Автор работы: Пользователь скрыл имя, 01 Апреля 2012 в 23:05, доклад
Этика Жуковского в наиболее завершенном виде предстала в элегической балладе «Теон и Эсхин» (1814).Поэт решает проблему смысла жизни через вопрос о счастье человека,о путях к нему.Два друга,два лиро-эпических героя –выразители противоположных этических норм.Эсхин обращен к внешней жизни,Теон-к внутренней. Эсхин ищет счастья,скитаясь по свету».Он долго по свету за счастьем бродил-/ Но счастье,как тень убегало».Поиски счастья как материальной реальности оказались безуспешными:»И роскошь, и слава и Вакх,и Эрот-/ Лишь сердце они изнурили».Эсхин пришел к скептической жизненной позиции, разочарованиям, душевной скуке, к разуверениям в надеждах на счастье-таков опыт его жизни
Балладный драматизм музыкально-пластический; такую особенность приобрел жанр под пером Жуковского, он как бы воскресил старинную народную основу баллады как песни-танца.
Балладная эпичность- это прежде всего описание обстановки действия, пейзажные зарисовки, лаконично оформленные интерьеры. Они создают общий повествовательный фон в балладе, рисуют образ античности или средневековья, и в зависимости от этого выделяются две разновидности жанра у Жуковского.
Баллады Жуковского, передавая смятение чувств, мятеж души перед натиском судьбы, создавали особое состояние мироздания. Поэту удалось тонко и психологически достоверно передать переходность общества к новым представлениям о жизни и морали. Эти состояния переходности, пробуждения личности, ее метаний конкретизировались в мотивах сна-очарования, зыбкости бытия. «Прекрасный сон жизни», «прекрасные очарования», «сладкие сны» не просто контрастируют со «страшным сном», «лживым сном», но и рождают романтическое двоемирие.
Баллады Жуковского были поистине «формой времени».Психологическая экзальтация как обостренное восприятие окружающего мира отвечала настроениям эпохи. В условиях пробуждения национального самосознания, вызванного антинаполеоновскими войнами и Отечественной войной 1812 г., идеи справедливости, самопожертвования, верности долгу, выраженные «русским балладником» в сфере нравственных чувств, были близки его современникам. Психологическая экзальтация героев баллад остро отзывались в атмосфере патриотической экзальтации. Рационалистическим представлениям о мире Жуковский противопоставил подвижность чувств, смятение души, сомнение в этических и общественных догмах. И это тоже было в духе времени. Баллада в поэзии Жуковского второго периода его творческого развития- не эпизод, а выражение новой эстетики и поэтики, реализация принципов романтического универсализма.
У Жуковского свое переживание античности. Его привлекают не героические, а элегические моменты античной жизни. Поэту видится какая-то неприкаянность, незащищенность человека, оказавшегося во власти стихий , рока, античных богов. Можно лишь угадать или предсказать волю богов, как это делает Кассандра, как знает свой удел Ахилл, но самому ничего изменить невозможно. Прозерпина обречена часть времени быть в Аиде, а часть- на расцветшей земле. Античный мир – открытый и продуваемый со всех сторон ветрами стихийных сил.
Античность в балладах Жуковского- просторы земли, моря и неба, дальние дороги, города, вездесущие боги и люди в их постоянном, противоречивом общении. «Цикл» античных баллад увенчивается «Элевзинским праздником»(из Шиллера), где рисуется «золотое время» человеческой жизни, разумно упрвляемой богами: «В союз человек с человеком вступил/ И жизни постиг благородство». Эта античная баллада представила самый процесс миростроительства, отдельная человеческая личность еще не выделена здесь из общего потока бытия.
У Жуковского есть замечательные произведения «поэзии мысли»-попытки воплотить сложную, стремящуюся познать законы человеческой жизни мысль, часто трагическую и философски-значительную. Эти устремления в наибольшей степени выражены в «античных» балладах и стихотворении «Цвет завета» послание к Александре Федоровне (1818) и в особенности в элегии «На кончину ее величества королевы Вертембергской».
Добро и зло, в резком противопоставлении, фигурируют во всех без исключения балладах Жуковского. Их источник всегда и само сердце человеческое, и управляющие сердцами таинственные потусторонние силы. Романтическое двоемирие в балладах Жуковского предстает преимущественно в образах дьявольского и божественного начала.
Жуковского глубоко занимали так же проблемы судьбы, личной ответственности и возмездия. Отсюда -его интерес к античным балладам Шиллера. В силу традиции на античном материале эти проблемы получали наиболее обобщающе-философские и наименее декоративное решение.
