Вклад Б.В. Зейгарник в развитие клинической психологии

на то, чтобы отстоять (часто в дискуссиях с коллегами-психиатрами) предметную автономию данной области науки и практики.

     Психологию  она понимала как науку гуманитарную, опирающуюся на систему наук о человеке и обществе. Попытки биологизации и математизации психологии принимались ею с резкой критикой, рассматривались как грубый редукционизм, как игнорирование собственно психологического предмета исследования.

     Патопсихология  для Б.В. Зейгарник – раздел психологии, а не медицины и не психиатрии. В соответствии с таким пониманием предмета патопсихологии, она выделила и описала особый класс психологической феноменологии, качественно отличающейся от психиатрической. Это - психологические феномены нарушений познавательной деятельности при психических заболеваниях (патология мышления, памяти, восприятия и т.д.), нарушений личности и эмоционально-волевой сферы  больных.

     Ею  создана новая систематика данных феноменов, основанная на психологических критериях. Исследован также ряд важнейших психологических закономерностей, лежащих в основе нарушений психики: изменения, искажения мотивационного звена психической деятельности, различные нарушения в системе опосредствования и личностной саморегуляции. Всё это позволило подойти к выделению особого класса синдромов – патопсихологических, что, в свою очередь, открыло новые перспективы для исследования и практической психодиагностики в клинике психических заболеваний.  

     Внутренний  мир Зейгарник

     Проблема  соотношения интеллекта и аффекта, одна из центральных для психологии и до настоящего времени, была наиболее важной для Б.В. Зейгарник, и она возвращалась к ней постоянно и в научных публикациях, и в устных выступлениях, и в беседах с учениками. При этом она сама являет собою человека, гармонически сочетающего рациональность с высокой сензитивностью, эмоциональной чуткостью и такой нюансировкой эмоциональных проявлений. Здравый смысл, умение «смотреть в корень» проблемы, видеть суть за фасадом явлений гармонично сочеталось с романтизмом науки и жизни, духовной высотой помыслов и целей. Блюма Вульфовна обладала ясным и глубоким умом. Её научные тексты прозрачны и просты. Простота изложения сложных научных положений была важнейшим принципом её научного творчества. Она любила простой язык, критически относилась к его «засорению» англицизмами, жаргонными выражениями и т.д.

     Блюма Вульфовна была человеком долго  длящегося развития. Вспоминается в этой связи слова И.А. Буница, сказанное им о Чехове: «Всю жизнь росла душа его». Эти слова в полной мере можно отнести и к Б.В. Зейгарник. Развитие продолжалось до последних дней её жизни. Так, например, за день до смерти, в больнице по её инициативе активно обсуждались новые проблемы патопсихологии, иную структуру её лекционного курса и перспективу совместной работы. И это было естественно, ненатужно, интересно и талантливо.

     Как человек гармоничного склада, она  всегда с настороженностью и недоверием относилась ко всякому «созданию» в развитии человека, излому, искажению. В своей обыденной жизни, профессиональном сотрудничестве она старалась избегать людей с личностными изъянами, дисгармонией, эмоциональной «несобранностью», т.е. с тем, что психологи называют комплексом неполноценностью.

     Масштабные  жизненные цели могут быть воплощены  в жизнь только человеком с сильным, стойким характером. Таким характером и обладала Блюма Вульфовна – маленькая женщина с заразительным смехом, молодым (до последних дней жизни) голосом и неповторимыми по выразительности интонациями. Вспоминается в этой связи её рукопожатие: своей маленькой рукой она «забирала» руку партнёра – не жестоко, но властно, твёрдо. Это ощущение осталось в памяти у многих. Не любила, когда партнёр не реагировал на её рукопожатие, т.е. держал ладонь «рыбкой» (выражение Б.В.). И это многое открывало для неё в людях.

     Наблюдательному партнёру в её рукопожатии могло  немало сказать о характере самой Блюма Вульфовны. Жизненные трудности, казалось, закалили её, она не утратила оптимизма, веры в людей и сохранила страстную жажду познания, прежде всего человека. Теперь, оглядываясь в прошлое, поражавшая цельности её натуры, верности жизненным принципам. Рано проявившийся интерес к человеку, ум, наблюдательность, интуитивность в сочетании с высоким профессионализмом психолога-клинициста делали Б.В. Зейгарник человеком проницательным, понимающем саму суть другого человека, даже при первом взгляде на него.

