Различны  и сюжеты волшебных сказок. Одни спокойные, с забавными переплетениями («Румпельштильцхен»), иногда с чертями  или бабушками чертей, но совсем не злыми, даже помогающими герою («Чёрт с тремя золотыми волосками», «Чёртов чумазый брат», «Чёрт и его бабушка»). Другие – страшные повести с жестокостями и низкими замыслами, со злыми мачехами («Гензель и Греттель») или с «настоящими» коварными чертями («Девушка-безручка»). Злонравие, несправедливость и жестокость сурово осуждаются, и виновных настигает возмездие. В «Сказке про можжевельник» мачеха убивает нелюбимого пасынка, и волшебные силы карают её за это смертью. Сказка про Золушку известна у многих народов. В собрании братьев Гримм история её заканчивается не просто торжеством Золушки и её свободой – наказаны её высокомерные сестрицы. Примером волшебной сказки с сюжетом, заимствованным из древних народных книг, может послужить «Луна».

2. Сказки о животных

      Трогательные  сказки о животных – любимое чтение детей дошкольного и младшего школьного возрастов. По этим произведениям  дети учатся добру, сочувствию к беспомощным и обиженным. Ведь животные куда слабее, чем человек. Хоть в сказке животные и разговаривают             по-человечьи, но полностью зависят от сильных мира сего.

      В сказках о животных действуют, как и в сказках других народов, злой волк, хитрая лиса, глупый осёл, трусливый заяц.

      Очень несложная, шутливая история рассказана в сказке «Бременские музыканты». От своих хозяев сбежали осёл, собака, кот и петух, чтобы образовать квартет. Сочетание этих четырёх голосов оказалось таким ошеломляющим, что они сумели прогнать разбойников из их притона и найти там себе постоянное пристанище. 

4.3    Бытовые сказки

      Бытовые сказки обычно обходятся без волшебников. Их место действия – крестьянский дом, поле, огород, погреб, лес, изредка королевский дворец. Это истории, в которых рассказывается о разных случаях из реальной жизни. Все эти сказки насыщены юмором, написаны насмешливым и едким языком.

      Вот, например, сказка «Мастер Пфрим». Он – сапожник. Но любит больше поучать, чем сам работать.

      «Лентяями он называл всех. А сам работал  не так уж и много, – ведь и  четверти часа не сидел он спокойно на месте.

      (…)  Когда работницы стоят, бывало, у корыта, смеются и разговаривают  между собой о том да о  сём, он всегда начинал их  бранить:

      – Ишь, стоят, словно гусыни, да гогочут, и за болтовнёй забывают о своей  работе. И зачем взяли новое  мыло? Безбожное расточительство и к тому же позорная лень; руки свои хотите сберечь, а бельё стираете не так, как следует».

      В сказке «Молодой великан» происходят некоторые чудесные события: заколдованная  мельница, летающие староста и старостиха. Но есть в ней и бытовое: тяжёлое  положение, изнурительная работа бедняка. Есть и социальное: неустранимая рознь между богачом и бедным. Работник договорился со скрягой о плате за труд – каждый год по три тумака. Так и рассчитываются. И симпатии читателя на стороне работника.

      В сказках братьев Гримм часто встречаются дети. Эти простодушные, наивные и чистые герои вызывают у читателя особые симпатии. Авторы овеяли их образы особой поэзией и теплотой. Не полюбить их, не переживать вместе с ними их злоключения и обиды просто невозможно.

      В сборниках братьев Гримм много сатирических сказок, родственных средневековым шванкам³. В такого рода сказках высмеиваются нравственные представления высших слоёв общества – королей, рыцарей, купцов. Так, в сказке «Три лентяя» главное свойство короля – леность, потому и трон свой король хочет оставить самому ленивому сыну, которым оказался младший: ему было лень, даже имея в руках нож, перерезать верёвку, если его соберутся повесить…

      Сказки  братьев Гримм получили мировую  известность ещё при жизни  авторов. Их сюжеты послужили основой для многих художественных произведений. В частности, один из сюжетов стал основой сказки Андерсена «Дикие лебеди». Хорошо известны были эти сказки Пушкину – он заимствовал отдельные эпизоды из сказки «О рыбаке и его жене», из «Снегурочки».

