Особенности характерологии в романе Дж.Фаулза "Женщина французского лейтенанта"

Гайфуллина Чулпан, 501 ТиМ

Особенности характерологии в романе Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта».

Роман «Женщина французского лейтенанта» (1969)  — самое успешное произведение Фаулза. В нём Фаулз использовал сюжетную канву викторианского романа для своеобразного литературного эксперимента, по его собственным словам, он писал «не книгу, которую забыл написать кто-то из романистов - викторианцев, но книгу, которую никто из них не смог бы написать». Автор рассказывает читателю свою историю не с позиции романиста XIX века, а с позиции своего времени, которому известны теория психоанализа, сексуальная революция и постмодернистские трактовки роли самого автора. Герои «Женщина французского лейтенанта» в какой-то момент оказываются на распутье, когда они должны решить, продолжать ли обыденную жизнь или следовать чувству, возможно отказавшись от своей социальной роли, но по-настоящему реализовав себя. Действие романа происходит во второй половине XIX века, местом завязки является приморский городок Лайм-Реджис. И это интеллектуальный роман: цель произведения, которого не изображение жизни, а решение более общих вопросов человеческого бытия. Герои являются носителями определенных идей, в произведении мы наблюдаем столкновение разных идеологических принципов. Можно рассматривать это сочинение Фаулза и как роман пути, в котором в центре внимания оказывается процесс становления героя (точнее — двух герое), а сам он подвергается ряду испытаний. Странствование Чарльза Смитсона происходит в исторически конкретных времени и месте: начало — конец шестидесятых годов XIX века в викторианской Англии. Но свой путь познания себя проходит и Сара, которая выступает как искусительница Чарльза: она притягивает его с первой встречи, она заставляет героя совершать немыслимые поступки, подобные своим собственным. Подобно Саре Чарльз тоже по-своему бросает вызов викторианской морали.

Структура романа сложна: Фаулз  использует эпиграфы к главам и ко всему роману, подстрочные авторские  примечания к тексту, в которых  дает исторические, лингвистические и социологические пояснения; все это призвано напоминать читателям о том, что сам повествователь принадлежит к другому времени. Эпоха правления королевы Виктории изображается как специфическая социокультурная система, диктующая человеку жесткие нормы поведения. По мнению Фаулза, эта система подавляет человеческие чувства, а страсть и воображение подвергает осуждению. Поэтому люди начинают бояться самих себя: так одна из героинь Эрнестина запрещает себе думать о чувственных утехах и даже изобретает формулу-запрет» “не смей”: “…она придумала для себя нечто вроде заповеди – “не смей!” — и тихонько повторяла эти слова всякий раз, как в ее сознание пытались вторгнуться мысли о физической стороне ее женского естества” (Гл. 5, 28).

Особое место в романе занимает игра с финалами. Первый финал, типичный для пародируемых им викторианских романов, Фаулз явно высмеивает. Предлагая читателю две других концовки, Фаулз формально не предлагает ответа на вопрос, какую из концовок выбрал бы сам автор. В финале, описанном до сцены в гостинице в Эксетере, Чарльз женится на Эрнестине, и Сара пропадает из их жизни. Однако этот конец опровергается продолжением романа. В концовке автор, вводя себя в качестве эпизодического персонажа, разворачивает перед зрителем два возможных эпилога. В первом Чарльз, вошедший в дом художника, обнаруживает, что Сара родила от него ребёнка, а завершающие строки предполагают, что герои воссоединились и вместе обретут своё счастье. Во втором — воссоединение не состоялось, Чарльзу открылось, что он был игрушкой для Сары. Он уходит из этого дома, чтобы начать жизнь заново, познав горечь утраты и разочарования.

Основные мотивы: «Женщина французского лейтенанта» считается ключевым произведением английской литературы второй половины XX века и ярчайшим представителем постмодернизма, в то же время сохраняющим элементы традиции реализма. Фаулз помещает своих героев в условия викторианского романа, в сюжетных линиях, именах некоторых героев и их характерах можно обнаружить отсылки к произведениям Чарльза Диккенса, Джорджа Мередита, Томаса Харди и их современников. Однако авторский текст постоянно напоминает читателю, что роман написан в XX веке: Фаулз объясняет поведение своих героев, используя отсылки к теории психоанализа и современным ему философским течениям. Фаулз также оспаривает роль автора, который в викторианскую эпоху был своего рода всемогущим Богом: он утверждает, что ему неведомы сокровенные мысли его героев, а сами они живут собственной жизнью и могут не слушаться авторского замысла. В главе 13 Фаулз рассуждает о природе авторства и смене парадигмы за период, прошедший с викторианской эпохи. Автор остаётся создателем своей вселенной, демиургом, Богом, и полный отказ от этой роли означал бы утрату идентичности автора, однако как меняются представления о боге с течением времени, так и Фаулз считает нужным ввести в жизнь своих героев элемент свободы воли.  

