Философский смысл проблемы бытия

    Духовное, и это всегда подчеркивал материализм, невозможно без его материальных носителей. Индивидуализированное духовное существует в виде сугубо индивидуальных, неповторимых процессов сознания и бессознательного, материализованных и «локализованных» в процессах и проявлениях работы мозга, центральной нервной системы, всего организма. Но имеются такие формы материализации духовного, которые рождаются в лоне человеческой культуры и принадлежат к внеиндивидуальным формам ее бытия. Наиболее универсальны естественные и искусственные, знаково-символические, формы существования, воплощения духовного.

    Язык  — один из ярких примеров единства индивидуализированного и объективированного духовного. Связь языка и сознания, языка и мысли несомненна. К. Маркс называл язык действительностью мысли, подчеркивая тем самым роль языка как формы, через которую выходят вовне, объективируются отдельные результаты, фрагментарные процессы работы сознания. Вместе с тем буквы (звуки), слова, предложения, тексты, структуры, правила, богатые варианты развитого языка — это реальность, также и обособленная от сознания отдельных индивидов, поколений людей. Им эта реальность дана как особый мир, запечатленный в «памяти» человеческой культуры, в памяти человечества. Языковая память культуры, человечества — сложное единство актуальной памяти многих конкретных людей, говорящих и пишущих на данном языке, и объективно существующих памятников (письменных, а с некоторого времени — и звуковых документов). Только благодаря тому и другому обогащается, изменяется, хранится, а значит, живет, существует язык как целое.

    Как же и где рождаются, где и как существуют объективированные формы бытия духовного? На примере языка можно видеть, что объективированные формы возникают и «работают» в рамках индивидуализированных форм — прежде всего в сознании (но также и в недрах бессознательного, в виде так называемого коллективного бессознательного).

    К примеру, когда-то в глубокой древности  человек придумал идею колеса. Но достаточно было создать первые колеса, опробовать их и тем самым подтвердить плодотворность идеи — одной из самых успешных в технической мысли человечества,— как идея эта сначала воплотилась, «опредметилась» в реальных колесах, а потом стала вести и свое относительно самостоятельное существование. Она воплотилась в знаниях о колесе, которые передавались через практический опыт поколений,  подтверждавших и обогащавших идею. Идея колеса сначала, видимо, применялась к ограниченному кругу предметов, потом стала «работать» в великом множестве все более сложных устройств. И соответственно она включалась во все более сложные виды человеческих знаний. Так смертные люди породили бессмертную идею. Она обособилась от индивидуального процесса сознания и действия. Началась жизнь идеи.

    На  примере плодотворных идей можно  видеть, что они, действительно, свободно и широко «шествуют» в мире человеческой жизни, если, конечно, не вносить в этот образ никакого идеалистического буквализма. «Шествуют» идеи не сами по себе, а вместе с развитием других конкретных индивидов, поколений людей, для которых идеи становятся своего рода общезначимыми принципами, правилами, схемами действия. Конечно, по мере развития человека и человечества они преобразуются, иногда довольно существенно. Однако самые ценные идеи отбираются, накапливаются, в совокупности образуя духовное богатство человеческой цивилизации и культуры. Не вдаваясь в их анализ (он дается в главах, посвященных обществу, его культуре), отметим лишь то, что характеризует особый способ бытия объективированного (внеиндивидуалъного) духовного.

    Оно, как и индивидуализированное  духовное, обязательно материализуется, причем оба вида духовного материально воплощаются в словах, звуках, знаках естественного и искусственного языков. Материальные «носители» духовного — это материальные предметы и процессы (книги, чертежи и формулы, проекты, холсты и краски картин, мрамор и бронза статуй, пленки фильмов, ноты и звучание музыкальных инструментов и т. д.). Сегодня функции хранения и использования социальной памяти все чаще передаются современным машинам, что значительно повышает роль тех исследований сознания и знания, которые сконцентрированы именно вокруг объективированного духовного.

    Итак, внешние воплощения идей, мыслей, ценностей (как идеальных смыслов) различны, но они обязательно имеются. В этом отношении никакие «чистые» (свободные от объективированных воплощений) идеи и ценности невозможны. Что и подчеркивает материализм в борьбе против крайних объективно-идеалистических мистификаций, примером которых было утверждение Платона, будто где-то далеко-далеко, на хребте неба существуют, обособленно от всякой материи, идеи Блага, Истины, Красоты и т. д. Но и эта идеалистическая картина возникла не на пустом месте. Платон мистически истолковал удивительные особенности бытия объективированного духовного, во многом опираясь на вполне реальные процессы. Мы их рассмотрели на примере идеи колеса. Платон приводил другие, но сходные примеры. Ткацкий челнок, рассуждал он, может испортиться или вовсе исчезнуть.  Идея же челнока   (имелся в виду хорошо продуманный принцип его изготовления и работы) непреходяща в том смысле, что может служить везде и всегда, где и когда потребуется челнок изготовить.

