Философия и культура

Философия и культура

Тема:

План

Введение

Эволюция взаимосвязи  культуры и философии

Современные представления  о взаимосвязи философии и  культуры

Анализ и обоснование  философии как феномена культуры

Заключение

Список используемой литературы

Введение

Понятие "культура" родилось в Древнем Риме как оппозиция  понятию "натура" — т. е. природа. Оно обозначало "обработанное", "возделанное", "искусственное", в противоположность "естественному", "первозданному", "дикому" и  применялось прежде всего для  различения растений, выращиваемых людьми, от дикорастущих. Со временем слово "культура" стало вбирать в себя все более  широкий круг предметов, явлений, действий, общими свойствами которых были их сверхприродный, так сказать "противоестественный", характер, их человекотворное, а не божественное происхождение. Соответственно и сам человек в той мере, в какой он рассматривался как  творец себя самого, как плод преобразования богоданного или природного материала, попадал в сферу культуры, и  она приобрела смысл "образование", "воспитание".

Следует, однако, иметь в  виду, что то явление, которое человечество стало обозначать понятием "культура", было замечено и выделено общественным сознанием задолго до того, как  у римлян появилось для этого  данное слово. Древнегреческое "техне" ("ремесло", "искусство", "мастерство", отсюда — "техника"), не имея столь  широкого обобщающего значения как  латинское "культура", значило  в принципе то же самое — человеческая деятельность, преобразующая материальный мир, изменяющая форму природной  предметности. Если же мы заглянем еще  глубже в историческое прошлое, то найдем едва ли не самые ранние следы зарождения понимания того, что отличает рукотворное  от первозданного, человеческое от природного, в отпечатках руки на стене пещеры, затем в клубках извивающихся линий, нарисованных или выгравированных  на скале (так называемые "макароны"), наконец, в разного рода знаках, наносимых  на предметы, орудия, на человеческое тело, иногда изолированных, иногда образовывавших орнаментальные фризы. Основной смысл всех этих рисунков и гравюр — обозначить человеческое присутствие, вторжение человека в природный мир, стать печатью человеческого, а не божественного творения, — то есть, в конечном счете, выделить культурное из натурального.

Неудивительно, что в образной форме, свойственной мифу, это сознание запечатлевалось так или иначе  во всех мифологических системах: сотворение мира богами описывалось в них  по аналогии с человеческим предметным творчеством как лепка из глины, ваяние, сочинение слова, а соответствующие  действия человека осмыслялись как  дар богов, позволивших людям  в несовершенной и, так сказать, миниатюрной форме повторять  акты творения бытия.

2. Эволюция взаимосвязи  культуры и философии

На философском уровне размышления о сути культуры появляются сравнительно поздно — пожалуй, лишь в XVII—XVIII веках, в учениях С. Пуфендорфа, Дж. Вико, К. Гельвеция, Б. Франклина, И. Гердера, И. Канта. Человек определяется как существо, наделенное разумом, волей, способностью созидания, как "животное, делающее орудия", а история человечества — как его саморазвитие благодаря  предметной деятельности в самом  широком спектре ее многоразличных форм — от ремесла и речи до поэзии и игры. Дальнейшая судьба теории культуры в европейской философии была обусловлена тем, что бытие, мир, действительность осознавались как  двусоставное, включающее в себя природу  и культуру; поэтому философия  должна была быть и онтологией натурфилософского  типа, и теорией культуры, понимавшейся как "царство духа", как "мир  человека", как совокупность различных  форм сознания — нравственного, религиозного, эстетического и т. д. Однако общий  аналитический дух, господствовавший в XIX в. в науке, приводил к тому, что  культура рассматривалась не в своей  целостности, не как сложноорганизованная система, а в тех или иных конкретных и автономных своих проявлениях, отчего философия культуры распадалась  на частные дисциплины — на философию  религии, этику, эстетику, на философию  языка, гносеологию, аксиологию, антропологию... Под влиянием позитивизма культурологическое знание становилось все более  узким, эмпирико-историческим, тем самым  уходя вообще из сферы философского умозрения в области конкретных наук, срастаясь с этнографией, с  археологией, с искусствознанием, с  науковедением, с историей техники  и технологии.

После Г. Гегеля попытки охватить культуру единым взором, постичь ее строение, функционирование и законы ее развития оказываются все более  и более редкими; работа культуролога сводится либо к изучению того или  иного исторического типа культуры — первобытной, античной, средневековой, ренессансной (Я. Буркхард, Э. Тэйлор, К. Леви-Брюль, К. Леви-Стросс, А. Малиновский, И. Хейзинга, М. Бахтин, А. Гуревич), либо к характеристике нескольких различных  исторических и этнических типов  культуры (Н. Данилевский, О. Шпенглер, П. Сорокин, А. Тойнби).