Роман отличается особенным  ироническим стилем повествования, автор, действительно, выступает как  всеведущий наблюдатель, который не только фиксирует внешние проявления натуры героев, но и показывает нам скрытую от всех изнанку их поступков. Это особенно заметно в отношении героини второго плана — миссис Поултни — символа викторианских нравов: «Для этой дамы, несомненно, нашлось бы местечко в гестапо — ее метод допроса был таков, что за пять минут она умела довести до слез самых стойких служанок. «…» Однако в своем собственном, весьма ограниченном кругу она славилась благотворительностью. И если бы вам пришло в голову в этой ее репутации усомниться, вам тотчас представили бы неопровержимое доказательство — разве милая, добрая миссис Поултни не приютила Подругу французского лейтенанта?» (Гл. 4, 19-20). Именно беспокоясь о своей загробной жизни и ощущая, что на ее счету мало добрых дел, миссис Поултни решается на добрый поступок —  дать приют попавшей в сложное положение молодой женщине, пользующейся нехорошей репутацией в Лайме. Следуя совету священника, миссис Поултни принимает к себе в услужение компаньонку Сару Вудраф, которую считают брошенной любовницей французского моряка. 

Главные герои, Чарльз Смитсон  и Сара Вудраф, противопоставляются  друг другу: он обычный, ленивый, но претендующий на необычность; она — изгой, необычная  во всем, обвиняемая в том, чего не было. И хотя в романе есть еще образ Эрнестины, но эта героиня не присутствует в том варианте романа, который не связан с банальным финалом. Фаулз стремился показать, что человек может выбрать из нескольких вариантов жизненного пути: следовать традициям своей среды, времени или противостоять им, бунтовать в стремлении к свободе. До знакомства с Сарой Вудраф Чарльз играл роль интересного человека (увлечение палеонтологией помогало ему поддерживать соответствующий имидж), после встречи со странной Трагедией (так называли Сару в Лаймс-Риджис), он обнаруживает в себе стремление к нарушению границ. Чарльз принимает участие в судьбе девушки, разрывает помолвку с Эрнестиной. Но ведь и Сара стремится казаться загадочной: она создает у окружающих иллюзию собственной вины, сознательно ставит себя в положение отверженной и наблюдает за реакцией обывателей.  

Ирония пронизывает все уровни романа: писатель иронизирует над героями, читателем, композицией и сюжетом; проявляется она в способе характеристики героев, в отборе сведений, в манере их подачи, при этом чувствуется авторское отношение: “миссис Поултни открыла некое извращенное насаждение в том, чтобы казаться по-настоящему доброй” (гл. 9, 52). “Судя по предыдущим высказываниям миссис Поултни, она знала, что в скачке на приз благочестия на много корпусов отстает от вышеозначенной дамы. Леди Коттон, жившая в нескольких милях от Лайма, славилась своей фанатической благотворительностью” (Гл. 4, 22).

 Характеристика Чарльза  тоже пронизана иронией: «…стоило ему появиться в обществе, как мамаши принимались пожирать его глазами, папаши – хлопать его по спине, а девицы – жеманно ему улыбаться. Чарльз был весьма неравнодушен к смазливым девицам и не прочь поводить за нос и их самих, и их лелеющих честолюбивые планы родителей. Таким образом, он приобрел репутацию человека надменного и холодного – вполне заслуженную награду за ловкость (а к тридцати годам он поднаторел в этом деле не хуже любого хорька), с какой он обнюхивал приманку, а потом пускался наутек от скрытых зубьев подстерегавшей его матримониальной западни» (Гл. 4, 17).  

Выбор Чарльзом одного из альтернативных жизненных путей представлен  в романе как выбор одной из двух женщин: Сары или Эрнестины, как  выбор между долгом и чувством. Именно поэтому в романе три варианта финала: “викторианский”, “беллетристический” и “экзистенциальный”. Самый прозаический и предсказуемый финал — женитьбы Чарльза на Эрнестине — дан в главе 44 (всего их 61): герой следует данному слову (долгу) и ведет серую жизнь ни к чему не приспособленного человека, потерявшего потенциальное наследство и баронский титул.  

Развязка, при которой  герой навсегда остается с Сарой (беллетристический финал), противоречила  взглядам автора, которому важно было показать, что процесс развития человека не прекращается до смерти, является непрерывным, личность постоянно совершает свободный выбор. Теряя Сару (экзистенциальный финал), герой продолжает свой трудный путь по враждебному миру, это путь человека, лишившегося всех опор, однако получившего взамен “частицу веры в себя”.