     Зная  эту её способность, часто просили её просто посмотреть на какого-то человека или побеседовать с ним и сказать своё мнение о нём. Её оценки всегда были лаконичны и в дальнейшем, как правило, подтверждались. Сама же она, будучи человеком доброжелательным, иногда изменяла свои первоначальные оценки (например, в сторону их «смягчения»); в ряде же случаев замечала при этом: «а всё таки первый взгляд самый точный».

     Вслед за врачами прошлого, для которых  при оценке человека было важно всё: походка, речь, взгляд, рукопожатие и т.д., Б.В. Зейгарник также считала важными все эти внешние проявления, умела их увидеть, оценить и создать психологический портрет человека. Этому она учила и студентов-психологов, молодых специалистов, своих сотрудников.

     Обращенность  к людям, желание понять человека – одна из главных черт Блюмы  Вульфовны как личности. Это качество, скорее всего, и лежало в основе её долгой психологической молодости. «Я люблю работать со студентами, с молодыми», - часто говорила она уже в последние годы жизни. Она внимательно и заинтересовано изучала их, ей было интересно с молодёжью. Студенты отвечали ей искренней любовью. В один из последних юбилеев, поздравляя Блюму Вульфовну, они посвятили ей шутливые, наивные стихи, начинавшиеся словами: «Б.В. Зейгарник – Вы наш цветок, мы Вас любим горячо».

     Интерес ко внутреннему миру человека (и здорового, и больного), видимо, и побудил её в молодости – «эксперимента ради» - принять однократно наркотик. Она, рассказывая об этом, замечала, что было интересно испытать на себе, пережить то, что чувствуют люди в случае психической болезни: галлюцинации, изменённое восприятие себя и мира вокруг. Всё то, что она испытала при этом, Б.В. Зейгарник записывала, сопроводив описание, видимо, интересными комментариями и интерпретацией. Однако эти записи были изъяты у неё при аресте мужа вместе с другими материалами и пропали в КГБ.

     Лёгкость  вступления в контакт с любым  человеком – ребёнком или взрослым, больным или здоровым – одна из характерных особенностей Блюмы Вульфовны. Она располагала к себе людей. И это не было только высоким профессионализмом клинициста. Магия человеческого обаяния притягивала к ней людей. Она всегда готова была прийти на помощь, и люди часто эксплуатировали это её качество.

     При такой обращённости к людям, казалось бы, и сам человек «открыт» людям. Нет, она была человеком «закрытым», о её внутреннем мире знали лишь немногие люди (может быть только С.Я. Рубенштейн). Говорить о себе не любила. На прямые вопросы отвечала шуткой: «Это я Вам оттуда напишу» (имелось ввиду – после смерти). Ценила в людях качество, называвшееся ею «опосредствованность». Часто, оценивая человека, замечала: «Это человек опосредствованный». При этом имелось ввиду умение человека критически оценить себя, своё поведение, поступки, способность самостоятельно справиться с внутренними проблемами.

     В этой связи она очень скептически относилась к возможности широкого использования психотерапии. По мнению Б.В. Зейгарник, развитая, гармонично организованная личность должна уметь самостоятельно «отрегулировать» свой внутренний мир. В психотерапии нуждаются, как она считала, люди незрелые, с несформированной системой психологической саморегуляции. «Мы же с Вами. – говорила она одному из своих собеседников, - не пойдём в психотерапевтическую группу». Заметим в этой связи, что интерес Б.В. Зейгарник к проблеме саморегуляции, так ярко проявившийся в особенности в последние годы жизни (напомним, что её последняя посмертная публикация посвящена именно этой теме), также не был случайным, как и весь её творческий путь.

     Сама  Блюма Вульфовна в полной мере владела искусством саморегуляции. Человек требовательный к себе, мыслящий критически, она часто сомневалась в себе. Беспокойно, тревожно, всегда ожидала какого либо решения ответственного лица, публичного выступления и т.д. Однако умела «взять себя в руки».

     Б.В. Зейгарник не были свойственны самодовольство, самомнение, амбициозность. При всей мягкости и доброжелательности в общении в ряде случаев отвечала твёрдо, категорично. Не любила ханженства, мелочности, необязательности в людях. Её раздражали глупость, ограниченность, нечуткость. Говорила, например: «Как Вы можете общаться с Х.? С нею хорошо только чай пить».

