Надолго овладеть сердцем рассудочной и  своенравной девушки Жюльен может  лишь сломив ее гордыню. Для этого  надо скрывать свою нежность, замораживать страсть, расчетливо применять тактику  многоопытного денди Коразова. Жюльен насилует себя: снова он должен не быть самим собою. Наконец, высокомерная гордость Матильды надломлена. Она  решает бросить вызов обществу и  стать женою плебея, уверенная, что  только он достоин ее любви. Но Жюльен, уже не веря в постоянство Матильды, и теперь вынужден играть роль. А  притворяться и быть счастливым –  невозможно.

     Так же как в его отношениях с г-жой  Реналь, Жюльен боялся обмана и презрения  со стороны влюбленной в него женщины, а Матильде иногда казалось, что он ведет с ней фальшивую игру. Сомнения возникали часто, «цивилизация» мешала естественному развитию чувств, и Жюльен опасался, что Матильда вместе с братом и поклонниками смеются над ним, как над взбунтовавшимся плебеем. Матильда отлично понимала, что он не верит ей. «Надо только уловить такой момент, когда у него загораются глаза, – думала она – тогда он поможет мне лгать».

     Начинающаяся  любовь, растущая в продолжение месяца, прогулки по саду, блестящие глаза  Матильды и откровенные разговоры, очевидно, длились слишком долго, и любовь превращалась в ненависть. Оставаясь наедине с собой, Жюльен мечтал о мести. «Да, она красива, – говорил Жюльен, сверкая глазами  как тигр, – я овладею ею, а потом уйду. И горе тому, кто попробует меня задержать!» Так ложные представления, внушенные общественными традициями и больным самолюбием, вызывали мучительные раздумья, ненависть к любимому существу и убивали здравую мысль. «Я восхищаюсь ее красотой, но боюсь ее ума», – говорит подписанный именем Мериме эпиграф к главе под названием «Власть юной девушки».

     Любовь  Матильды началась потому, что Жюльен стал аргументом в ее борьбе против современного общества, против ложной цивилизации. Он был для нее спасением  от скуки, от механического салонного  существования, новостью психологического и философского плана. Затем он стал образцом новой культуры, построенной  на ином начало – природном, личном и свободном, как будто даже руководителем в поисках новой жизни и мышления. Лицемерие его было сразу понято как лицемерие, как необходимость для того, чтобы скрыть подлинное, в нравственном отношении более совершенное, но для современного общества неприемлемое миропонимание. Матильда поняла его как нечто родственное, и это духовное единство вызвало восхищение, настоящую, естественную, природную любовь, захватившую ее целиком. Эта любовь была свободной. «У меня с Жюльеном, – размышляла Матильда, как всегда, наедине с собой, – никаких контрактов, никаких нотариусов, предваряющих мещанский обряд. Все будет героическим, все будет предоставлено случаю». А случай здесь понимается как свобода, возможность поступать так, как того требует мысль, потребность души, голос природы и истины, без придуманного обществом насилия.

     Она втайне гордится своей любовью, потому что видит в этом героизм: полюбить сына плотника, найти в нем нечто  достойное любви и пренебречь мнением света, – кто бы мог совершить такое? И она противопоставляла Жюльена своим великосветским поклонникам и терзала их оскорбительными сравнениями.

     Но  это «борьба с обществом». Так  же как окружающие ее благовоспитанные люди, она хочет завоевать внимание, произвести впечатление и, как это  ни странно, апеллировать к мнению великосветской толпы. Оригинальность, которой она  добивается явно и тайно, ее поступки, мысли и страсти, разгорающиеся  при завоевании «исключительного существа, презирающего всех других», – все это вызвано сопротивлением обществу, желанием рисковать, чтобы отличиться от других и подняться до высот, которых никому не достичь. И это, конечно, диктат общества, а не требование природы.