Свобода – это ключевая тема в романе “Женщина французского лейтенанта”. Писатель решает ее в различных ключах: взаимоотношениях мужчины и женщины, человека и общества, слуги и хозяина, романиста и героев. "…чтобы обрести свободу для себя, - пишет Фаулз, - я должен дать свободу и ему, и Тине, И Саре, и даже отвратительной миссис Поултни. Олицетворением свободы является в романе и главная героиня Сара, женщина, которая выбрала ответственность за несовершенное преступление и тем утвердила свое право на подлинное существование. Антитезой свободы выступает викторианская репрессивная система, предписывающая человеку жесткий набор норм поведения и тем самым подавляющая живые человеческие чувства, а взамен них, устанавливая ложную иерархию моральных ценностей. Герой романа Чарльз выбирает постоянно, но далеко не всегда самостоятельно. Загадочная Сара выступает орудием, ломающим (или, по крайней мере, резко изменяющим) судьбу Чарльза, да и Эрнестины. Но возникает вопрос: являются ли ее поступки местью обществу, либо искренним желанием вырвать из его тенет Чарльза, либо просто женским капризом, не подвластным ей самой, а может быть, неким испытанием – себя и Чарльза? – или же интуитивными поисками себя, своего места в мире, проявлением человеческой и женской эмансипации (этот перечень можно продолжать до бесконечности), - нам не дано узнать.

Фаулз характеризует Сару так:  "Сара своей жизнью, своей внутренней свободой, своей открытой, почти ренессансной чувственностью бросает вызов викторианской морали, противопоставляя ей мораль общечеловеческую. В контексте романа она воспринимается как воплощенная “вечная женственность”, как вневременная “Анима” и поэтому среди викторианских героев-типов кажется посланницей из иного мира, из мира будущего. Эту особую ее роль Фаулз подчеркивает и самим построением повествования—легко проникая в сознание других персонажей, анализируя и объясняя их тайные побуждения, мысли, чувства, рассказчик в романе упорно сохраняет неизменную дистанцию, когда речь идет о Саре, и ни разу не позволяет читателю узнать, что же происходит у нее в душе. Здесь, как и во многих других случаях, писатель опирается на литературный источник — на роман американского писателя-романтика Н. Готорна “Алая буква”, главная героиня которого занимает в пуританской общине XVII века такое же маргинальное положение грешницы, что и Сара—в обществе викторианском, и тоже подана автором “извне”, без окончательного объяснения ее парадоксальных поступков, как посланница из другого времени". 

Чарльз воспринимает Сару постепенно, не только чувствами, но и зрительно. Вначале она для него – сфинкс, фигура в черном на конце мола у ствола причальной пушки, символ скорби: «Ветер развевал ее одежду, но она стояла неподвижно и все смотрела и смотрела в открытое море, напоминая скорее живой памятник погибшим в морской пучине, некий мифический персонаж, нежели обязательную принадлежность ничтожной провинциальной повседневности». Постепенно, от встречи к встрече, эта фигура начинает “оживать”, наполняясь деталями и черточками, но становясь от этого для Чарльза еще необычнее. Так, на Вэрской пустоши он вынужденно лицезреет спящую Сару верх ногами:  «Четкий рисунок носа, густые брови, рот… но рта ему не было видно». В третью встречу он уже внимательно изучает ее лицо, и: «что-то в этом лице, которое Чарльз внимательно изучал в профиль, заставило его остаться. Он теперь понял, что все его черты были принесены в жертву глазам. Глаза эти не могли скрыть ум, независимость духа; в них был молчаливый отказ от всякого сочувствия, решимость оставаться самой собой. Тогда были в моде тонкие, еле заметные изогнутые брови, но у Сары брови были густые или, во всяком случае, необыкновенно темные, почти под цвет волос, и потому казались, еще гуще и порой придавали всему ее облику что-то мальчишеское… Лицо у нее было правильное и очень женственное; скрытой силе ее глаз соответствовала скрытая чувственность рта, который был довольно велик, что опять-таки не отвечало общепринятому вкусу… он был неестественно крепко сжат». 

Наконец, в момент их ночной встречи в хижине перед уездом Сары из города:  
«В ее облике сквозило что-то стихийное, необузданное. Это не была необузданность истерии или помешательства, а та стихийность, которую он расслышал в песенке королька – безудержность и нетерпение невинности». 

Сара – “учитель” жизни. Она  становится воспитательницей и наставницей  для Чарльза: подстраивает “случайные” свидания, преподносит фиктивную исповедь, провоцирует безрассудными поступками и, наконец, отдавшись ему, исчезает без следа. Чарльз так и не постигает ее. «Сначала он понял, что она гораздо умнее и независимее, чем, кажется, теперь угадал в ней другие, более темные качества. Истинная натура Сары оттолкнула бы большинство англичан его века", но не его.  "Она взглянула ему прямо в глаза – и он снова почувствовал беспощадную пронзительность ее взгляда; она видела его насквозь, видела целиком. - Вы необыкновенная женщина, мисс Вудраф. Я глубоко стыжусь, что не сумел понять этого раньше. Она повторила за ним: - Да, я необыкновенная. Но в ее словах не было, ни высокомерия, ни сарказма: они прозвучали как горькая констатация простого факта".