Художественное своеобразие романа Е.Замятина "Мы"

     Перемена  одежды становится знаковой, она является предощущением развивающегося впоследствии идеологического противостояния Единому  Государству: «Она была в фантастическом костюме древней эпохи: плотно облегающее черное платье, остро подчеркнуто белое открытых плечей и груди и эта теплая, колыхающаяся от дыхания тень между… и ослепительные, почти злые зубы». Торжественно-траурное сочетание черного и белого цветов в одежде I-330 является здесь также предвестием той роли, которую она сыграла в жизни Д-503, и ее собственной трагической смерти.

     Имя и нумер I-330, возможно, указывает  на возраст Христа в момент его  жертвенного подвига, умноженный на 10. В этом факте, видимо, содержится указание на удесятеренные страдания, которые приходится перенести ей — женщине, также приносящей себя в жертву в искупление грехов других нумеров Единого Государства. Такое прочтение образа подкрепляется прозрачной по смыслу деталью, которая повторяется трижды, — упоминанием о кресте в описании героини романа:

«И я увидел странное сочетание: высоко вздернутые у висков темные брови — насмешливый острый треугольник, обращенный вершиною вверх — две глубокие морщинки, от носа к углам рта. И эти два треугольника как-то противоречили один другому, клали на все лицо этот неприятный, раздражающий Х — как крест: перечеркнутое крестом лицо»…                                                                                                                                                                                                                    

  «Раздражающий «Х»« прочитывается и как «икс» — символ неизвестного для Д-503, и как крест, что подтверждает последующая гибель I-330.

     Знаком  безгрешности, чистоты I-330 после ее смерти - «распятия» является «химически чистая вода» — единственное, что осталось после того, как несгибаемая героиня была уничтожена. При испытании «Интеграла» погибло десять нумеров, но от них остались лишь «сажа и крошки».  

     Христианская и числовая символика 

     Христианская  символика активно используется в романе. Иногда христианские мотивы присутствуют в опосредованном виде. Например, голод в Едином Государстве  устранен с открытием нефтяной пищи, которая, по сути, замещает древнейший символ христиан — хлеб. «Хлеб» и «вино» в христианской традиции символизируют тело и кровь Христовы. Существует антиномия: «хлеб земной» и «хлеб духовный». Однако в романном мире Замятина эта антиномия снимается оригинально просто — ее нет. В романе не говорится о «хлебе» насущном, ведь тем самым подразумевался бы и «хлеб» духовный. Нефтяная пища символизирует голый практицизм, принципиальную невозможность существования духовной сферы.

     Очень часто христианские мотивы, образы прямо проецируются на романный мир, переосмысливаются в романе. Например, Часовая Скрижаль — своеобразная икона в мире Единого Государства: «Вот сейчас, со стены у меня в комнате, сурово и нежно в глаза мне глядят ее пурпурные на золотом поле цифры. Невольно вспоминается то, что у древних называлось «иконой», и мне хочется слагать стихи или молитвы (что одно и то же)». Летоисчисление в мире замятинской антиутопии ведется «после Скрижали» — как после Рождества Христова в «древнем» мире.

     Мир Единого Государства, в котором  «старый бог» побежден, это, по утверждению Благодетеля, идеолога Единого Государства, воплощенная мечта о христианском Рае. В концептуальном диалоге Благодетель спрашивает Д-503: «о чем люди — с самых пеленок — молились, мечтали, мучились? О том, чтобы кто-нибудь раз навсегда сказал им, что такое счастье, — и потом приковал их к этому счастью на цепь. Что же другое мы теперь делаем, как не это? Древняя мечта о Рае… Вспомните: в раю уже не знают желаний, не знают жалости, не знают любви, там — блаженные, с оперированной фантазией (только потому и блаженные) — ангелы, рабы Божьи…».

     Числовая  символика в романе базируется на христианских представлениях о мистическом  характере чисел.

     Системы священных чисел, сложившиеся в  древнегреческой, древнееврейской  и других древних культурах присредиземноморья, были частью усвоены, частью переосмыслены  и в целом получили новое мистическо-символическое  содержание в учении христиан.

