Автор работы: Пользователь скрыл имя, 17 Декабря 2012 в 17:43, реферат
Философия Ф.Ницше несет на себе печать, с одной стороны, западно-европейской рационалистической классики, с другой, в духе своего времени - второй половины XIX века, тяготеет к иррационалистическим направлениям мысли. Из этого противоречия и рождается гений Ницше, крупнейшего философского безумца в смысле Кьеркегора, на творчество которого не в последнюю очередь наложили отпечатки проблемы личного характера и неизлечимые болезни.
Философия Ф.Ницше несет на себе печать,
с одной стороны, западно-европейской
рационалистической классики, с другой,
в духе своего времени - второй половины
XIX века, тяготеет к иррационалистическим
направлениям мысли. Из этого противоречия
и рождается гений Ницше, крупнейшего
философского безумца в смысле Кьеркегора,
на творчество которого не в последнюю
очередь наложили отпечатки проблемы
личного характера и неизлечимые болезни.
Уже в 12 лет Ницше был освобожден от летних
занятий в гимназии из-за головных болей
и болезни глаз, с 27 лет началось ухудшение
здоровья, а с 29 лет - сильные головные
боли и спазмы желудка,-"любимая собака",
как именовал их сам Ницше, стали "вечными".
В 1879 году, т.е. за двадцать один год до
смерти, которую он ожидал почти всю сознательную
жизнь, Ницше писал: "Мое состояние -
преддверие ада и ничем не отличается
от состояния истязуемого животного".Последние
одиннадцать с половиной лет жизни, с января
1889 года, после апоплексического удара
и "окончательного помрачения", как
было записано в диагнозе, Ницше мог лишь
блестяще импровизировать за роялем. Последние
три года апоплексические удары происходили
ежегодно.
Ницше выдавал себя за "человека будущего"
(в настоящем ему просто не было места),
преодолевшего предрассудки старого мира.
Ницше не скрывал, что на его творчество
имел влияние Ф.М.Достоевский, особенно
"Записки из мертвого дома", с непреходящим
желанием раскрыть природу человеческого
зла, со стремлением вывернуть "звериную
природу" с виду покорного и безалаберного
человека. Для М.Горького, наоборот, Ницше
олицетворял "немецкого Данко", портретное
сходство с которым говорит о стремлении
Горького подражать своему Герою даже
внешне.
В противоположность всей европейской
традиции Ницше не создал и не стремился
создать целостной философской системы,
возможно поэтому в мировой философии
до сих пор не сложилось сколько-нибудь
целостного и непротиворечивого ницшеанского
философского портрета. Чтобы понять философское
творчество Ницше, необходимо хронологически
проследить становление и развитие главных
его идей и проанализировать стиль и характер
его мышления.
Традиционно различают три этапа в творчестве
Ницше: ранний (1872-1876 г.г.), в котором господствует
тема А.Шопенгауэра и разрабатывается
эстетическая проблематика; второй (1877-1882
г.г.), в котором Ницше, интересуясь естествознанием
и позитивизмом, тяготеет к проблемам
познания и морали; третий (1883-1888 г.г.), который
можно условно назвать завершающим, где
разрабатывается тема "воли к власти"
и эволюции подлежит идея морали. Исходя
разработок по последней теме, ставшей
ранние идеи и мыслительные импульсы Ницше.
Хотя вряд ли можно
утверждать, что работы позднего Ницше
являются ключом к пониманию его философии
в целом. Ранние темы и идеи не успевают
реализоваться в трудах позднего этапа
творчества, а любые поздние работы Ницше
не вытекают из предыдущих.
В своих ранних работах Ницше, искренне
интересуясь античной филологией, стремиться
противопоставить однообразный, скучный
и серый современный ему мир античному
многозвучью и многоцветью; окружавшую
Ницше людскую массу - миру античных героев
с их подвигами; рассуждения и воспоминания
современников о величии - подлинному
величию поступков и дел эпохи Античности.
Ницше находит, что основание жизни можно
выявить посредством анализа различных
видов творчества. Так, дионисийский и
аполлоновский принцип творчества, соответствующие
музыкальному искусству и пластическому
(художественному), Ницше переводит в русло
оснований самой жизни. Появляется работа
"Рождение трагедии из духа музыки",
написанная двадцати шестилетним Ницше
на фронте, когда он добровольцем-санитаром
ушел на франко-прусскую войну.