Тематические баллады Жуковского распределяются по группам национально-исторических (русских), средневеково-рыцарских, античных. Национально-историческая тематика сконцентрирована в первом периоде. Сюжеты западноевропейского средневековья безраздельно господствует во втором периоде и количественно преобладают в третьем. Античные сюжеты фигурируют только в начале и конце балладного творчества Жуковского. Программный морально-философский смысл античной темы обнаружился сразу, а затем был углублен.
Среди тридцати девяти баллад Жуковского выделяются семь, написанные на античные темы. Одна из них в полнее оригинальна («Ахилл»), остальные - переводы из Шиллера. Они почти поровну распределяются между первым и третьим переиодами.
Ранние «античные» баллады-«Кассандра» (1809), «Ивиковы журавли» (1813) и «Ахилл» (1812-1814)-несут на себе сильный отпечаток своего времени. Античность в это время- живая тема, интерес к которой поддерживался традициями классицизма и новыми романтическими идеями.
Античность еще активно притягивала к себе художественную мысль.
В оригинальной балладе Жуковского «Ахилл», так же как и в «Кассандре» Шиллера, использованы античные сказания «Троянского цикла». «Ахилл» в некоторых отношениях архаичнее перевода «Кассандры»; в некоторых -более романтичен.
Согласно античному миру, Ахиллу было давно на выбор: короткая и бурная жизнь героя или долгое, но не заметное существование. Он предпочел первое и погиб молодым, отомстив за смерть своего друга Патрокла.
Этот миф для Жуковского- лишь точка приложения сентиментально- романтических представлений. Характерная для античного сознания идея судьбы, предопределяющей жизненный путь человека, изменяется у Жуковского в романтическую концепцию натуры «не то мира сего». Поэт воссоздает современный ему тип сознания, а не суровый мир древности. «Ахилл»- баллада- элегия, вся состоящая из монолога героя, который изображен в момент игры на лире, как своего рода элегический «певец». Пейзажная интродукция выдержана в тонах унылой элегии, с оттенком оссианизма, окрашивающим античные детали.
Этот изящно- меланхолический пейзаж долее условен, чем пейзажная лирика Жуковского этих лет, с ее символикой красок и звуков.
По характеру трактовки античности баллада «Ахилл» родственна современным ей трагедиям Озерова, сентиментального реформатора русского классического театра(«Эдип а Афинах», «Поликсена»). Озеровского Эдипа напоминает у Жуковского Приам, отец убитого Ахиллом Гектора.
Работа над переводом «Ивиковых журавлей» (1813) была начата еще до завершения «Ахилла», но в ней уже отчетливо выступают признаки стиля более поздних и совершенных «античных» баллад Жуковского.
В отличии от «Кассандры» и от «Ахилла», в «Ивиковых журавлях» Жуковский с большим вниманием относится к деталям античного ритуала и верований.
В основе древнегреческой легенды, использованной Шиллером, лежит античная идея возмездия. Шиллер ввел новый мотив- влияние искусства на человеческую душу. И то и другое у Жуковского глубокий отклик.
Древнегреческий поэт Ивик (6 в. До н.э.), согласно легенде, убитый по дороге на ритуальное состязание певцов, и у Шиллера и у Жуковского дан одновременно как тип античного певца и как вечный тип поэта. Жуковский с большим тщанием передал энергию и настроение подлинника, его сложную структуру, особенно центральный эпизод- представления перед тысячами зрителей трагедии Эсхила «Эвмениды», во время которой убийцы теряют самообладание и выдают себя.
Важная смысловая вариация- замена «страшного карканья» журавлей в сцене убийства на «жалобно- стенящий глас». Журавли тем самым оказываются не только свидетелями, грозными орудиями судьбы. Их стон выражает сочувствие, а в какой- то мере даже единственно с поэтом. Жуковский намекает на символическое «родство» поэта и птицы. Летящие птицы в финале баллады как бы несут с собой частицу жизни Ивика. Эта неявная, лишь слегка просвечивающая перспектива романтична; но ведь и у самого Шиллера, в других формах, есть романтизация античности.
В последних переводах античных баллад Шиллера сентиментальная стихия совсем отпустила перед обобщающей мыслью. Однако поздние переводы доказывают, что «Кассандра» и «Ахилл» были необходимы в эволюции балладного стиля Жуковского. Модернизация античности у Жуковского всегда сильнее, чем у Шиллера. И это в некоторых важных аспектах оправдало себя- не как способ постижения далекой культуры прошлого, но как способ установления с ней актуальных духовных связей.
Можно заключить, что на судьбу человечества в целом (тема античных баллад) Жуковский смотрел оптимистичнее, чем на земную участь отдельного человека (тема баллад «средневековых»). Это впрочем, закономерно для всего его мировоззрения.
5