Д'Аламбер был просто поражен
такими результатами своего мирного
труда. Все это лишало его
бодрого спокойствия, необходимого
для напряженной научной деятельности;
он отказался от своего дальнейшего
участия в "Энциклопедии", и
Дидро, которому принадлежит первая мысль
об издании ее во Франции, продолжал свой
труд один, с удвоенной энергией. Отдавая
должное Дидро, нельзя обвинять Д'Аламбера
за то, что он бросил "Энциклопедию";
занимаясь астрономией и механикой, он
имел большую склонность к математическим
исследованиям. Это, однако, не помешало
ему с большим увлечением написать "Введение
к Энциклопедии". Огромный труд не пугал
его, а только придавал энергии и вдохновлял.
В этом "Введении" он говорит о великих
задачах человечества, о трудах гениальных
людей, и слог его, возвышенный и благородный,
вполне соответствует содержанию. Мы приведем
отрывок из его описания эпохи Возрождения.
"Великие творения древних, принадлежащие
ко всевозможным областям человеческих
знаний, двенадцать веков были преданы
забвению... Между тем в эти времена гении
встречались не реже, чем в другие. Природа
всегда неизменна; но что могли сделать
великие люди, рассеянные по земле, погруженные
в различные занятия и лишенные необходимой
общей культуры ума? Зародышами почти
всех открытий являются плодотворные
идеи, приобретаемые чтением и общением
с людьми. Это тот же воздух, которым нечувствительно
дышишь и живешь".
Сверх этого "Введения" Д'Аламберу
принадлежит в "Энциклопедии"
все, что относится к математике,
и некоторые мелкие статьи, например
описание Женевы и ее правления.
Деятельность
Д'Аламбера во Французской
Академии и в Академии
наук
Д'Аламбер
не легко попал во Французскую
Академию. В 1754 году открылись четыре
вакансии; их последовательно заняли
граф Клермон, Бугенвиль, Буасси и, наконец,
Д'Аламбер. Нельзя сказать, чтобы избрание
Д'Аламбера в члены Академии (в 1754
году) было вполне единодушным. В то
время два тома "Энциклопедии"
были запрещены и авторы этого
сочинения были причислены к партии
оппозиции; поэтому и Д'Аламбер
получил при своем избрании порядочное
количество черняков.
В
Академии был обычай, чтобы новый
член говорил похвальную речь тому
сошедшему со сцены, место которого
он занимал; предшественником Д'Аламбера
был малоизвестный епископ; Д'Аламбер
своею блестящей похвальной речью
спас его от забвения. Вообще красноречие
Д'Аламбера оказалось очень кстати
во Французской Академии. Новый член
почти всегда открывал заседания, излагая
какие-нибудь свои мысли, которые вели
к оживленным прениям; большею частью
он касался вопросов нравственности,
поэзии или истории. Трудно было бы перечислить
все похвальные речи, произнесенные Д'Аламбером;
философ говорил их часто, и они ему не
стоили ни малейшего труда; он не предназначал
их для потомства; по ним нельзя также
судить о достоинствах его слога. Они писались
в часы досуга и служили отдохновением
от более серьезных работ. Читал Д'Аламбер
превосходно, все слушали его с восторгом;
когда он говорил, то зала всегда была
полна, он чувствовал свое влияние, и это
доставляло ему много удовольствия. Влияние
Д'Аламбера в Академии, основанное на личных
его достоинствах, разумеется, возрастало.
Первое
сообщение Д'Аламбера в Академии
наук относится к 19 июля 1739 года; оно
удостоилось похвалы и благосклонности
математика Клеро; автору сообщения
был тогда двадцать один год.
Через
год, в 1740 году, Д'Аламбер представил
той же Академии свое исследование
в области механики жидкостей. Оно
отличалось большою оригинальностью
и смелостью. Клеро похвалил знания
и талант Д'Аламбера, но не согласился
с верностью его решения. Вскоре
же Д'Аламбер написал еще три
мемуара и со смелостью, которая
дается сознанием своих сил, подал
в Академию прошение, добиваясь прямо
звания associé (сотрудник) Академии, которому
должно было предшествовать adjoint (ведущий
ассистент). Adjoints и associés имели право присутствовать
на заседаниях и просить слова; ни те, ни
другие не принимали никакого участия
в выборах. Всеми правами академиков пользовались
только пенсионеры. Попасть в Академию
тогда было довольно легко, но сделаться
пенсионером - очень трудно. Д'Аламбер
получил звание adjoint в 1742 году, когда ему
было двадцать четыре года, и тогда же
он был причислен к секции астрономии.
Через три года он за особые заслуги получил
от Академии пенсию в 125 рублей. 8 мая 1756
года граф Даржансон написал в Академию:
"Я должен сообщить вам желание короля,
чтобы Академия открыла вакансию на associé,
сделав Д'Аламбера сверхштатным пенсионером".
