Духовная культура и искусство

  Обозначенная  выше общая глобальная тенденция  к синтезу знаний и интеграции осуществляется в интересах регулируемой планетарно-космической эволюции, целенаправленного  управления глобальными процессами духовного и материального обновления человечества.  

  1.2 Приоритеты духовной культуры 

  Материальная, духовная, художественная культура.

  Приоритетным  в демократически ориентированной  культуре является вершинный идеал  гуманизма. В случае резкого отклонения от него даже технически оснащенная культура и экономически мощная цивилизация  не могут считаться вполне полноценными и высокими. Идеал гуманизма священен. Признание неотъемлемых прав человека на жизнь, труд, свободу, творчество и  собственность объединяет многие идеологии  и религии мира. Последние обнаруживают тенденцию к формированию общечеловеческой мета религии при конституировании совместных (промежуточных, диалоговых) религиозных и нравственных ценностей. Сами по себе духовные (религиозные) и нравственные ценности в гуманистической культуре превращаются в ведущие, а художественные и интеллектуальные – в ведомые ориентиры культурно-цивилизационного прогресса.

  «...Общая  оценка культуры как высокой или  низкой, – писал нидерландский  мыслитель Й. Хейзинга в работе «В тени завтрашнего дня», – определяется, по-видимому, в глубине своей не интеллектуальным и не эстетическим мерилом, а этическим и духовным. Культура может называться высокой, если даже она не создала техники или скульптуры, но ее так не назовут, если ей не хватает милосердия». Ядром гуманистической культуры, согласно А. Швейцеру («Культура и этика»), является духовно-практическая этика, проникнутая общечеловеческой ментальностью и представленная общими моральными устоями народов мира.

  Раннее  христианство выдвинуло постулат равенства  всех людей перед Богом, которым  впоследствии обосновывалось признание  за всеми носителями человеческого  разума возможности владеть основными  социальными и культурными ценностями. Еще до появления христианства древнегреческий  полис формировал устои рационального  равенства-неравенства свободных  граждан. «Правильно понимая идею равенства  как равенства потенциального, т.е. общедоступности благ в зависимости  от неотъемлемо различных способностей человека, античная демократия освятила своей религией стремление к соревнованию, это побуждение к напряжению и  развитию индивидуальных сил на пользу совокупности», – отмечал Ф. Ф. Зелинский. По существу, древние греки подарили человечеству великую демократическую идею культурного и цивилизационного строительства общества, утверждающую направленный на общее благо порыв к атональности (соревнованию) для испытания неисчерпаемых творческих способностей, которые, по их мнению, приближают людей к богам. Эта идея и этот порыв стали атрибутами социального гуманизма, постоянными спутниками, движущими силами прогресса.

  Именно  в русле реализации показанной идеи в эпохи Нового и Новейшего  времени сложился альтернативный социально-гуманный капитализм, а также прообразы  гуманитарного рынка и функциональной созидательной экономики (в понимании  Р. Г. Тони), направленные на достижение общего блага для всех слоев общества. Рациональное равенство-неравенство  – это активизирующая всякую конструктивную деятельность синтагма, в терминологии русского историка В. Ф. Поршнева («О начале человеческой истории»), скрещивание  элементов «одной и той же модальности» или приведение взаимно преобразованных  противоположностей в единство, динамичное равновесие. По принципу отрицательной  симметрии в роли «антипода» указанного феномена выступает иррациональное равенство-неравенство, которое порождает  либо уравнительный социализм, либо стяжательский тип общества, который  сложился уже в условиях авантюрного (дикого) эксплуататорского капитализма  и разросся на почве олигархического  капитализма и монопольного рынка.

  В так называемом обществе массового  потребления, характеризующемся ростом иррационального социального неравенства, наблюдается явный отход от идеалов  подлинного гуманизма и девальвация  духовных ценностей. В шаблонизированном  типе западной гиперкультуры и в  сферах ее мощного влияния произошло  нарушение баланса между материальными  и духовными ценностями на фоне господства предельно утилитарной этики. При этом не происходит одухотворение материальных начал жизни, как того требует гуманистическая культура. Напротив, духовные ценности получают негативно модифицированную вещно-денежную форму выражения. На них воздействуют выдвинувшиеся на первый план гипертрофированные анти идеалы техногенно-потребительской цивилизации, связанные с культом материального благоденствия и изобилия (за счет обездоленных), могущества и экспансии.

  Однако  многополярный мир сокращает, как  шагреневую кожу, почву для вестерн-глобализации, геополитического, геоэкономического, геокультурного гегемонизма и все  более предпочитает следовать перспективным  ориентирам культурного и цивилизованного  плюрализма.

  Гармонические взаимоотношения между материальной и духовной культурами являются идеалом  общественного прогресса и важным фактором намечающейся гуманизации  цивилизаций в условиях поли центристской и альтернативной глобализации.