Многие философы и исследователи видят
в противоречивости концепций Ницше только
преимущество. Лев Шестов отмечал, что
в философии Ницше "нет устойчивости,
нет равновесия. Она их и не ищет: она живет
противоречиями, как и мировоззрение Достоевского.
Ницше не пропускает случая посмеяться
над тем, что называется прочностью убеждения".
Об убедительности философии Ницше Шестов
писал: "Если бы он остался справедливым,
мы не поняли бы, о чем он говорит". По
мнению Льва Шестова, "философ, с раз
сложившейся теорией, перестает видеть
и чувствовать все то, что не вмещается
в устанавливаемые ею рамки. В этом отношении
Ницше свободнее других. Он заносил на
бумагу мысли и впечатления такими, какими
он их испытывал, не сводя их в систему.
И читателю, конечно, много полезнее самому
исполнить работу синтеза".
Ницше полагал, что люди не смогли осуществить
свое жизненное предназначение, т. к. они
приняли то, что он расценивал как совершенно
ложные философские посылки; поэтому-то
он и придавал такое большое значение
философской критике. В этом он чувствовал
настоятельную необходимость, что удивительно
для философов, которые, как правило, не
склонны полагать, что их откровения будут
оказывать прямое воздействие на поведение
людей, так как ему казалось, что только
через адекватное философское понимание
люди смогут избавиться от смирения перед
недостойным их положением, в которое
их заключили обычай и дурные привычки
мышления.
Проблема бытия в лейтмотиве
борьбы Диониса с Аполлоном
История античной Греции VI века до н.э.,
считает Ницше, свидетельствует о преобладании
"духа Диониса", выраженном в древнегреческой
трагедии. Трагедия уходит корнями к хорам
в честь Диониса, где каждый участник,
охваченный экстазом, создавал неповторимый
мелодийный колорит. Трагедию, которая по сей день рассматривается
как ведущий жанр высокого искусства,
античные драматурги понимали, и с ними
согласен Ницше, как "прообраз мира" с его вечной борьбой идей и страстей.
Красной нитью в трагедии реализуется схема
"гибель-воскресение". Скорбь по закону жанра перерастает в
радость, глубокая печаль - в возвышенный
восторг, ужас в благость, смерть и тема
невосполнимой утраты звучит вместе с
восславлением жизни и бессмертия.
Трагедия действительно философична и
являет собой форму выражения фундаментальной несовершенности и незавершенности
бытия. С одной стороны, гибель индивида
равнозначна крушению целого мира, с другой
стороны, смерть героя наряду с целой массой
подвигов ничего не меняют в этом мире:
с каждым новым поколением все возвращается
на круги своя.
Дионисийский феномен греков, раскрытый
Ницше,- это и есть настоящая жизнь и настоящий
подвиг. "Чары Диониса не только обновляют
союз человека с человеком, но и зовут
природу, отчужденную, враждебную или
порабощенную, на праздник примирения
с людьми ... Земля по доброй воле приносит
свои дары, а со скал и пустынь приходят
миролюбивые хищники. Беззлобно шагают
пантера и тигр, запряженные в колесницу
Диониса, утопающую в цветах и венках ...
Отныне раб обретает свободу ... Отныне,
внимая благой вести о мировой гармонии,
каждый чувствует, что он не только соединился,
примирился и слился со своим ближним,
но и просто-напросто составил с ним единое
целое ... звери получили дар речи, а земля
потекла млеком и медом, так и в человеке
звучит теперь нечто сверхъестественное:
он чувствует себя богом".
Итак, настоящая жизнь появляется тогда, когда
человек становится богом! Тема человека-бога, т.е. человека. Равнозначного
богу, будет с завидной периодичностью
выступать то в одном, то в другом произведении
Ницше на протяжении всего творчества.
В разные этапы жизни эта тема будет по-разному
интерпретироваться, но всегда будет пробивать
дорогу стремление осветить настоящую,
цельную, тотальную Жизнь, которой достоин
только человек, ставший богом.
В первый период творчества по-настоящему
полная жизнь ассоциируется у Ницше с
дионисийством. Озноб опьянения развязал
человеку творческие силы. Человек перестал
быть художником, и впервые становится
произведением искусства: сам Дионис ваяет из человека Человека.
