Интеллигенция и власть: особенности взаимодействия в свете историософии А.С. Хомякова

Интеллигенция и власть: особенности взаимодействия в свете  историософии А.С. Хомякова

Павлова Е. В., доцент кафедры философии  АмГУ, к. филос. наук.

Исходный пункт историософии А. С. Хомякова - положение о «нестройном», «неорганическом» характере русского общества. «Прежде, как и теперь, было постоянное несогласие между законом и жизнию, между учреждениями писанными и живыми нравами народными» (1) Анализ истоков противоречивости и «постоянного несогласия», «расстроенности» русского общества и общественного развития России приводит к необходимости анализа особенностей становления русской государственности, в которой Хомяков выделяет три этапа.

Первый этап становления русской  государственности связан с добровольной передачей функций власти варягам ( «Приходите княжить и володейте нами»), обусловленный необходимостью защиты славянских общин от нападения масс южных и восточных кочевников. Таким образом русская государственность с самого начала приобретает специфические черты: с одной стороны, она не является следствием завоевания, с другой - следствием внутренних политических процессов, т.е., по словам Хомякова,  русское государство не вырастает органически и не развивается логически из коренных стремлений славянских племен (2). Именно в это время начинает формироваться  одно из основных противоречий русского общества - противоречия экономической, хозяйственной жизни, обусловленное разнонаправленностью экономических интересов «низов» ( славянских племен) и «верхов» (варягов). «Низы» ориентированы на развитие внутреннего хозяйства и торговых связей, долгосрочные экономические интересы и стараются дать верхам как можно меньше, всеми правдами и неправдами, тем более , что со своей функцией защиты земли Русской от внешнего вторжения «верхи» справляются не блестяще, не выполняя взятых на себя обязательств в полном объеме. «Верхи» в свою очередь, ориентированы на развитие международных связей, международную торговлю, реализацию текущих экономических интересов ( без долгосрочных прогнозов), защиту внешних рубежей и поневоле вынуждены опираться на военную силу при «выбивании» средств на существование государства, представительские цели и военные нужды. Формируются как бы две стороны государства - внешняя и внутренняя -, каждая из которых выполняет вполне определенный набор функций. «Правительство из варягов представляет внешнюю сторону; областные веча - внутреннюю сторону государства. На всей земле Русской - защита границ, международная торговля, «сношения  державами соседними» - «в руках одной варяго-русской семьи, начальствующей над наемною дружиною», а «суд правды, сохранение обычаев, решение всех вопросов внутреннего правления», а также  все стороны внутрихозяйственной деятельности - в руках народного веча (3).

Второй этап становления русской  государственности внешне связан с двумя событиями: с татаро-монгольским завоеванием и возникновением княжества Московского, имевшего колоссальное значение для появления новой государственной жизни «уже не племенной , не окружной, но общерусской» (4).

Создание княжества Московского  ознаменовала собой возникновение нового типа русской государственности, которая совместила в себе государственность внешнюю и внутреннюю, сняв на время противоречие между ними (5). Однако по мере становления и укрепления этого типа государственности в условиях мирного времени противоречие между народом и властью вновь начало проявляться и обостряться.

Социально-экономическое содержание второго этапа становления русской  государственности ( ее второго типа) можно кратко охарактеризовать следующим  образом: постепенное ограничение суверенитета низов во всех его формах и усиление централизованной власти, стремившейся подчинить себе все стороны общественной жизни. Однако, несмотря на все усилия правящей верхушки, народ русский неохотно расставался с привычкой и обычаем общинной, вечевой жизни и это обстоятельство явилось спасительным для русского государства в период т.н. «Смутного времени», Семибоярщины и польской интервенции. Кризис русской государственности завершился избранием Михаила Романова наследственным государем общим советом русского народа (6).

Третий этап становления русской  государственности связан с именем Петра I и проводимыми им реформами. Результатом этих реформ стало резкое усиление экономического суверенитета «верхов», создание сети казенных (государственных) предприятий, ориентированных прежде всего на обслуживание военных нужд, при сохранении основной ориентации на международную деятельность и внешнеторговые связи. Противоречие между «верхами» и «низами» приобретает законченный вид и политическую форму: некоторое усиление экономического суверенитета «верхов» с неизбежностью влечет за собой изменение характера государственной власти. Сын А. С. Хомякова и его верный последователь Д. А. Хомяков в статье «Самодержавие», изданной в 1910 году определяет сущность политических преобразований Петра: «Вся суть реформы Петра сводится к одному - к замене русского Самодержавия - абсолютизмом. Самодержавие, означавшее первоначально просто единодержавие, становится с нею Римско-Германским Императорством» (7).