  В обществах с разными и противоположными ментальными ориентациями динамическое равновесие (гомеостаз) материальной и  духовной культур понимается неоднозначно. Хотя, в общем и целом многие культуры делают акцент на духовных ценностях, чтобы уравновесить их с материальными, потребительскими благами, часто артикулируемыми цивилизациями. «В первую очередь культура требует известного равновесия духовных и материальных ценностей, – подчеркивал Й. Хейзинга в ранее цитированной работе. – Это равновесие создает предпосылки для развития такого состояния общества, которое оценивается всеми как нечто большее и высшее, чем простое удовлетворение голой нужды или откровенного властолюбия». И далее: «Культура как направленная позиция общества дана тогда, когда подчинение природы... поддерживает такое состояние общества, которое... отличается гармоническим равновесием духовных и материальных ценностей и характеризуется определенным идеалом, гомогенным в своей сущности, на который ориентированы различные формы деятельности общества». Каждое конкретное общество руководствуется целой комбинацией идеалов цивилизации: могущества, изобилия, правопорядка, социальной справедливости, – и идеалов культуры: добра, красоты, творчества, возвращения к истокам, гуманизма. Из вышеперечисленных идеалов в конкретных обществах одни из них становятся доминантными, ведущими, остальные – подчиненными, ведомыми. Иерархия и комбинация идеалов конкретного общества детерминируются «сплавом» черт внутреннего характера титульной нации, межнациональных менталитетов. Конкретный (относительный) оптимум подвижного динамического равновесия между материальной и духовной культурами достигается только в том случае, если в глазах определенного сообщества вторая дает ценностным преимуществом по отношению к первой.

  Этот  принцип преобладания духовной культуры над материальной не выдерживается  в американском обществе. Здесь «идолы»  цивилизации в целом преобладают  над идеалами культуры.

  Иначе обстоит дело в исторически прочном  союзе белорусского этноса и национальных меньшинств (частью гибридизированных), в отношениях между которыми преобладают  стремления к социальному и политическому  консенсусу, реальному гуманизму  и гармоническому сочетанию духовных и материальных ценностей, творчеству гибридных культурных форм.

  Белорусское общество исконно формировало свои духовные основы на принципе приоритета идеалов культуры над идеалами цивилизации, отдавая предпочтение идеалам гуманизма, творчества и возвращения к истокам. Эти идеалы, вступая в симбиоз, в течение всей нашей истории  культуры основополагали проективную (идеально-нормативную) систему отечественной  культуры и стиль творческого  традиционализма. Последний нашел  свое яркое выражение, законченное  уже в эпохи Возрождения и  Просвещения, в религиозно-гуманистических  исканиях Ф. Скорины, в духовном творчестве поэта-патриота Я. Пашкевича, многогранного  филолога Зизания, других проводников  идей национального патриотизма.

  Необходимым основанием локального и глобального  процессов культурно-цивилизационного обновления является приоритет культуры над цивилизацией, духовной культуры над материальной, а достаточным  основанием – выдвижение преображенных  нравственных, религиозных ценностей  на роль проводников интеллектуальных, художественных ценностей и превращение  ведущих ценностей в главные  мерила высоты общественно-культурного гуманизма.

  В духовной атмосфере Беларуси со времен Климента Смолятича, гораздо раньше, чем в Западной Европе, утвердилось  представление о том, что принципиально  важные судьбоносные проблемы решаются совместно религией, философией, наукой, опирающимися на обобщаемый исторический опыт сложного общежития разных стран  и народов. Единое духовное знание социальных истин вырабатывали Франциск Скорина, Симон Будный, Симеон Полоцкий, украинец Георгий Сковорода. Они – в рамках своего времени – сделали существенный вклад в развитие и популяризацию духовно интегрального, нравственно возвышенного познания мира, побуждаемого Сердцем и руководимого Разумом. Условно говоря, они создали первые образцы идеологии интеллигентности (выражение А. Ф. Лосева). 

  1.3 Концепты культуры 

  Духовные  структуры общества интегрируют  опыты внутренней жизни личностей, достигая живого единства идеалов Веры, Добра, Истины, Красоты в центре их диагонального пересечения –  Высоком Целеполагании. Эти духовные структуры выкристаллизовываются  концептами культуры, понятиями-образами, смысло-образами, раскрывающими «конверт духовности» и задающими спектры  ведущих ценностно-нормативных ориентаций и жизненных тем. По представлению  французского лингвиста и культуролога Э. Бенвениста, гуманистические концепты культуры, или категории-образы культуры, связывают между собой явления  материальной и духовной культур  некими интегральными символическими смыслами и как бы парят над этими образованиями. Иначе говоря, данные смыслы циркулируют в обычных явлениях материальной и духовной культур, одухотворяют, возвышают их до над прагматических (и сверх прагматических) целей и существуют лишь постольку, поскольку воспроизводятся в ритуально значимых контекстах отдельными индивидами и людскими формированиями, для которых они значат больше, чем привычная повседневность. Есть и негативные концепты культуры, тиражируемые, например, «лукавой» рекламой, которая делает выбор «за нас».