      Сказки  братьев Гримм читают все дети мира. Многие поколения детей замирали от страха за судьбы героев, сочувствовали  добрым персонажам, учились распознавать зло, коварство, ложь, прячущиеся часто  за льстивыми словами, радовались победе добра в человеческих отношениях. Именно в этом великий гуманистический смысл «Детских и семейных сказок» братьев Гримм, их большое воспитательное значение. «Секрет» беспримерной популярности гриммовского сборника, несмотря на все сомнительные стороны его, конечно же, не только в мастерской их стилизации, сколь бы совершенной она не была, не только в том, что они возвращают нас к созерцательной жизни и бесхитростной поэзии, погружают в стихию затейливо-фантастического и одновременно наивного восприятия мира, а, видимо, в той чарующей и неуловимой магии любви к человеку и всему человеческому, которая таинственным образом разлита в каждой сказке и которая действует на нас совершенно неотразимо. (2, с. 218-219; 5, с. 9-10; 6, с.475)

5. Предшественники братьев Гримм

       Среди старейших европейских сборников сказок, вдохновлявших Гриммов, в первую очередь стоит назвать сборник итальянского поэта Джамбаттисты Базиле (1575 – 1632), опубликованный в 1634 году и ставший позднее известным под названием «Пентамерон». Книга насчитывала пятьдесят сказок, записанных на неаполитанском диалекте и объединявшихся общим обрамлением на манер «Декамерона» Джованни Боккаччо. Несмотря на заметный налёт поэтики барокко и существенную авторскую роль Д. Базиле, она долго считалась первым в Европе сборником народной сказки. Одним из свидетельств особого внимания Гриммов к сборнику Джамбаттисты было то, что они, находясь уже в почтенном возрасте и будучи безнадёжно вовлечёнными в работу по составлению «Словаря немецкого языка», взяли на себя труд подготовить добротное издание этих сказок для немецкого читателя (1846 год, с предисловием Якоба Гримма).

      Хорошо  были известны Гриммам также знаменитые сборники французских сказок Шарля  Перро (1628 – 1703) и Мари-Катрин д’Онуа (около 1650 – 1705), появившиеся на свет почти одновременно: в 1697 – 1698 годах. Небольшой сборник Шарля Перро «Сказки моей матушки Гусыни», включавший всего восемь сказок, к которым автор спустя несколько лет добавил ещё три, имел в основе народный источник и на литературном фоне своего времени – хотя составитель и стилизовал его в духе поэтики рококо – тоже считался сборником народных сказок, в то время как два сборника мадам д’Онуа представляли собой образцы чисто литературной сказки. На сказках обоих авторов – хотя и в очень различной степени – лежит отпечаток вкусов придворной литературы, предписывавшей изысканную лёгкость, изящество формы и занимательность. Ясно, что Гриммам по духу ближе были сказки Шарля Перро, а не его младшей соотечественнице. Более того, всякий любитель фольклора знает, что в гриммовском сборнике есть сказки, очень похожие на сказки Перро, – настолько, что наводят на мысль о заимствовании.

      Значительно позднее, во второй половине восемнадцатого века, появились первые сборники сказок в Германии. Наиболее известным среди них является большой сборник  немецкого писателя Иоганна Карла Августа Музеуса «Народные сказки немцев» в пяти томах (1782–1786 года), содержавший вольные литературные переработки народных сказок и преданий – на этот раз уже в просветительском духе, с акцентом на антифеодальные мотивы.

      Хорошо  была известна Гриммам (хотя не очень  высоко ими ценилась) многотомная  библиотека французских волшебных  сказок, название которой в буквальном смысле звучит как «Комната фей» –  «Le Cabinet des Fees», созданная усилиями многочисленных подражателей Перро и мадам д’Онуа. Она возникла в первой четверти восемнадцатого века, в течение нескольких десятилетий пополнялась и неоднократно переиздавалась (наиболее полное издание 1785–1789 годов насчитывало 41 том); на немецкий язык была переведена в 1761–1766 годах (в объёме 9 томов). «Библиотека волшебных сказок» получила широкую популярность в большинстве стран Европы конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века, о чём говорит, в частности, тот факт, что её можно найти почти в любой частной коллекции книг того времени.

      Знали Гриммы, конечно, и арабские сказки «Тысячи и одной ночи» –  знаменитое собрание сказок, легенд, новелл, назидательных историй, юморесок и анекдотов, соединяющее в себе мотивы не только арабского, но и индийского фольклора. В Европу оно пришло через Италию (около 1400 года), но по-настоящему популярным стало лишь почти три века спустя, в переводе на французский язык Антуана Галлана (12 томов, 1704–1717 годов), и в это же время стало известным и в Германии, то есть за столетие до Гриммов, – преимущественно в галлановской версии и в первых непрофессиональных с неё переводах на немецкий язык. Первый сравнительно полный и качественный перевод этих сказок был осуществлён Хагеном и Шаллем (опять же по галлановскому тексту, а не по арабскому оригиналу) лишь в 1824–1825 годах (пятнадцать томов), то есть уже после выхода в свет гриммовского сборника.