После Петра I разрыв между «верхами» и «низами» в политической сфере усугубляется еще и тем обстоятельством, что власть  вновь постепенно становится по своему характеру и формальным признакам не русской ,инородной. По многим соображениям в 30-50-е гг. XIX века славянофилы не могли ясно и отчетливо выразить это обстоятельство, ограничиваясь намеками и пространными рассуждениями. Но исследователи творческого наследия ранних славянофилов в начале ХХ века высказывались по этому поводу гораздо более прямо и откровенно (А. Васильев, Н. А. Бердяев, В.З. Завитневич, Д. А. Хомяков, Н. Л. Бродский и др.).Так, например, Н. А. Бердяев пишет: «Хомяков и славянофилы не говорили прямо и не могли прямо сказать, что историческая власть у нас инородная, чуждая власть, но они думали это , все их учение вело к этому выводу. Власть эта никогда не вела славянской политики, и идеалы славянства ей чужды» (8).

Но экономическим и политическим расколом русского общества реформы  Петра не завершились: усиление экономического суверенитета Российского государства в сочетании с деспотическим абсолютизмом сформировало еще одно противоречие, породило еще одно направление раскола общественной жизни - в стране возникают и по мере своего развития все более обособляются друг от друга две культуры, два образа жизни, два языка. С одной стороны - европейски ориентированная, европейски образованная, не по-русски говорящая и одевающаяся правящая верхушка, с другой - основная масса населения, сохранившая свой собственный уклад жизни, традиции, обычаи, предания, язык и костюм.(9).

Этот культурный раскол был закреплен  административно: столица была перенесена на берега Невы, «чтобы быть доступнее  влиянию других земель, торговых и  просвещенных» , по выражению А. С. Хомякова. «Но это движение не было действием воли народной; Петербург был и будет единственно городом правительственным...Жизнь власти государственной и жизнь духа народного разделились даже местом их сосредоточения» (10). Если ко всему вышеперечисленному мы добавим завершение и законодательное закрепление результатов церковной реформы, проведенной Петром I, разделившей православие на официальное (государственное) и народное ( в т.ч. старообрядчество и др. толки), картина раскола русского общества станет достаточно полной.

Следует сразу отметить, что реформы Петра I отнюдь не породили раскола русского общества, они просто углубили его и оформили , переведя , по словам А. С. Хомякова , из обычая в закон. Следствием этого раскола стало наличие в обществе как бы двух слоев, двух культур, сосуществующих параллельно и оказывающих определенное влияние друг на друга (11). В социально политическом плане «верхи» отличаются деятельностью ( или имитацией таковой), энергичностью, явно выраженной европейской ориентацией и являются источником разного рода инициатив -экономических, политических, законодательных и т.д. ( «реформы сверху»). «Если ничего доброго и плодотворного не существовало в прежней жизни России, то нам приходится все черпать из жизни других народов, из собственных теорий, из примеров и трудов племен просвещеннейших и из стремлений современных, Мы можем приступить к делу смело, прививать чужие плоды к домашнему дичку, перепахивать землю, не таящую в себе никаких семян, и при неудачах успокаивать свою совесть мыслью, что как не делай, хуже прежнего не сделаешь» (12). Однако правящая верхушка (по отношению к массе населения) немногочисленна, не имеет реального влияния на массы и проводников такого влияния, она далека от понимания реального положения вещей на территории огромной империи , интересы народа для нее чужды и ( что более важно) совершенно непонятны, и она руководствуется в своей деятельности исключительно собственными интересами и реализует в этой деятельности лишь свои собственные потребности (как правило, не имеющие долгосрочного характера и перспективы).

«Низы» в социально-политическом плане пассивны, косны, консервативны. Их энергия направлена на сохранение существующего уклада и образа жизни, традиций, обычаев , точнее говоря - на выживание при любом правительстве, при любой форме правления и любых реформах. Будучи весьма многочисленными (подавляющее большинство населения), «низы» рано или поздно адаптируются к любым изменениям внутренней политики, к любым реформам, вырабатывают более или менее эффективные способы противодействия этим реформам (если это необходимо), либо сводят их на «нет»все попытки реформирования, адаптируя возможное и адаптируясь к неизбежному (необходимому).