  Нельзя  исключать, что в будущем, в русле  обновленного экуменического движения, возникнут транс коммуникационные концепты приземленной метарелигии, которая не отменит традиционные религии и их национальные формы, а поможет им задействовать общие духовно-нравственные векторы общественного развития, основывающиеся на общечеловеческих началах реального гуманизма, философски подчеркнутых И. Кантом.

  Сосредоточим  внимание на религиозном концепте человеколюбия, ключевом в христианстве. Нельзя любить Бога, не сострадая и не помогая  нуждающимся и бедствующим, замечал  Н. В. Гоголь в «Избранных местах из переписки с друзьями». И. Г. Гердер писал: «Религия – это упражнение сердца и самое чистое направление  способностей и сил человека... наиглубочайшая удовлетворенность, наидеятельнейшая доброта и человеколюбие». Примыкая к высокому искусству, религиозный  гуманизм выполняет незаменимую  функцию в духовном подъеме, душевном очищении и преображении личности. Религия есть лекарство душевное, оно необходимо всем, считал Скорина. Именно максимально приближенная к  высоким целям человеческой жизни  приземленная религия предупреждает  потенциальное и реальное зло, изживает зоологические инстинкты и брутальные эмоции вместе с реликтами хищного  эгоцентризма, замещая их гуманистическими духовно-нравственными установками. Скорина писал: «Пожиточьны же суть сие книгы чести всякому человеку: мудрому и безумному, богатому и  вбогому, младому и старому, наболей  тым, они же хотят имети добрые обычае и познати мудрость и науку, долгота бо дней и лета живота, и  мир приложатся им, милосердие и  правда не оставят их, естли же пилне  послушають и соблюдуть притчи, положеные  въ книгах сих». Какое бы положение  люди не занимали в обществе и какими бы индивидуальными ценностями, предпочтениями и вкусами не руководствовались, они должны объединяться вокруг совместных религиозно значимых (священных) ценностей  общежития и духовного взаимопонимания. Религия придает первичному органичному  объединению мы (соборность) священный  характер (Франк).

  Человек, совершив грех, чаще страдает от нанесенного  им зла не столько потому, что  боится возмездия извне и огласки (как предполагал Сенека в «Нравственных  письмах Луцилию»), сколько из-за невозможности удовлетворить предсознательное стремление искупить собственную вину прямым или хотя бы косвенным благом. Потребность в совершении компенсирующего  доброго поступка заключена внутри личности иногда даже самого отъявленного грешника. Эта потребность само ощущается  в рвущемся в сознание и просветляемом  им неодолимом желании достичь душевной реабилитации (оправдаться перед  своей совестью), которая у людей  интеллектуальных, с обостренным  чувством вины становится предметом  религиозных переживаний и экзистенциальной рефлексии.

  Сказано в Евангелии от Матфея: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки».

  Можно ли возлюбить «ближнего», плохо относясь к «дальнему»?

  Поступай  так по отношению к другим, как  ты бы хотел, чтобы поступали по отношению  к тебе, резюмировал И. Кант в «Критике практического разума», переводя библейский завет в плоскость рационалистической нравственной философии, морали долга: «Действуй по такому принципу, о  котором ты мог бы желать, чтобы  он сделался всеобщим законом». Воля к  долгу, мотивированная этим законом, заставляет человеческую личность как разумное существо подавлять зоологический  индивидуализм, эгоцентризм и рассматривать личность другого человека в качестве абсолютной самоцели. Личность другого, по Канту, должна быть целью в самой себе и не должна быть средством.

  Г. Челпанов продолжает мысль Канта: «Все люди имеют разум, все обладают способностью давать себе нравственные законы, и  потому все они обладают одинаковым человеческим достоинством... Это особенное  свойство нравственного закона влечет за собою... признание свободы». Свобода  одного индивида ограничена свободой другого индивида. И та, и другая уравниваются тем, что все разумные существа являются равноценными носителями незыблемого нравственного закона.

  Кантовские  идеальные требования категорического  императива далеко не всегда совпадают  с реалиями жизни. Более того, достижение духовной свободы не гарантирует  обретение свободы материальной. Заостряя проблему их расхождения, следует  признать, что нельзя быть вполне материально  свободным, не обладая собственностью. С этим тезисом, видимо, согласился бы и сам Скорина, не чуждавшийся  торгово-предпринимательской деятельности.