Однако только в 1765 году, через двадцать
три года по вступлении своем в Академию,
Д'Аламбер сделан был титулованным, или,
по-нашему, ординарным академиком. Таковы
были внешние успехи гениального, но независимого
человека. Между тем еще в 1743 году он напечатал
свою "Динамику", которая поставила
его тотчас в один ряд с самыми лучшими
европейскими математиками. Это сочинение
Д'Аламбера составляет эпоху в истории
механики. Великий математик Лагранж пятьдесят
лет спустя написал историю механики,
отличающуюся столько же глубиною мысли,
сколько изяществом изложения. Он говорит
о книге Д'Аламбера, что она сразу положила
конец путанице и хаосу, царствовавшим
до того в этой области, и дала прямой и
общий метод если не для решения, то по
крайней мере для сведения к уравнениям
всех вопросов, относящихся к динамике.
Современный математик Бертран прибавляет,
что Д'Аламбер в предисловии своем к трактату
по динамике в первый раз проявил качества
писателя и философа, впоследствии так
часто отвлекавшие его от математики,
которую он называл своей первой возлюбленной.
Долгое время Д'Аламбер занимал
место постоянного секретаря
Французской Академии. Из его
писем к госпоже дю Деффан
видно, однако, что он совершенно
не добивался этого звания
в Академии наук: при малейшем
старании ему легко было бы
сделаться также и ее секретарем.
Он писал Лагранжу: "Теперь
я занимаю место секретаря
Французской Академии, освободившееся
после смерти моего друга Дюкло.
Это не очень выгодное место;
оно вознаграждает только тем,
что требует очень малых усилий,
и это для меня теперь самое
главное. Должность секретаря
нашей Академии наук - другое дело;
мне хотелось бы, чтобы она
досталась другу нашему Кондорсе,
который в состоянии прекрасно
выполнить все связанные с
нею обязанности".
Будучи постоянным секретарем
Французской Академии, Д'Аламбер
не переставал заниматься наукой,
но все же отдавал большую
часть своего времени литературе,
философии и политике.
Деятельность
Д'Аламбера
Деятельность
Д'Аламбера, как видел читатель, была
двоякой: научной и философско-литературной.
Характеристика его литературной деятельности,
которой Д'Аламбер отдал большую
часть своего времени, хотя не достиг
в ней того высокого положения, которое
сразу, еще в первой молодости, занял
в науке. Прежде всего рассмотрим,
как относились к этой его деятельности
другие знаменитые писатели того времени.
Вольтер писал Д'Аламберу: "Вы
единственный писатель, который никогда
не говорит ни больше того, ни меньше
того, что хочет сказать. Я считаю
Вас самым лучшим писателем нашего
века". Эта веская похвала Вольтера
заключала в себе долю истины, ибо
Вольтер признавал в манере Д'Аламбера
писать руку математика. Дидро считал
Д'Аламбера писателем тонким, остроумным,
смелым, оригинальным, искренним, но упрекал
его в том, что он о поэзии судит
математически. Это замечание, с
которым, завязавши глаза, согласится
всякий не-математик, должно непременно
остановить внимание математика. Бертран,
наталкиваясь на такое мнение о Д'Аламбере,
спрашивает себя: "Что значит судить
о чем-нибудь математически?" - и
затем говорит: "Область истин,
строго доказанных, не велика. Неужели
усвоение этих истин способно приковать
человека исключительно к ним
и держать ум в этой ограниченной
сфере; неужели привычка иметь дело
с прямою линией делает ум неспособным
следить за полетом и изгибами
человеческой фантазии? Мы не видим
никакой причины, отчего живописец
не может быть музыкантом, и наоборот.
Различие известных свойств ума
не может быть причиной их несовместимости.
Навык хорошо рассуждать - это сила,
громадная сила, редкий дар, неужели
он в чем-нибудь может оказаться
бесполезным и тем более помешать?"
Можно сказать также, что истинный
математик менее чем кто-либо
другой способен судить математически
о предметах, существенно отличных
от тех, к которым приложимо
строгое доказательство. Д'Аламбер
говорит об этом в своем похвальном
слове Боссюэ: "Привычка к доказательству
приучает нас не стремиться доказать то,
что выходит из круга истин, подлежащих
доказательству, и отличать свет от сумерек
и сумерки от темноты". И я думаю, что
Бертран прав: математический талант сам
по себе не исключает литературных способностей,
как и всяких других; мы скажем более: и
Вольтер верно заметил, что математика,
отучая от распространенной способности
говорить лишнее, придает языку писателя
особую сжатость и силу. Несмотря на это,
нельзя не признать, что деятельность
ученого и деятельность литератора находятся
в антагонизме, потому что для первой необходима
тихая, правильная, однообразная жизнь;
для второй же требуется общение с людьми
и разнообразие внешних условий.