    А идея-идеал красоты? Или справедливости? Или истины? Как бы ни изменялись представления людей о красоте, благе, добре, истине, все-таки сложились обобщенные представления, критерии и нормы, регулирующие процессы художественного, нравственного, научного творчества. Такие идеи в процессе развития человечества кристаллизуются, формируя духовные сокровища общечеловеческих ценностей. Мир идей обогащается, а тем самым приобретает все большее значение их относительно само стоятельное бытие. Отсюда, однако, неправомерно делать вывод об абсолютной независимости бытия духовного от бытия мира природного и человеческого. Бытие идей не просто неотделимо от бытия природы и человеческого мира, но изначально и непреложно включено в целостное бытие как таковое.

    Утверждая это, диалектический материализм ни в коей мере не перечеркивает специфику бытия идей, этого наиболее яркого проявления бытия объективированного духовного. Специфика этого объективированного бытия заключается в том, что его элементы и фрагменты (идеи, идеалы, нормы, ценности, различные естественные и искусственные языки) способны сохраняться, совершенствоваться и свободно перемещаться в социальном пространстве и историческом времени. Духовная жизнь человечества, духовное богатство цивилизации и культуры, социальная жизнь — это специфическое «место бытия» объективированного духовного,   чем   и  определяется   его  место  в  целостном   бытии.

    Особую  роль в духовном играют духовно-нравственные принципы, нормы, идеалы, ценности, такие, как, скажем, красота, справедливость, истина. Они существуют в виде и индивидуализированного и объективированного духовного. В первом случае речь идет о сложном комплексе побуждений, мотивов, целей, которые определяют духовную структуру личности, во втором случае — о воплощенных в науке, культуре, массовом сознании (их документах) идеях, идеалах, нормах, ценностях. Два этих вида бытия духовно-нравственного по-разному оцениваются субъективными и объективными идеалистами: первые во главу угла ставят индивидуальные, субъективные духовно-нравственные переживания и ценности, вторые считают истинным воплощением духа как такового внеиндивидуальное, объективированное бытие духовного.

    Приверженцы идеализма, исходя из признания действительно  важной роли и традиционно высокой  ценности духовного в человеческой жизни, в частности облагораживающего воздействия общечеловеческих ценностей, провозглашают духовное «истинным», «высшим» бытием, противопоставляют его природным потребностям, побуждениям человека как  «неподлинному» «низшему» бытию. Правда, идеалисты нередко признают и существование природы, и объективную ее предзаданность отдельным людям, их сознанию. Так, нет оснований возражать Гегелю, когда он пишет: «Солнце, луна, горы, реки, вообще окружающие нас предметы природы суть, они обладают для сознания авторитетом, внушающим ему, что они не только суть, но и отличаются особенной природой, которую оно признает и с которою оно сообразуется в своем отношении к ним, в своем трактовании их и пользовании ими». Но Гегель сразу же добавляет: «Авторитет нравственных законов бесконечно выше, потому что предметы природы воплощают разумность лишь внешне и разрозненно и скрывают ее под образом случайности»

    Но  исследование бытия, как было сказано  ранее,— только предпосылка осмысления единства мира. От выявления предпосылок надо перейти к непосредственному изучению проблемы единства мира в ее полноте. Это и делается в следующей главе, посвященной вопросу о движущейся материи, о пространстве и времени как формах ее бытия. 

Проблема  субстанции. Дуализм  и монизм.

    Центральным понятием рационалистической метафизики является понятие субстанции, корни которого лежат в античной онтологии.

    Декарт  определяет субстанцию как вещь (под  «вещью» в этот период понимали не эмпирически данный предмет, не физическую вещь, а всякое сущее вообще), которая не нуждается для своего существования ни в чем, кроме самой себя. Если строго исходить из этого определения, то субстанцией, по Декарту, является только бог, а к сотворенному миру это понятие можно применить лишь условно, с целью отличить среди сотворенных вещей те, которые для своего существования нуждаются «лишь в обычном содействии бога», от тех, которые для этого нуждаются в содействии других творений, а потому носят название качеств и атрибутов, а не субстанций.