При всей значимости такого конкретно-исторического подхода, позволявшего увидеть богатство культурных форм, выработанных человечеством, и некоторые  закономерности их исторической смены, сама сущность культуры, ее инвариантные черты становились все более  эфемерными, неуловимыми, растворяясь  в многообразии ее феноменальных  форм.

В конце XIX в. П. Ю. Милюков  во введении к "Очеркам по истории  русской культуры" отмечал существенные расхождения в понимании самой  сущности культуры: одни ученые сводят ее к "умственной, нравственной, религиозной  жизни человечества" и соответственно противопоставляют ее историческое развитие истории "материальной" деятельности, другие же используют понятие "культура" в его изначальном, широком значении, в котором оно  охватывает "все стороны внутренней истории: и экономическую, и социальную, и государственную, и умственную, и нравственную, и религиозную, и  эстетическую".

Неудивительно, что попытка  суммировать все сделанное культурологической мыслью, предпринятая А. Кребером и  К. Клаксоном в 1952 г. в фундаментальном  обобщающем исследовании "Культура", вылилась в простую группировку  собранных ими 180 различных дефиниций (не считая определений русских мыслителей XIX—XX вв., описанных в приложении к этой книге); названия выделенных рубрик — определения: "описательные", "исторические", "нормативные", "психологические", "структурные", "генетические" и "неполные" достаточно выразительно показывают, сколь многосторонне исследуемое  явление и сколь хаотична общая  картина его научного изучения.

Двадцать лет спустя два  других американских ученых — А. Каплан и Д. Мэннерс — продолжили эту  работу в книге "Теория культуры", сгруппировав материал по иному принципу: в главе "Теоретические ориентации" были выделены описания "Эволюционизма XIX в.", "Современного эволюционизма", "Функционализма", "Культурной экологии", а в главе "Типы теорий культуры" — параграфы "Техноэкономика", "Социальные структуры", "Личность: социальные и психологические измерения", затем следовали глава "Формальный анализ" и заключение "Некоторые  старые темы и новые направления", в котором признается кризис культурологической мысли, а возможность выхода из него видится в ее "конвергенции" с другими общественными науками.

3. Современные представления  о взаимосвязи философии и  культуры

Прошло еще десять лет, и в 1983 г. в Торонто состоялся XVII Всемирный философский конгресс, специально посвященный проблеме "Философия  и культура". На ней был представлен  широкий спектр подходов к культуре современных философов — от теологического до марксистского, от рационалистического  до эмотивистского от технологического до символического, от персоналистского до субстанцилистского, от креативистского  до деструктивистского. Работа конгресса  показала, что и в наше время  в мировой культурологической мысли  нет не только единого понимания  культуры, но и общего взгляда на пути ее изучения, способные преодолеть этот методологический разнобой, "броуново движение" исследовательской мысли, господствующее в современной культурологии. Многозначность понятия "культура" вынуждены отмечать и авторы вышедших в последние годы монографий, посвященных  проблемам общей теории культуры — например, М. де Серто во Франции, К. Дженкс в Англии, П. Гуревич, Б. Ерасов, Л. Коган, Ю. Яковец в России.

В конце 60-х годов в  нашей философии возродился былой  интерес к проблемам теории культуры, заглохший в годы господства сталинизма, — некультурному руководству  страны, уничтожавшему интеллигенцию  как враждебную тоталитарному строю  общественную силу, не нужны были ни практика культуры, ни ее теория (показательно, что в сталинском изложении сути марксистской философии, вульгаризировавшем ее действительное содержание, но канонизированном как единственно адекватное представление ее содержания, не было не только постановки вопроса о культуре, но не упоминалось само это слово!). Когда же началось активное обсуждение этого круга проблем, оказалось, что разброс взглядов на сущность культуры столь же широк, каким был он в дореволюционной России и каков он в наши дни в культурологической мысли Запада.

Обращение к итогам изучения культуры приводит к выводу, что  здесь происходит нечто, подобное теоретическому исследованию человека и искусства: потому что, если искусство моделирует, иллюзорно воссоздает целостное  человеческое бытие, то культура реализует  это бытие именно как человеческое во всей полноте исторически выработанных им качеств и способностей. Иначе  говоря, все, что есть в человеке как человеке, предстает в виде культуры, и она оказывается столь  же разносторонне-богатой и противоречиво-дополнительностной, как сам человек — творец культуры и ее главное творение.

Вместе с тем культура отличается и от человека, и от искусства  — она многоэлементная и разнородна по своему составу, тогда как и  человек и искусство представляют собой единые образования, сохраняющие  это единство во всех своих модификациях (скажем, мужчина и женщина, живопись и музыка и т.д.). Поэтому научному изучению подлежат не только разные стороны, аспекты, грани, способности, свойства культуры, но и разные формы, ее существования  — наука, искусство, техника, религия, мораль и т. д., разные ее институты  — политические, правовые, медицинские, система образования, массовые коммуникации, разные культурные процессы — формы  управления, обслуживания, общения  людей.