Деятельность
Д'Аламбера приводит нас к убеждению,
что поэтический дух и математический
талант друг друга не исключают, но
так как совмещение литературной
и научной деятельности требует
большой затраты времени и
для каждой нужны свои внешние
условия, то одна должна развиваться
за счет другой. Обыкновенно мы видим,
что деятельность одного рода является
главною, первенствующей, а другая наполняет
часы досуга; разумеется, последняя
от этого страдает, так как лучшие
силы уходят на первую. Мы видели, что
у Д'Аламбера в молодости страсть
к математике преобладала над
склонностью к литературе. Впоследствии
литература сильно отвлекала его
от математики; он отдавал последней
сравнительно мало времени, но все-таки
она по-прежнему владела его помыслами,
и под старость он охладел к
литературе, а занятия математикой
продолжал даже во время последней
тяжкой болезни. Все это независимо
от великих заслуг Д'Аламбера как
ученого убеждает нас в том, что
литературная деятельность служила
ему как бы развлечением. Это нисколько
не умаляет ее значения для современников,
но этим объясняется равнодушие к
ней потомства. Мы знаем, что взыскательный
Вольтер называл Д'Аламбера первым
писателем своего века, а потомство
не признало за ним этой заслуги.
В 1759 году Д'Аламбер издал свои
"Основы философии", о которых
Кондорсе в похвальной речи
Д'Аламберу высказал следующее
мнение: "В этом сочинении Д'Аламбер
дает критическую оценку главных
основ и истинных методов различных
наук; он указывает на то, чего
следует избегать в каждой
науке, чтобы не сбиться с
пути. Трудно указать другую книгу,
которая бы при таком сжатом
объеме заключала столько истин.
О каждой науке он говорил
свойственным ей языком, употребляя
везде подходящие и точные
выражения, значительно облегчающие
процесс понимания даже для
читателя, не привыкшего к отвлеченным
понятиям. Этот труд имеет глубокое
воспитательное значение; он должен
сделаться настольною книгою
всех людей, и просто образованных,
и ученых. Первым он легко дает
ясное понятие о различных
областях знания, а вторых заставляет
глубже заглянуть в ту науку,
которой они занимаются, ибо в
каждой науке встречаются предубеждения,
которые вредят ее успехам
и от которых не могут застраховать
никакие знания и никакой гений,
а только одно истинно философское
отношение к делу".
Философия Д'Аламбера является, таким
образом, как бы продолжением
и усовершенствованием философии
Бэкона. Из современных нам философов
Вильгельм Вундт преследует приблизительно
те же цели.
"Основы философии" заключают
в себе также воззрения Д'Аламбера
на нравственность. Он возмущается
несправедливым, неравномерным распределением
земных благ между людьми, ставит
в обязанность каждому довольствоваться
малым, чтобы не захватывать
части другого. Вопросы нравственности
мучили философа, и последнее
обстоятельство долго мешало
появлению нового издания его
"Основ философии".
Похвальные речи Д'Аламбера, которые
беспрестанно приходилось ему
произносить то во Французской
Академии, то в Академии наук,
способствовали распространению
его идей и составляют вполне
определенную, законченную ораторскую
деятельность, также много послужившую
рассеянию мрака невежества и пробуждению
добрых чувств.
Как нам уже известно, через
два года после вступления
в Академию Д'Аламбер написал
свой бессмертный трактат по
теории движения. В теории движения
необходимо различать два рода
законов; одни выражают логические
истины просто в форме определений,
другие обобщают результаты наблюдений,
то есть устанавливают общие
правила, выведенные из свойств
тел, предполагаемых находящимися
в абсолютном покое и свободными;
из законов второго рода до
того времени был известен
только один вполне общий -
закон разложения сил. Гюйгенс
и Ньютон прекрасно воспользовались
им для решения задач механики.
Для описания же движения несвободных
тел необходимо было открыть
новый закон. Д'Аламбер нашел
его, когда ему было двадцать
шесть лет. Этот закон и носит
в настоящее время название
закона Д'Аламбера.
Этот закон дает возможность
для каждого момента времени
составить уравнение, связующее
изменения в движении тела
с силами, которые их произвели,
или, другими словами, позволяет
разложить действие двигательных
сил на две части, рассматривая
одну как исключительно идущую
на движение тела во второй
момент, а другую как служащую
для уничтожения того, которое
оно могло иметь в предшествующий.
Этот простой закон, приводящий
все законы движения к рассмотрению
случаев равновесия, составляет
великую эпоху в преобразовании
физико-математических наук. Д'Аламбер
пришел к нему, исходя из мысли,
что силы, действующие в состоянии
равновесия и в состоянии движения,
должны быть одни и те же;
в первом случае они все
уничтожаются препятствием, во втором
случае только часть их. Простота
и общесть такого взгляда замечательно
характеризуют истинно философский
ум Д'Аламбера, который в области
механики явился преемником Ньютона.