преждевременно. Тем не менее, эта ранняя работа очень интересна для реконструкции его философской биографии. Ведь в работе "Шекспир и его критик Брандес" Шестов еще близок к стоикам с их известным тезисом об оправданности страданий человека космической гармонией. У страданий существует высший нравственный смысл! Но от этого пафоса не остается и следа в двух следующих работах Шестова, впервые подписанных известным нам псевдонимом. И такого рода перелом мог произойти только под влиянием Ф. Ницше.

Вспомним, что своим вторым учителем Шестов признал И. Канта. Но в работах "Добро в учении гр. Толстого и Ф.Ницше (Философия и  проповедь)" и "Достоевский и  Ницше (Философия трагедии)", после  которых Шестов стал широко известен, нет ничего кантианского. Наоборот, в этих произведениях Шестов порывает с классической традицией, связанной  с именами Платона, Спинозы, Канта  и Гегеля. Кант - дуалист, и в своем  учении исходит из противостояния мира в качестве непознаваемого ноумена  трансцендентальному субъекту. Но при  этом законы разума и нормы морали, как и культура в целом, у Канта  находятся на стороне субъекта. Главная  проблема кантианства - откуда происходит объективная сторона субъективных действий человека. Вывод Канта в  том, что все законы, правила и  идеалы, которыми руководствуется человек, априорны, т. е. доопытны, а значит, по сути, врожденные каждому из нас.

 

 

Заключение

  Несмотря на гипертрофирование духовного начала в человеке, и сведения его более к  иррациональному,  экзистенциализм  внес  значительный  вклад  в развитие философских подходов к  человеку  как  личности,  к  выявлению  его сущности.

  Экзистенциализм также внес вклад в построение целостного  философского образа человека. Философия экзистенциализма, опять же несмотря на некоторые перегибы  в рассуждениях,  обозначила  ту  “пограничную  ситуацию”,  в  которой   сейчас находится  человек  и  человечество.  Своими  выработанными  принципами  она указала  на  необходимость  пересмотра   ценностных   ориентиров,   которыми

руководствуется человек  как личность и общество.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

¹ Камю А. Бунтующий человек. М., 1990

² Достоевский Ф.М. Статьи и заметки, 1862-1865. Полное собр.соч.: В 30ти т. Т.20. Л., 1984. с.172. / Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Л., 1972-1990.

³ Франк С.Л. Смысл жизни.//Вопросы философии, 1990г. №6, с.89.