Но в V-IV веках до н.э. "дух Диониса",
как считает Ницше, стал вытесняться культом
Аполлона, а великая трагедия с полнотой
жизни уступила со
временем место мещанской комедии. Вместо
священного экстаза душой человека завладел
холодный расчет; вместо героических поступков,
совершавшихся инстинктивно "по велению
сердца", общество получило трезвые
сократовские размышления без геройства
и без поступков. Время Аполлона - это время
конкретных культурных ценностей, которые
преобразуют мир по некоторым заданным
эпохой алгоритмам.
Действительность, в которой протекает
жизнь человека есть исступляющая борьба.
Эта действительность невероятно далека
от той, которую описывал Гегель,- как проявление
мировой идеи, реализующей себя во все
большую разумность и гармоничность. Ницше
соглашается с Шопенгауэром, что действительность
- неразумна, а жизнь современного ему
человека - бессмыслена. Человек, убегая
от неразумности и бессмыслености жизни,
от ее трагедийной полноты, всегда стремится
к иллюзии, к логической схематизации
жизни, к каким-либо формам ее упорядочения
и преобразования. Человек всегда стремится
упростить жизнь, чтобы как-то понять ее
и выкрутится в ней и выжить. Но порядок жизни - это искусственный порядок,
это порядок силлогизмов, который разрушает живую нить жизни,
уничтожает ее "инстинктивную мудрость",
делая жизнь ущербной.
Наука, опирающаяся на интеллект, выполняет
биологическую функцию в жизни человека, если не сказать, механическую:
она помогает удобнее жить, эффективнее
приспособиться, максимально использовать
современные достижения науки в частной
жизни. Другими словами, наука способствует выживанию. Это, своего
рода, рычаг, позволяющий увеличить мощь
и власть над окружающим миром, а Сократ
и Архимед - создатели рычагов.
Наука - действительно власть, "ибо тот,
кто про себя может сказать,: "я владею истиной", готов пожертвовать всем, чем владеет,
лишь бы сохранить это ощущение! Чего только
не выкинет он за борт, лишь бы остаться
"наверху" - это значит "над"
всеми, у кого нет этой истины!". Это
- гносеологический аспект разума и власти,
который увидел Сократ. Ницше обнаруживает
и этический аспект.
Вскрывая этический аспект разума и власти, а именно
анализируя греческую мораль, Ницше заключает,
что морализм греческих философов есть
недоразумение, обусловленное патологией
- "болезнью нравов". Болезнь нравов
заключается в том, что греки стремились
с помощью разума опровергнуть чувства.
Греческая мораль после Сократа требовала
всем грекам принять "мину гробокопателя",
"стать мумиями" и отвергнуть чувства
человека во имя разума. Ведь тело и чувства
есть не что иное, как "сплошные логические
ошибки"... и как у тела хватает "наглости
притворяться, будто оно действительно
существует". Здесь предмет критики
Ницше становится совсем прозрачным и
для философии конца ХХ века, несомненно,
идеи Ницше приобрели актуальный характер,-
достаточно просмотреть философские и
психологические журналы за последние
десять лет. Некоторые действительные
истины бывают недотрогами: их так легко
вспугнуть, что завладеть ими можно только
при внезапном нападении,- их нужно застать
врасплох. Это своего рода аргументация
Ницше собственной афористичности и последующей
из этого множественности интерпретаций.
"Моя стремительность (Ницше имеет ввиду
подход к настоящей истине) имеет еще одно
достоинство: занимаясь теми вопросами,
которые волнуют меня, я многое вынужден
говорить скороговорками, дабы мои слова
скорее дошли до слуха моих слушателей".
Идея возвращения
человека к жизни и критика христианства
О своей жизни третьего периода Ницше
писал так: это ужасное время "вдоволь
дало мне отведать, что значит быть в такой
степени одиноким, уединенным: что значит
одиночество страдающего, который лишен
всякого средства хотя бы сопротивляться,
хотя бы "защитить" себя".Можно
ли найти другое окружение, чтобы почувствовать
себя человеком?
Ницше теоретически описал общество, в
котором была полнота жизни, общество,
в котором господствовал "дух Диониса".
И такое общество имело место в человеческой
истории. Оно не было продуктом воображения
и голой теории. Но почему человек все
дальше уходит от настоящей жизни? От идеи
настоящего общества?
Ницше выявляет источник ложного движения
общества: это - разум и формы воплощения
разума, наука и мораль. Осталось найти
механизмы возвращения человека из мира
морально-оптической иллюзии в лоно естества. С
нахождением средств и пути движения к
истинному миру начинается вершина человечества.
