Философия политики О. Шпенглера

     Партия  принимает чисто рассудочные  методы как единственно правильные, имея “одну не прочувствованную, но формулированную цель”, одну программу, отвергая все, что выходит за рамки  рационального осмысления. Программа, которую партия выдвигает как  нечто, что должно оправдывать её существование и назначение, искусственно поддерживается внутрипартийными силами, однако каждая программа “обречена быть сметенной, если она оказывается на пути, ведущем к власти”. Таким образом, в вопросе о власти идея - как что-то стоящее - не выдерживает никакой конкуренции; почти наверняка, вопрос об идеологии вообще не является важным в действиях партии как таковой.

     Поэтому, по сути, существует лишь одна партия –  либеральная, партия буржуазии, вполне осознающая это. Голос этой партии, так называемый «глас народа», на самом деле является насаждаемым  сверху, уже готовым выражением - но не выразителем: этот глас “вдалбливается <…> всеми средствами политической обработки - речами на форуме, прессой на Западе, с тем чтобы затем от его имени выступать”.

     Корни сословий уходят в знать и духовенство; прапартией является порождение денег  и духа, либеральная партия, партия большого города. Потому смысл понятий  «аристократия» и «демократия», разница  и содержание этих понятий очень  важны для всех культур: демократия относится с презрением к земле, к крестьянству; аристократия –  к “городскому духу”. Шпенглер акцентирует  внимание на том, что партии – это  чисто городское явление, время  которому пришло с полным освобождением  города от земли.

     “Однако манера поведения аристократической  партии в парламенте столь же фальшива, как и партии пролетарской. Лишь буржуазия чувствует себя здесь  как рыба в воде”.

     В чем же истоки возникновения партий? Ответом на этот вопрос может послужить  её рассмотрение со стороны “расы”. Демократия зародилась и развилась  благодаря тому, что её поставили  себе на службу “подлинные властительные  натуры, для которых народ не более чем объект, а идеалы не более чем средства, как ни мало они зачастую сознавали это сами”. Приемы, которыми пользуются демократы, применяются к массам в виде изощренной дипломатии, без разбора частных мнений, но апеллируя к спутанным впечатлениям и умозаключениям толпы. Парадокс заключается в том, что “для пути демократии в высшей степени характерно то, что авторы популистских конституций никогда даже и не подозревали о фактическом действии своих прожектов”.

     2.2 Выборы

 

     Идеалистическое представление о демократических  выборах не делает допущения, что  они проводятся под организованным руководством, действующим на благо  своих же интересов и “пропорционально деньгам”, имеющимся в его распоряжении. Но поскольку оно есть, выборы выполняют  лишь роль цензуры, которая применяется  толпой к единичным организациям.

     Исключительно теорией является также и провозглашамое конституцией право масс определять своих представителей: на деле каждая развитая организация пополняет  сама себя.

     Массы не имеют никакого действительного  права выбирать даже между партиями, потому что последние используют все свои средства – не только деньги, но и, с их помощью, все средства духовного  воздействия, которые формируют  мнение отдельного человека его представление  о каждой отдельно взятой партии (“между тем как сами партии, с другой стороны, посредством находящихся  в их распоряжении должностей, влияния  и законов муштруют племя своих  безусловных приверженцев ”).

     “Право  народа на самоопределение” – не более  чем слова, давно утратившие под  собой основание.

     Шпенглер  связывает это с тем, что демократия уничтожает сословное и профессиональное органическое деление, а это, в свою очередь, делает избирателей бесформенной, беспомощной массой, которую партии используют в качестве “общественного мнения” для борьбы с друг другом: “навязывают толпе собственную  волю и методами, остающимися в  итоге незримыми и непонятными  толпе, ведут меж собой борьбу за господство”.

3. Деньги. Судебная система

 

     С самого начала “на демократической  почве конституционные права  без денег - ничто, с деньгами же –  все”. В политике деньги ходят в  обращении не как металл, передаваемый из рук в руки - они сами преобразуются  в направляющую силу и определяют своим количеством интенсивность  обработки умов.