     В функции наиболее знаменательных, ключевых стали использоваться числа, хорошо известные по Священному Писанию, – прежде всего 3, 7, 12. Тройка считалась символом Божественной троицы, тринитарная сущность которой выражалась в триединстве: Бог отец, Бог сын и святой дух. В романе Е. Замятина записи имеют, как правило, трехчастную структуру, но только эта трехчастность является символической основой мира не христианского, а мира Единого Государства. Не трехчастны в романе конспекты записей 11, 27, 33, 38 и 39 (Запись 38-я. Конспект: Не знаю, какой. Может быть, весь конспект — одно: брошенная папироска; Запись 39-я. Конспект: Конец). Эти главы кульминационные, они отражают смятение психики героя в кульминационный в романе момент. Однако конспект последней — 40-й главы — вновь обретает трехчастную форму, создавая кольцевую композицию, символизируя торжество Единого Государства (Запись 40-я. Конспект: Факты. Колокол. Я уверен). Главный герой вновь вернулся в лоно Единого Государства, вновь становится правоверным жителем антиутопического города.

     Пятерка воспринималась как знак мистического единения земной церкви, человечества со Спасителем, евхаристического пресуществления всех христиан в жизнь вечную (евангельская легенда о пяти хлебах, насытивших пять тысяч человек, и притчи о пяти мудрых и пяти неразумных девах и о рабе, умножившем данные ему пять талантов на другие пять, наконец, пять ран Иисуса).

     В имени-нумере героя романа «Мы» присутствуют числа 5 и 3, видимо, символизируя мистическое  единение героя и новой церкви — мира Единого Государства.

      За десяткой тоже признавали значение совершенного числа, причем сокровенно выражающего единство Божественного и материального начала и, кроме того, символизирующего предназначенность, посвященность чего-либо Богу. Не случаен поэтому и следующий эпизод в романе:

     «Наверху, перед Ним— разгоревшиеся лица десяти женских нумеров, полуоткрытые от волнения губы, колеблемые ветром цветы. По старому обычаю — десять женщин увенчивали цветами еще не высохшую от брызг юнифу Благодетеля. Величест венным шагом первосвященника Он медленно спускается вниз…»  

     Не  менее знаменательно число сорок. В Священном Писании и христианской практике оно связано с молитвой («сорокоуст» — чтение молитв об умершем в течение сорока дней после смерти), надеждой, очищением и, соответственно, используется как символ приготовления к новой жизни. В этом контексте обретает особый смысл число записей Д-503 в романе — их ровно 40 — как несостоявшаяся возможность приготовления к новой жизни героя романа.

     Актуальны и другие евангельские параллели. Не случайно герою романа — Д-503 — в момент свершения романных событий (а действие их происходит на «пасху» — праздник Единомыслия) 32 года, то есть он «не дорос» до возраста Христа, до его жертвенного подвига.  

Роль  художественных деталей 

     Одним из традиционных, классических приемов  характеристики персонажа является художественная деталь.

     Е. Замятин «прибегает к гротескному  принципу типизации. Он не ставит цель проникнуть в глубины психологии, раскрыть диалектику души персонажей. В портретной живописи Замятина преобладающей является поэтика постоянной детали, имеющей чаще всего иронически-гротескную окраску. Обыгрывая деталь, писатель подчеркивает определяющую черту характера персонажа, его психологии и нравственных принципов.

     Внешне  зримым предстает общий внешний  облик персонажей: I-330 — «тонкая, упрямо-гибкая, как хлыст»; О — «состоящая из окружностей»; S — «дважды изогнутый».

     Из  художественных деталей особенно наглядны жесты, руки персонажей романа. Причем в творчестве Е. Замятина деталь повторяется, как правило, не однажды. Особенно яркий в этом отношении пример — руки Д-503, самая колоритная деталь внешности этого героя. Помимо рук, из портретных деталей в его портрете упоминаются только «прочерченные по прямой брови».