Тут-то и выясняется, что  существует не только возможность, но и известная необходимость в  редуцировании культуры разными  науками к той или иной конкретной форме ее бытия, изучение которой  является смыслом существования  данной отрасли знания. Ибо представителям каждой из них культура раскрывается определенной своей стороной и к  ней, в сущности, сводится: скажем, для  археолога культура — это совокупность материальных предметов, которые извлекаются  из земли, характеризующая образ  жизни и деятельности определенного  народа в определенную эпоху (например, трипольская культура), а перед  этнографом, который может наблюдать  образ жизни определенного народа, его культура вырисовывается не столько  в предметном, сколько в процессуальном плане, как живые формы деятельности людей; поскольку же предметом изучения и археологов, и этнографов является не что иное как формы бытия  культуры, ее, так сказать, феноменологическое разнообразие, постольку подобные типы редукции культуры для них вполне закономерны.

Такая привязанность культурологической мысли к данным наукам делает неудивительным перенос в философско-теоретическую  культурологию этнографических  взглядов на культуру и соответствующих  ее интерпретаций.

После того как в нашей  философии в 60-е годы стала разрабатываться  теория ценности, открылась возможность  соответствующего взгляда на культуру, которая и была реализована в  деятельности Н. Чавчавадзе и других грузинских философов, противопоставивших аксиологическую ее интерпретацию  деятельностно-технологической концепции  Э. Маркаряна; с другой стороны, для  семиотика, интересующегося знаковыми  способами хранения и передачи информации, органично представление о культуре как совокупности языков данного  народа — словесного и музыкального, и хореографического и т. д., а для историка нравов, религии, пенитенциарной системы столь же естествен взгляд на культуру как на саму информацию, которая содержится в этих языках, — мировосприятие данного народа, характер и уровень его знаний, его верований, нравственные и этические представления; закономерно, что высокий научный авторитет этих новых дисциплин повел философский анализ культуры к ее семиотической и информационной трактовке.

Так проясняется комплементарность  культурологических концепций, каждая из которых имеет свою оппозиционно-полемическую пару: всеохватывающий характер культуры в пространстве человеческого бытия  делает необходимым формирование в  ее недрах "механизмов" и "энергий", которые односторонни сами по себе, и потому каждый (каждая) нуждается  в дополнении другим для успешного  функционирования культуры в данной плоскости: культура должна охватывать информационные процессы и семиотические  способы их организации, должна соотносить отражение существующих и созидание  еще не существующих объектов, традиционное и инновационное, самореализацию человека и его коммуникацию, способы обособления  личности и ее приобщение к другим и других к себе, теоретически-понятийный и художественно-образный способы  освоения мира и т. д.

Анализ и обоснование  философии как феномена культуры

Необходимо, следовательно, осмыслить культуру в этой ее реальной целостности и полноте конкретных форм ее существования, в ее строении, функционировании и развитии. Такую  задачу способна и призвана решить только философия, поскольку она  имеет дело с подобного масштаба целостными системными объектами. Задача философии и состоит в преодолении  узости, однобокости, частичности интерпретации  культуры, свойственных частным наукам, в том, чтобы не поддаваться их влиянию, а самой проявлять инициативу и предлагать всем им такую теоретическую  модель культуры, из коей каждая могла  бы исходить в решении своих конкретных задач.

Каким же способом философия  как феномен культуры может достичь  этой цели? Здесь имеется в виду нечто гораздо большее, чем "подход", — особый способ мышления, который  проявляется в наши дни и в  научном познании, и в техническом  творчестве, и в проектной деятельности, и в медицинской, и в управленческой, все шире и глубже проникая в общественное сознание; неудивительно, что он захватывает  и сферу философского умозрения. Обретение системным мышлением  парадигмального — говоря языком Т. Куна — масштаба объясняется тем, что во второй половине XX века во всех областях культуры приходится иметь  дело с целостными, сложными и сверхсложными  системами, которые оказываются  доступными познанию, преобразованию, управлению, проектированию именно в  своей целостности, не допуская привычного аналитического расчленения и оперирования каждой частью порознь, ибо система  есть нечто большее, чем сумма  составляющих ее частей.

В нашей отечественной  философии разработку общей теории систем и методологии системных  исследований, с опорой на сделанное  в этом направлении за рубежом  и преодолевая упорное сопротивление  догматиков от советского квазимарксизма, начали еще в 60-е годы И. Блауберг, В. Садовский, Э. Юдин, А. Уемов, В. Сагатовский  и ряд других ученых; в 1969 году был  основан ежегодник "Системные  исследования", в 70-е—80-е годы стали выходить одна за другой книги, посвященные теории и истории этого направления научной мысли (тогда же была оценена по достоинству деятельность замечательного русского ученого, писателя и философа А. Богданова, уже в начале XX века предвосхитившего своей "всеобщей организационной теорией" последующее развитие мировой научной и философской мысли по тому пути, на котором родились кибернетика, синергетика, теория систем).