В истории человечества, считает Ницше,
можно написать отдельно историю чувств,
или страстей, которая имеет три периода.
В первый период чувства играют роковую
роль, им приписывается вся глупость человеческого
рода, на них списывают все грехи и огрехи,
они камнем висят на человеке, увлекая
его вниз. Мораль тех времен гласила: "Страсти
следует искоренять". Со страстями боролись
страстно, с чувством. Но подрубать корни
страстей, значит, по Ницше, подрубать
корни самой Жизни.
Во второй период - расцвета христианства,
чувства и страсти соединяются брачными
узами с духом, чувства одухотворяются.
Чувства и страсти являются предметом
"обожания" разума, разуму просто
нечего больше делать, как воспитывать
чувства. Разум стал учителем чувств и
в ответе за чувства, получив от бога соответствующий
наказ: разрешить чувствам любить бога
и душевный покой, который придет в другой
жизни.
Третий период - эпоха Ренессанса, когда
Лютер напал на христианскую мораль, требуя
переоценки христианских ценностей, чтобы
возвести на трон более благородные ценности
- желания и глубокие потребности. Лютер
ввязался в войну с христианством "в
собственном гнезде", т.е. изнутри, и
никогда нападение на христианство не
было столь основательно, прямо и строго.
Словами и делами Лютера говорила сама
жизнь. Но, негодует Ницше, принцип "напрасно"
было всегда делом немцев: Лютер снова
восстановил церковь, а явление Ренессанса
осталось без смысла, т.е. напрасным делом.
Поскольку именно немцы виноваты в отсутствии
жизни, Ницше принимает вызов, сделанный
самой историей.
Христианство имеет несколько смертных
грехов. Во-первых, утверждением, что тело
является гробницей души, христианство,-
пишет в заключении "Антихриста"
Ницше,- показало себя как "высшее из
всех мыслимых
извращений... Христианская церковь ничего
не оставила не тронутым в своей порче,
она обесценила всякую ценность, из всякой
истины она сделала ложь, из всего честного
- душевную низость... она жила бедствиями,
она создавала бедствия, чтобы себя увековечить".
Во-вторых, единственной практикой церкви
стал паразитизм, практика, "высасывающая
всю кровь, всю любовь, всю надежду на жизнь
своим идеалом бледной немочи и "святости".
Церковь удаляла все, что шло вразрез с
ее пользой, - в этом состоит ее испорченность.
Настоящая истина не может приносить пользу, истина
не монета, не золотой.
Понятия "долг", "добродетель",
"ответственность",- должны быть глубоко
личной потребностью, а не безличным требованием.
Требование веры и любви - это "рецепт
идиотизма". Как можно заставить человека
работать, думать, верить, любить без соответствующего
внутреннего состояния духа? Человек это не "автомат долга".
В-третьих, равенство людей перед богом
- "эта фальшь", "этот предлог",
"взрывчатое вещество мысли", ставшее
принципом упадка,- таков христианский
динамит, приведший к революциям. Равенство
- противоприродно.
На такой ложной почве, где все естественное
объявлялось смертным грехом, христианство
придумало заговор против здоровья, красоты,
удачливости, смелости, против душевной
доброты, против самой жизни. "Инстинкту
слабости" искусственно придали видимость
силы. Поэтому при чтении Нового Завета,
при близости "такой массы нечистоплотности"
необходимо, призывает Ницше, надевать
перчатки.
Разбирая некоторые изречения евангелистов,
давая психологическую оценку им, Ницше
заканчивает "Антихриста" следующими
словами: "Я называю христианство единым
великим проклятием, единой великой внутренней
порчей, единым великим инстинктом мести,
для которого никакое средство не будет
достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно
мало,- я называю его единым бессмертным,
позорным пятном человечества".
Когда-то перед богом все были равны, но
теперь бог умер. С тех пор, как бог лежит в могиле, вы впервые
воскресли,- так говорил Заратустра. Главный
вопрос завтрашнего дня - не как сохраниться
человеку, а как превзойти человека. Это
становится возможным как только человек
устанавливает отношения с самим собой,
со своей волей, со своей властью к жизни.