     Деньги  правят не только в качестве умело  завуалированных “демократических свобод”, но полностью пронизывают  всю судебную систему: “демократические обвинители в Афинах имели обыкновение  в конце своей речи обращать внимание присяжных из народа на то, что оправдательный приговор, вынесенный богатому ответчику, лишит их гонораров за процесс”.

     У истоков демократии суды – это  своего рода театрализованное представление  с одаренными ораторами, которые, являясь  противниками на судебном процессе, однако, были связаны вполне недвусмысленными отношениями взяток, согласованных  решений и заранее подготовленных приговоров (вплоть до их исполнения); таким образом, правосудие изначально становилось инструментом политической борьбы.

     Римская модель управления, в том числе  и суды, осуществляла эти меры –  демонстраций и главенства прав –  в адрес народа, чтобы “принудить их воспользоваться своими правами  именно так, как было желательно”.

     Европейско-американская политика пошла дальше: с помощью  денег она создала “силовое поле духовных и денежных напряжений”, в которое каждый отдельный человек включается, не сознавая этого, и начинает жить согласно внушенным целям, нужным некой личности, господствующей “где-то”. 

4. Пресса

 

     “Некогда  запрещалось иметь смелость мыслить  самостоятельно; теперь это разрешено, однако способность к тому утрачена”.

     Пресса  становится третьим измерением, пафосным обращением власти с народом –  никакого индивидуального общения: «пресса и связанные с ней  электрослужбы новостей держат бодрствование  целых народов и континентов  под отупляющим ураганным огнем  фраз, лозунгов, воззрений, сцен, чувств день за днем, год за годом, так что  всякое «я» делается чистой функцией колоссального духовного ”нечто”».

     Книгопечатание  и порох – оба они были изобретены благодаря техническому мышлению, и  стали двумя великими средствами для техники дальнодействия. Так, оба они становятся опасным оружием: печатное слово - сильнейший инструмент и “чудовищное оружие” в руках  того, кто умеет с ними обращаться. Люди до такой степени безоружны  под воздействием всей этой “духовной  артиллерии”, что личность потеряла способность здраво взглянуть со стороны на то, что происходит. Одним  из главных преимуществ демократии в её стремлении к власти является то, что сам объект воздействия  мнит, будто свободен и его мнение – продукт его собственной  воли.

     Пресса  также занижает, а то и вовсе  исключает значение книг в жизни  и развитии каждого отдельного человека. В то время как книга – это  всегда личностное выражение, проповедь  и газета, пришедшие ей на смену  в умах современных людей, всегда преследую внеличностные цели. Книга  изобилует пищей для ума, принуждающей мышление к выбору и критике; газета формирует готовые мнения и внедряет их, проникая с газетами и сообщениями  в каждый дом.

     В глазах толпы истина как таковая  становится истиной момента, “которая лишь и имеет значение в фактичном  мире действий и успехов” и которую  мир прессы создает, исходя из своих  насущных целей: “три недели работы прессы - и весь мир познал истину ”. Истина для толпы – это то, что наиболее часто и повсеместно повторяется.

     Античная  риторика тоже не ставила своей целью  содержание, её приоритетом было впечатление, но “динамика прессы желает долговременных воздействий; <…> она желает держать  умы под прессом постоянно”. Общественное мнение в таких условиях становится магнитной стрелкой, которую тянет  в поле с большей денежной силой  и/или властью.

     Все эти процессы прямо пропорциональны  степени демократизации конкретного  общества, и “более чудовищной сатиры на свободу мысли нельзя себе представить”. Свобода мысли по существу означает “я волен думать и высказываться  согласно собственным представлениям”, но пресса оставляет за собой право  “приговорить” любую истину, задавить её либо сформированным [прессой] общественным мнением, либо впрямую.