    Сотворенный   мир  Декарт  делит  на  два   рода  субстанций — духовные  и   материальные.   Главное  определение духовной  субстанции — ее неделимость, важнейший признак материальной делимость до бесконечности. Здесь Декарт, как нетрудно увидеть, воспроизводит античное понимание духовного и материального на чал, понимание, которое в основном унаследовало и средневековье. Таким образом, основные атрибуты субстанций — это мышление и протяжение, остальные их атрибуты производны от этих первых: воображение, чувство, желание — модусы мышления; фигура, положение, движение — модусы протяжения.

    Нематериальная  субстанция имеет в себе, согласно Декарту, идеи, которые присущи ей изначально, а не приобретены в опыте, а потому в XVII веке их называли врожденными. В учении о врожденных идеях по новому было развито платоновское положение об истинном знании как припоминании того, что запечатлелось в душе, когда она пребывала в мире идей. К врожденным Декарт относил идею бога как существа всесовершенного, затем — идеи чисел и фигур, а также некоторые общие понятия, как, например, известную аксиому: «если к равным величинам прибавить равные, то получаемые при этом итоги будут равны между собой», или положение  «из ничего ничего не происходит». Эти идеи и истины рассматриваются Декартом как воплощение естественного света разума.

    С XVII века начинается длительная полемика вокруг вопроса о способе существования, о характере и источниках этих самых врожденных идей. Врожденные идеи рассматривались рационалистами XVII века в качестве условия возможности всеобщего и необходимого знания, то есть науки и научной философии.

    Что же касается материальной субстанции, главным атрибутом которой является протяжение, то ее Декарт отождествляет с природой, а потому с полным основанием заявляет, что все в природе подчиняется чисто механическим законам, которые могут быть открыты с помощью математической науки — механики. Из природы Декарт, так же как и Галилей, полностью изгоняет понятие цели, на котором основывалась аристотелевская фишка, а также космология и соответственно понятия души и жизни, центральные в натурфилософии эпохи Возрождения. Именно в XVII веке формируется та механистическая картина мира, которая составляла основу естествознания и философии вплоть до начала XIX века.

    Дуализм субстанций позволяет, таким образом, Декарту создать материалистическую физику как учение о протяженной субстанции и идеалистическую психологию как учение о субстанции мыслящей. Связующим звеном между ними оказывается у Декарта бог, который вносит в природу движение и обеспечивает инвариантность всех ее законов.

    Декарт  оказался одним из творцов классической механики. отождествив природу с протяжением, он создал теоретический фундамент для тех идеализации, которыми пользовался Галилей, не сумевший еще объяснить, на каком основании мы можем применять математику для изучения природных явлений. До Декарта никто не отважился отождествить природу с протяжением, го есть с чистым количеством. Не случайно именно Декартом в наиболее чистом виде было создано представление о природе как о гигантской механической системе, приводимой в движение божественным «толчком». Таким образом, метод Декарта оказался органически связанным с его метафизикой.

    Слабым  пунктом учения Декарта был неопределенный статус субстанций: с одной стороны, подлинным бытием обладала только бесконечная субстанция бог, а конечные, то есть сотворенные, субстанции находились в зависимости от бесконечной. Это затруднение попытался преодолеть В. Спиноза (1632 —1677), испытавший на себе сильное влияние Декарта, но не принявший его дуализма и создавший монистическое учение о единой субстанции, которую он назвал богом, или природой. Спиноза не принимает субстанциальности единичных вещей и в этом смысле противостоит традиции номинализма и эмпиризма. Его учение — пример крайнего реализма (в средневековом его понимании), переходящего в пантеизм. Спиноза определяет субстанцию как причину самой себя (causa sui), то есть как то, что существует через само себя и познается из самого себя. Именуя субстанцию богом, или природой, Спиноза тем самым подчеркивает, что это не бог теистических религий, он не есть личность, наделенная сознанием, могуществом и волей, не есть творец природных вещей. Бог Спинозы — бес конечная безличная сущность, главным определением которой является существование, бытие в качестве начала и причины всего сущего. Представление о слиянии бога и природы, которое лежит на основе учения Спинозы, называется пантеизмом; Спиноза продолжает ту традицию, которая была намечена у Николая Кузанкого и развернута у Джордано Бруно.  Пантеизм Спинозы есть шаг на пути к материализму, и не случайно материализм XVIII и XIХ веков нередко апеллировал к учению Спинозы.