Данный
идеал Ницше наиболее подробно раскрывает
в своей работе «Так говорил Заратустра»
(1883-1886). «По форме эта большая страстная
книга является рассказом о странствиях
Заратустры – персонажа, основанного
на образе иранского пророка шестого века
до нашей эры Зороастра (Заратустра –
латинизированная форма этого имени),
но сообразованного с поэтическим и философским
замыслом Ницше». Исследователи отмечают,
что данная книга «строится как своего
рода травестийное Евангелие: достаточно
вслушаться в стиль и обороты речи Заратустры,
его обращения к ученикам, разговор притчами
и образами, загадками и ответами, и пр.
То есть Заратустра выступил как новый
Христос, точнее, анти-Христос, подменяя
Его и выдвигая новые ценности».
«Образ
Заратустры, - свидетельствует сестра
философа, - предносился моему брату с
самой ранней юности; он писал мне однажды,
что еще ребенком видел великого перса
во сне». В своей книге Ницше «противопоставил
европейскому христианству восточные
религии, начиная с персидского Заратуштры
и кончая древнеиндийским Ману. Характерно,
что берется именно перс, ибо именно персы
наиболее близко соприкасались с первыми
европейцами – греками и именно они хотели
уничтожить только что возникшую европейскую
цивилизацию (греко-персидские войны).
Интересно, что воевавшие с греками персидские
цари Дарий и Ксеркс исповедовали, по словам
исследователей, учение Заратустры».
«Исторический
Заратустра (Зороастр) верил в то, что мир
является ареной всеохватывающего конфликта
между двумя космическими силами, одна
из которых добро, другая – зло. Наш долг
в этой борьбе, учил Заратустра, состоит
в том, чтобы становиться на сторону светлых
сил. Но поскольку Ницше находился «по
ту сторону добра и зла», то он не верил
в космологию Дзен-Авесты». Сам Ницше пишет
о реальном и творчески преобразованном
образе Заратустры следующим образом: «…то,
что дает этому персу совершенно исключительное
положение в истории, составляет с моими
идеями полную противоположность. Заратустра
первым увидел в борьбе добра и зла главный
рычаг, управляющий движением вещей, -
переработка моральных понятий в метафизические,
каковы сила, причина, цель в себе – вот
в чем состоит его значение. Но сам этот
вопрос, будучи поставлен, заключал бы
в себе, по существу дела, и свой ответ.
Заратустра создал это
роковое заблуждение – мораль, следовательно,
он же и должен быть первым, кто познал его.
Заратустра правдивее всякого другого
мыслителя. Его учение, и только оно одно,
объявляет правдивость высшей добродетелью
– в противоположность трусости
Ницшевский Заратустра говорит, что
«человечество, как таковое, не имеет единственной
цели или всеобщей морали: «Тысяча целей
существовала до сих пор, ибо существовала
тысяча народов. Недостает еще только
цепи для тысячи голов, недостает единой
цели. Еще у человечества нет цели». Заратустра
и хочет заполнить эту моральную лакуну
и возвещает объединяющую людей цель.
«Человек одновременно переход и гибель.
Мы превосходим себя, преодолевая нечто
в самих себе, и это то, что гибнет и оставляется
нами. Мы погибаем главным образом как человеческие
существа ради того, чтобы стать чем-то
более возвышенным. Человеческая жизнь
есть жертва (или должна ею быть) во имя
не чего-то транс- или экстрачеловеческого,
а во имя достижимого для нас, жертва, придающая
нам силы преодолеть (частично) самих себя.
В отличие от аскетического идеала этот
идеал не является деморализующим. Он
не подчеркивает нашу никчемность, а определяет
наши достоинства как находящиеся в процессе
изменения. Мы превосходим себя вчерашних,
но еще не доросли до себя будущих, и нам
предстоит найти более возвышенный образ
себя как живых существ. Сверхчеловек –
это не белокурая бестия. Белокурая бестия
остается позади, будем надеяться, навсегда.
Сверхчеловек – впереди».
Сложность восприятия данной проблемы
читателями Ницше и, в частности, вышеупомянутая
подмена понятий вызвана тем, что «его
книги не только сами по себе произведения
искусства, - они требуют искусства и от
читателя,
ибо читать Ницше – это своего рода
искусство, где совершенно недопустима
прямолинейность и грубость и где, напротив,
необходима максимальная гибкость ума,
чутье иронии, неторопливость. Тот, кто
воспринимает Ницше буквально, «взаправду»,
кто ему верит, тому лучше его не читать»,
- отмечал великий немецкий писатель Томас
Манн.