     Свобода, за которую боролась буржуазия, наконец  получена толпой; однако толпа, которая  не осознает своей зависимости, оказывается  в ещё более опасной ловушке.

     Прикрытая диктатура партий опирается на диктатуру  прессы, где с помощью денег  делаются попытки “вырвать толпы  читателей и целые народы из-под  чужого влияния и подчинить их собственной духовной муштре”.

     2.5“Приговор”  демократии

 

     Шпенглер  относится скептически к многочисленным социально-политическим теориям, которые  получают широкое распространение  в эпоху демократии. Появление  таких теорий говорит о распространении  в эту эпоху рационализма или, как его называет Шпенглер, «религии образованных». Теоретические выкладки различных учений, по мнению Шпенглера, не влияют на политический процесс, как  и вопрос об их истинности или ложности. Для политики важны лишь лозунги, которые вытекают из теорий, ибо  эти лозунги обладают мобилизующей силой и способны воздействовать на массы.

     Демократия  обречена на умирание из-за того, что  вся её атрибутика, весь залог её существования вырождается, превращается в комедию – и чем больше они демонстрируются и утрируются, тем меньше значат на деле. “Теперь, когда политика денег становится невыносимой”, демократия с их помощью уничтожает саму себя: «традиция и личность потеряли свое непосредственное влияние и каждая идея, чтобы быть реализованной, вначале должна быть осмыслена в категориях денег». К тому же сводятся все средства, которыми единственно возможно реализуются так называемые демократические принципы и свободы. Отсюда, исходя из определения рабства как формы навязанного рабочего договора, следует вывод, что любой служащий в эпоху либеральных практиков находится нередко в гораздо более тяжёлой зависимости и пользуется меньшим уважением, чем те рабы, которых так пытались освободить либеральные идеалисты. 

     Единственное “спасение” от демократического краха для стран, культур и народов, Шпенглер видит в возвращении внутреннего аристократизма, благородной традиции, сознательности и чести каждого отдельно взятого человека: “именно поэтому ныне разворачивается решающая схватка между демократией и цезаризмом, между ведущими силами диктаторской капиталистической экономики и чисто политической волей Цезарей к порядку”. “Силы крови”, вытесненные рационализмом больших городов, представляют в глазах Шпенглера большее благо, чем расчеты и методы исчерпавшего себя капиталистического мира.

 

     Заключение 

     Согласно Шпенглеру, получается, что либеральное разрушение традиции — это война культуры и цивилизации, всё чаще приводящая к сходу «освобождённых» наций со сцены – и «не в пользу вечного мира, а в пользу других наций», что неизменно превращает их в объект чужой политики.

     Другим итогом либеральной демократии стало отнюдь не правление народа, а воля отдельных личностей, выдвинувшихся благодаря деньгам и прессе. Парламентаризм скорым шагом приближается к той роли, которую он сам готовил монархиям, так как центр тяжести большой политики перераспределяется на частные круги. А это, заключает Шпенглер, «есть переход … к цезаризму». То есть закономерным итогом «прав» и «свобод» становится перераспределение власти от традиционных сословий — духовенства и знати, к воротилам финансового мира, с последующим закрепощением мысли и действия. 

     Все, что Шпенглер осмысливал на рубеже XIX-XX веков, выглядит очень современным; его пристрастный анализ сущности демократии, исходя из закономерностей развития и ведения политики, характеризует её как разрушительный и тупиковый путь развития и общества, и каждой отдельно взятой личности. Вероятно, Шпенглер видел и положительные черты демократии, однако они оказались незначительными по сравнению с тем, что демократия как практика несет человечеству.

 

      Список использованной литературы 

1. Шпенглер  О. Закат Западного мира: Очерки морфологии мировой истории: В 2т., Т.2. Всемирно-исторические перспективы/Пер.с нем. И.И. Маханькова. – М.: Академический Проект, 2009. – 764с. – (Социокультурные технологии)

 

     Размещено на Allbest.ru