     Эта любовь к себе связана с любовью  к нему – вначале безотчетной и не очень ясной. Затем, после долгого мучительного анализа психологии этой непонятной и привлекательной личности, возникают сомнения, – может быть, это только притворство, для того чтобы жениться на богатой маркизе? И, наконец, как будто без больших оснований, торжествует уверенность в том, что жить без него невозможно, что счастье не в себе, а в нем. Это победа естественного чувства, пульсирующего в чуждом, враждебном обществе. Угроза потерять все, что было задумано, все, чем она гордилась, заставила Матильду мучиться и даже, может быть, любить по-настоящему. Она как будто поняла, что в нем ее счастье. «Склонность» к Жюльену наконец восторжествовала над гордостью, «которая, с тех пор как она себя помнила, властвовала в ее сердце безраздельно. Эта надменная и холодная душа впервые была охвачена пламенным чувством».

     Если  любовь Матильды дошла до помешательства, то Жюльен стал рассудительным и холодным. И когда Матильда, чтобы спасти его от возможного покушения на его  жизнь, сказала: «Прощай! Беги!», Жюльен ничего не понял и был оскорблен: «Как это неизбежно случается, что  даже в самые лучшие их минуты эти  люди всегда ухитряются чем-нибудь задеть меня!» Он смотрел на нее холодным взглядом, и она расплакалась, чего прежде никогда не бывало.

     Получив огромные земли от маркиза, Жюльен стал честолюбцем, как говорит Стендаль. Он думал о сыне, и в этом также, очевидно, сказывалась его новая  страсть – честолюбие: это его создание, его наследник, и это создаст ему положение в свете, а может быть, и в государстве. Его «победа» превратила его в другого человека. «Роман мой в конце концов завершился, и я обязан этим только самому себе. Я сумел заставить полюбить себя эту чудовищную гордячку,— думал он, поглядывая на Матильду, – отец ее не может жить без нее, а она без меня...» Душа его упивалась, он едва отвечал на пылкую нежность Матильды. Он был мрачен и молчалив». И Матильда стала его бояться. «В ее чувство к Жюльену прокралось что-то смутное, что-то похожее на ужас. Эта черствая душа познала в своей любви все, что только доступно человеческому существу, взлелеянному среди излишеств цивилизации, которыми восхищается Париж».

     Узнав, что его хотят сделать незаконным сыном какого-то высокопоставленного  де Ла-Верне, Жюльен стал холоден и  высокомерен, так как предположил, что он действительно незаконный сын великого человека. Он только и  думал, что о славе и о своем  сыне. Когда он стал лейтенантом  полка и надеялся вскоре получить чин полковника, он стал гордиться тем, что прежде его раздражало. Он забыл о справедливости, о природном долге и утратил все человеческое. О революции он перестал и думать.

Заключение. 

     Среди множества предположений о значении романа «Красное и черное» можно  найти версию, по которой Стендаль замаскировал под тайными цветами  два чувства, бушующих и владеющих  духом Жюльена Сореля. Страсть  – душевный порыв, нравственная жажда, необузданное, безотчетное влечение, и честолюбие – жажда чинов, славы, признания, действие не по нравственным убеждениям в стремлении к цели –  эти два чувства боролись в  Жюльене, и каждое имело право  владеть его душой. Автор разделил героя на две части, на двух Жюльенов: страстного и честолюбца. И оба  они добились поставленных целей: Жюльен, склонный к природным чувствам, с  открытой душой, добился любви г-жи де Реналь и был счастлив; в другом случае честолюбие и хладнокровие помогли  Жюльену завоевать Матильду и  положение в свете. Но счастливым от этого Жюльен так и не стал.

     Список  использованной литературы.

1. Кирнозе З.И., Пронин В.Н. «Практикум по истории французской  литературы». М., 1991 г.
2. Реизов Б.Г. «Стендаль: художественное творчество». «Художественная литература». Л., 1978г.
3. Стендаль «Красное и черное». «Правда». М., 1959г.
4. Тимашева О.В. Стендаль. М. 1983г.
5. Фрид Я. «Стендаль: очерк жизни и творчества». «Художественная литература». М., 1967г.
6. Эсенбаева Р.М. Стендаль и Достоевский: типология романов «Красное и черное» и «Преступление и наказание». Тверь, 1991г.