     Любила  ум, чувство юмора в людях, с нежностью относилась к ним, когда эти качества сопровождались моральной чистотой и человеческой надёжностью. Сама она была человеком с тонко развитым чувством юмора. Умела посмотреть на себя со стороны и увидеть смешное, прежде всего, в своём поведении. В этих отношениях с близкими ей людьми использовала только систему им понятных знаков, что упрощало взаимодействие, наполняло общение иронией, шутливым смыслом. Часто при этом брались ключевые слова или фразы из полюбившейся ей анекдотов или художественной литературы. Например, обсуждая вопрос о необходимости убеждения какого либо административного лица, говорила: «Осталось только уговорить графа». Или, характеризуя человека: «Это не Выготский.  Летает, но не очень низко».

     Блюма Вульфовна всегда внимательно вслушивалась в оценки и мнения своих сотрудников, учеников. Они были интересны ей, так как открывали ей самих говорящих. «Что это за человек?» - этот вопрос можно было иногда прочитать в выражении её глаз, лица, позе. Знала возможности и потенциал каждого. Радовалась успехам своих учеников. 

     Практическая  деятельность Б.В. Зейгарник

     Блюма Вульфовна была необычайно изобретательна в работе с больными. Каждый, кому приходилось работать с психически больными, хорошо знает, как трудно иногда привлечь внимание больного, заставить его выполнять самое простое задание. Она делала это с большим мастерством: могла «разговорить» депрессивного больного, стимулировать активность у заторможенного пациента. Организовать целенаправленную деятельность больного, находящегося в маниакальном состоянии или одержимого бредом.

     Мягкость, доброжелательность, готовность помочь человеку располагали к ней больных, вызывали их ответное доверие. Блюма Вульфовна умела слушать, одной фразой направить больного в нужное ей, как исследователю, русло. Хорошо владела приёмами невербального общения.

     Блюма Вульфовна прекрасно знала психиатрию и поэтому могла профессионально точно общаться с психиатрами на их языке. Они знали об этом и высоко ценили не только как психолога, но и как клинициста. Часто замечали своим ученикам, что, работая в пограничной области знания (а именно такой является патопсихология), нельзя не знать достижений этой смежной области. Требовала от своих учеников и сотрудников знания психиатрии и других клинических дисциплин. Выступала против использования категорий психопатологии для характеристики здоровых людей, в особенности творческих личностей. Замечала: «Вот говорят о человеке – шизоид, элилептолог… Что нового открывает это о нём?» Использование психиатрических «ярлыков» (как называла это Б.В.) создаёт у психологов иллюзию нового знания. 
 

     Загадка феномена личности Б.В. Зейгарник

     Блюма Вульфовна была широко образованным человеком. Круг её гуманитарных интересов был разнообразен, её познавательная активность оставалась высокой даже в последние годы жизни. Она в совершенстве владела немецким языком, знала немного английский и французский (читала), понимала по-польски. Вся новейшая психологическая литература становилась предметом её пристрастного обучения. Не случайно уже в последнее десятилетие жизни ею был создан новый лекционный курс «Теории личности в зарубежной психологии», привлекавший большое количество слушателей. Вопрос о преемственности научного знания (как и преемственности культуры в целом) был для неё важнейшим. Только непрерывность научных (и шире –культурных) традиций, как утверждала Б.В. Зейгарник, может обеспечить глубину и высокое качество познания.

     Круг  постоянного чтения Блюмы Вульфовны  был обширен. Литература по философии, искусству, мемуаристика, классическая и современная художественная литература неизменно находились на её рабочем столе. Перечитывая классику, она искала ответы на волновавшие её вопросы, возвращалась к ним даже на своих лекциях для студентов. И это придавало её лекциям большую глубину, включало конкретный материал лекции в широкий контекст гуманитарного знания.

     Особое  пристрастие Б.В. Зейгарник обнаруживала в последние годы к современной художественной литературе. Любила прозу «деревенщиков» (В. Распутина, прежде всего), повести Тендрякова, В. Быкова. Характеры изображённых в этих произведениях современников, их проблемы, переживания, жизненные коллизии наводили её на новые интересные размышления, позволяли осмыслить новый жизненный опыт.  

Основные  научные труды

• К проблеме понимания переносного смысла слов или предложения при патологических изменениях мышления// Новое в учении об апраксии, агнозии и афазии. (1934);
• Нарушения мышления при психических заболеваниях (1957);
• Патология мышления. (1962);
• Введение в патопсихологию (1969);
• Личность и патология деятельности (1971);
• Основы патопсихологии. (1973);
• Патопсихология. (1986);
• Очерки по психологии аномального развития личности. (1980, в соавт.);
• Теория личности К. Левина. (1981);
• Теории личности в зарубежной психологии. (1982).