     Нельзя сказать, что руки Д-503 значительно отличаются от рук обычного мужчины: они «все в волосах, лохматые — какой-то нелепый атавизм. Я протянул руку и — по возможности посторонним голосом — сказал: — Обезьяньи»; «Или это — мои лапы… — мои мохнатые лапы. Я не люблю говорить о них — и не люблю их: это след дикой эпохи», «ужасная, обезьянья рука». Однако эта деталь для героя выбрана в качестве репрезентативной, она становится особенно заметной, ведь все остальные нумера — нерасчлененная единообразная масса, в которой трудно выделить кого-либо в отдельности.

     На  этом фоне атавистический недостаток героя служит указанием на то, что  в нем таится человек естественный, дикий, древний, а не человек-автомат, как все остальные нумера.

      Руки являются важным средством характеристики Благодетеля, причем эта деталь в данном случае наполняется идеологическим, социально-психологическим содержанием. Во время праздника Единомыслия мы видим Благодетеля глазами граждан Единого Государства, мы смотрим на Благодетеля снизу вверх. При этом внешность Благодетеля неизбежно деформируется — непосредственно перед нами оказываются его руки:

«Лица отсюда, снизу, не разобрать: видно только, что оно ограничено строгими, величественными квадратными очертаниями. Но зато руки,.. так иногда бывает на фотографических снимках: слишком близко, на первом плане поставленные руки — выходят огромными, приковывают взор — заслоняют собою все. Эти тяжкие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени — еле выдерживают их вес… И вдруг одна из этих громадных рук медленно поднялась — медленный, чугунный жест»…

     Жест  в этом портретном описании становится символом давления государства на человека. Нет лица, личности, но есть человек-функция. На этом месте мог бы быть любой  другой, важна не его психологическая, эмоциональная, творческая уникальность, а важна его роль носителя власти.

     Позднее, в другой ситуации, Д-503 видит Благодетеля  по-иному: на самом же деле Благодетель  — это вполне обычный, даже заурядный  человек: «Передо мной сидел лысый, сократовски лысый человек, и на лысине — мелкие капельки пота». Подчеркиваются не глаза — зеркало души, не воля, не что-то необычное во внешности Благодетеля. Но эта деталь, кстати, тоже указывает на естественное человеческое начало в облике Благодетеля. Оказывается, и он — человек, а обезличивание, номера, униформы — все это навязано человеку в Едином Государстве.

     Значимы и другие художественные детали в  романе. Во внешности поэта R-13 выделяются «толстые, негрские губы» — символ эмоциональной непосредственности, простодушия. R-13 воспринимается в ассоциативной связи с образом другого поэта, чье изображение Д-503 видит в Древнем Доме: «С полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина)». И негрские губы, и трагическая судьба национального гения проецируются на трагическую судьбу поэта R-13, погибающего в финале романа. Губы как художественная деталь сопровождают поэта до финала романа, где он погибает: «Он лежал на спине… Я узнал толстые, негрские и как будто даже сейчас еще брызжущие смехом губы. Крепко зажмуривши глаза, он смеялся мне в лицо. Секунда — я перешагнул через него и побежал…»

     Губы в роли выразительной художественной детали в романе Е. Замятина нам встретятся не раз, но иной будет их характеризующая функция. У врача в Медицинском Бюро «сверкнули лезвием ножницы-губы». Но эта характеристика врача скорее отражает психологическое состояние Д-503 и — зеркально — атмосферу медицинского кабинета с его хирургическими инструментами и прочими атрибутами. Этот пример подтверждает, что та или иная портретная деталь предстает в романе в контексте как предметное отражение и выражение окружающей героя в данный момент обстановки.

     Репрезентативной  деталью еще одного персонажа — Хранителя S-4711, — подслушивать и высматривать для которого является профессиональным занятием, являются уши: Я [Д-503] «захолонул: внизу — вписанная в темный квадрат тени от оконного переплета, размахивая розовыми крыльями-ушами, неслась голова S». Именно с этой портретной деталью остается в читательском восприятии данный персонаж.  

     Роль  цвета в романе 

     Живопись  словом, цветопись играют в произведениях  Е. Замятина очень важную роль: цвет участвует в создании характера, содержит эмоционально-концептуальную характеристику окружающего мира, с его помощью более зримым и наглядным предстает основной конфликт произведения.