В такой ситуации власти государства  Российского приобретали черты  и особенности, характерные только для них. Прежде всего, перед властью всегда ( и очень остро ) стояла проблема вовлечения в орбиту своего  непосредственного влияния как можно большего количества людей: непомерно раздутый чиновничье-бюрократический аппарат (государственные служащие всех мастей - от полицейского до священника) всегда был особенностью российского государства. . Вторая проблема , всегда очень остро стоявшая перед российскими властями - проблема поиска каналов и механизмов эффективного влияния на массы с целью реализации своих интересов. И в этой связи особого внимания заслуживают , на наш взгляд, анализ места и роли православия и духовенства в русском обществе, а также анализ места и роли интеллигенции в духовном (культурном, интеллектуальном, образовательном, просветительском) развитии России. Третья проблема, весьма болезненная для российской правящей верхушки на всех этапах ее существования, - проблема сферы реальной власти ( ареала ее распространения); проблема центра (столицы) и провинций; реформ и преобразований и их интерпретаций на местах. Власть неоднородна: «до царя далеко», но местный чиновник - рядом, и испытывает на себе гораздо более заметной давление со стороны местного населения и вынужден учитывать в той или иной мере при принятии решений «особенности местного колорита», уметь лавировать, приспосабливаться, находить компромиссы и т.д. С другой стороны, «личная преданность» заставляет местного чиновника усиленно заботиться о том, чтобы выглядеть соответственно в глазах центральной власти, создать впечатление вполне компетентного управленца, приукрасить ( или исказить, при необходимости)реальное положение дел на вверенной его попечению территории. Такое положение вещей создает известные трудности, когда следует произвести анализ реального положения страны в целом или ее региона, в целях принятия профессионально грамотного решения. Можно смело сказать, что в России никогда те или иные государственные решения не принимались в условиях достаточной и достоверной информации с мест.

В русском народе, «низах», объекте  подобного стиля правления, тоже развились со временем специфические черты, ставшие неотъемлемой частью психологии масс ( общественной, политической психологии).Прежде всего , следует отметить т.н. «принцип невмешательства» - исключительное равнодушие, безразличие ко всем перипетиям борьбы за власть в «верхах», как к делу постороннему( «каждому - свое»).К этому следует добавить недоверие и более, чем скептическое отношение со стороны народа ко всем государственным инициативам по всем направлениям деятельности, когда эти инициативы так или иначе касались жизни «низов». Грубо говоря, эти инициативы всегда были для «мужика» тем самым «громом», после которого нужно было, как минимум, перекреститься. Убеждение в том, что от власти ничего хорошего ждать не приходится вошло в плоть и кровь русского народа ( «От сумы, да от тюрьмы не зарекайся»). Кроме того, для русского народа характерна преимущественная ориентация на собственную систему идеалов принципов поведения и деятельности, закрепленной обычаем, традицией, преданием и, как следствие, полное отсутствие в «низах»  уважения и почтения к закону, как определенной властью норме.( «Закон - что дышло, куда повернешь - туда и вышло»). Более того, закон , в понимании русского человека, не совпадал с понятием справедливости и часто вступал в противоречие с понятием обычая, правды, добра (13).

 Попутно хотелось бы сделать  следующее замечание: для русского  народа не совпадали по своему  содержанию не только такие  понятия , как закон и справедливость, но и такие понятия как «свобода»  (в рамках властями определенных законов) и «воля»( в рамках собственно народных идеалов и ценностей). Русская вольница, склонность к анархизму - это не отрицание всякой власти, это исторически сложившееся, генетически закрепленное отрицание э т о й власти, чуждой народу, его идеалам, ценностям, интересам и потребностям; власти инородной по духу и формальным признакам; власти , как внешней, всегда враждебной силы. Ранние славянофилы, в т.ч. и А. С. Хомяков, очень чутко уловили это обстоятельство и смогли отразить его в своих философских, исторических и публицистических произведениях, что дало основание более поздним исследователям их творческого наследия охарактеризовать славянофильство именно как общественную идеологию, а отнюдь не государственную, несмотря на все попытки адаптировать ее в качестве таковой, предпринимаемые со стороны властей ( уваровское «Православие, самодержавие, народность»).Через все учение славянофилов последовательно проходит мысль о том, что идея живого общественного организма (мира русской общины) противостоит мертвому бездушному, лишенному всяких нравственных оснований  государственному механизму. Славянофилы, выражая народный национальный дух, отвергали , по словам Н. А. Бердяева, «идола государственности» и в их учении анархический мотив выражен достаточно отчетливо  (14).