      Нельзя  не упомянуть ещё один сборник, непосредственно предшествовавший и отчасти сопутствовавший гриммовскому. Когда у Якоба и Вильгельма уже стала вырисовываться внушительная коллекция сказок (за три года до выхода в свет первого тома), гейдельбергское издательство «Мор унд Циммер» неожиданно выпускает сборник немецких детских сказок, да ещё и под именем их однофамильца – некоего Альберта Людвига Гримма⁴ (им оказался двадцатитрёхлетний ректор латинской школы в Вейнгейме). Сборник этот хотя и не стал событием в литературной жизни Германии, но был не совсем неудачным, если учесть, что за шестьдесят последующих лет он выдержал пять переизданий, не считая одного незаконного – в 1812 году. Появление соперника-однофамильца в такой ситуации братья Гримм восприняли, понятно, без особой радости и в кругу семьи отзывались о нём без похвал. В предисловии к первому тому своих сказок (1812) они справедливо отметили гейдельбергский сборник в целом как «не очень удачный» и со всей решительностью поспешили заявить, что их, гриммовский, ничего общего с ним не имеет. А. Л. Гримм почувствовал себя задетым и в предисловии к очередному переизданию своих сказок не без самодовольства отметил, что его книгу «охотно читают и перечитывают дети всех сословий», и, в свою очередь, подверг критике сборник «обоих учёных однофамильцев» – во-первых, за слепое следование устному фольклорному источнику («для литературной фиксации сказок нужен идеальный рассказчик, – писал он, – а не первая попавшаяся нянька, а если такового нет, то место его должен занять поэт»), а во-вторых, за то, что некоторые сказки в качестве детского чтения и в нравственном и в воспитательном отношении непригодны. «Каждый раз, как я видел эту книгу в детских руках, – продолжал он, – это всегда вызывало во мне внутренний протест. Не пускаясь в подробности, хочу указать хотя бы на № 12 («Рапунцель»); отцы и педагоги найдут здесь, как и во многих других местах, достаточно причин не называть эти сказки детскими».

      Нападки А. Л. Гримма перекликались с опасениями друзей Якоба и Вильгельма относительно «нравственной» уязвимости их сборника, который мог дать достаточно поводов для критики. О том, что из этой истории братья всё-таки сделали свои выводы, говорит второе издание их сказок (1819), где Вильгельм осуществил «цензорскую» правку. Кроме того, отдавая должное тактической правоте своего оппонента и корректному тону его критики, Вильгельм из предисловия к изданию своих сказок 1812 года все критические выпады по адресу А. Л. Гримма изъял.

      Невысоко  отзываясь о сборнике своего однофамильца, братья тем не менее заимствовали оттуда сказку «Три королевских сына», которая была включена в их собственный сборник одной из четырёх сказок, объединённых под № 64, а затем и в их классический состав уже под № 62 («Пчелиная матка»). Примечательно, что заимствование было сделано братьями без ссылки на источник и что А. Л. Гримм предпочёл на своих авторских правах не настаивать. (6, с.465-467)

6. Переводы  сказок

6.1  Лис и кошка

      Это произошло в лесу, когда Кошка  встретила господина Лиса, и так  как она думала, что он рассудителен и, пожалуй, опытен, и ценится в мире, она дружелюбно сказала ему:

      - Добрый день, дорогой господин  Лис, как поживаете, как идут  дела? Как вы пробиваетесь сквозь  эти тяжёлые времена?

      Лис, сама Высокомерность, смерил Кошку  взглядом с головы до ног и долго  не мог решить, удостоить ли её ответом. В конце концов он сказал:

      - О ты, убогий брадобрей, ты, пёстрый  шут, ты, бедняк и мышиный охотник,  что пришло тебе в голову? Ты  осмеливаешься спрашивать, как у  меня дела? Чему ты учился? Сколькими  искусствами ты владеешь?

      - Я знаю только одно, - скромно  ответила Кошка.

      - Что за искусство? – спросил  Лис.

      - Когда за мной гонятся собаки, я могу вспрыгнуть на дерево  и спастись.

      - Это всё? – спросил Лис. –  Я мастер более сотни искусств, и в придачу ещё имею полный  мешок хитростей. Мне жаль тебя, идём со мной, я хочу научить тебя тому, как сбегают от собак.

      В это время поблизости проходил охотник  с четвёркой собак. Кошка проворно вскочила на дерево и уселась на самой вершине, где сучья и  листва совершенно её скрывали.

      - Развязывайте мешок, господин Лис, развязывайте мешок! – кричала Лису Кошка, но собаки уже схватили его и крепко держали.