«Однако предмет разговора о сверхчеловеке
связан, конечно же, не только с тем, чтобы
перестать делать нечто, что мы делали
ранее, а с тем, чтобы двинуться в новом
направлении. Но куда? К какому конечному
пункту? Вероятно, Ницше заслуживает упрека
в том, что оставил данный вопрос до такой
степени открытым. Его сестра уверяла
Гитлера, что он и есть тот, кого имел в виду
брат, когда говорил о сверхчеловеке. Читатели
старшего поколения верили, что Ницше
подразумевал некий конкретный образ,
взятый, по крайней мере, из прошлого. Но
в действительности нет смысла вглядываться
в прошлое в поисках примеров, поскольку
в нашей истории еще никогда не было ни
одного сверхчеловека.
На начальной
ступени человеческий дух символизирует
верблюд, навьюченный грузом из многочисленных
выхолощенных заповедей, утративших смысл
традиций и мертвых авторитетов.
На второй
стадии – превращения верблюда во льва
– человек освобождается от пут, связывающих
его на пути к сверхчеловеку, и завоевывает
себе свободу для создания «новых ценностей».
В человеке пробуждается недовольство
собой, стремление стать господином своих
добродетелей. Заратустра называет это
состояние «часом великого презрения»: «В
чем то высокое, что можете вы пережить?
Это – час великого презрения. Час, когда
ваше счастье становится для вас отвратительным,
так же как и ваш разум и ваша добродетель».
Великое презрение, отказ от тех учений,
которые мешают свободному развитию личности,
проповедуя «равенство людей», и отрешение
от пессимизма, представляют собой последние
шаги на пути восхождения к сверхчеловеку.
Пессимизм Ницше трактует широко, имея
в виду как метафизическую доктрину (утверждающую,
что небытие лучше бытия), так и этическое
учение (рассматривающее тело как начало
злое и греховное по своей природе): «Я
не следую вашим путем, вы, презирающие
тело! Для меня вы не мост, ведущий к сверхчеловеку!».
Заключительная
метаморфоза – превращение льва в ребенка
– представляет собой положительный этап
появления сверхчеловеческого типа.
Младенчество символизирует утверждение
жизни: «Дитя есть невинность и забвение,
новое начинание, игра, самокатящееся
колесо, начальное движение, святое слово
утверждения». Вступающий на путь человека
принимает жизнь, благословляя ее, и в
этом смысле является искупителем земной
действительности: «»И вот мое благословение,
– говорит Заратустра,- над каждой вещью
быть ее собственным небом, ее круглым
куполом, ее лазурным колоколом и вечным
спокойствием – и блажен, кто так благословляет!
Ибо все вещи крещены у родника вечности
по ту сторону добра и зла…» Принятие
и оправдание жизни – отправной пункт «пути
созидающего».
Не имеет значения, что мы исчезаем и возвращаемся
и снова исчезаем. Важно то, мы делаем это
вечно, важен смысл, вкладываемый нами
в нашу жизнь, важна радость от преодоления,
каков бы ни был наш удел. И все это делается
именно ради дела, а не ради каких-то выгод
– они всегда будут одними и теми же. То,
что мы делаем, имеет исключительно внутреннее,
личное значение, либо не имеет никакого
значения вообще. Именно мы даем существованию
смысл и значение. Мы должны принять на
себя этот труд, чтобы наша жизнь имела
смысл (хотя мы и не в силах изменить ее
в соответствии с нашими пожеланиями):
мы должны отстаивать себя, исполняя свое
предназначение. Утверждается как императив:
поступай так (или будь таким), как ты желал
бы поступать, в точности таким же образом
(или быть в точности тем же самым) бесконечное
число раз во веки веков. Если люди будут
неуклонно следовать этому правилу, они
избавятся от чувства рессантимента. В
экзистенциалистских терминах это – довод
в пользу аутентичности. Он исключает
саму возможность другой жизни, в раю или
в аду, признавая лишь вечное возвращение
к тому, чем мы являемся в этой жизни. Вместо
того, чтобы мечтать о другом мире, лучше
осознать, какой освободительной силой
обладает предложенный взгляд на мир".
Коротко говоря, «замкнутость круга невозможно
преодолеть, но модно найти смысл в этом
безутешном бесконечном хаосе». По мнению
Ю. В. Синеокой, «этика Ницше – это этика
индивидуального спасения сильных личностей,
способных к самосовершенствованию. Эти
же правила работают и в мире творчества,
где человеку легче справиться с вечностью,
где он волен создавать бесконечное число
раз себя самого и новые ценности».