Анализ сказки "Теремок"

В связи  с приведенным материалом нельзя не упомянуть позицию В.Я. Проппа по отношению к кумулятивным сказкам  и, в частности, к сказке "Теремок": "В этом повторении и состоит  основная прелесть этих сказок. Весь смысл их — в красочном, художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом или несколькими словами, обычно в рифму... Исполнение их требует величайшего мастерства. По исполнению они иногда приближаются к скороговоркам, иногда поются. Весь интерес их — это интерес к колоритному слову как таковому. Нагромождение слов интересно только тогда, когда и слова сами по себе интересны. Поэтому такие сказки тяготеют к рифме, стихам, консонансам и ассонансам, и в этом стремлении исполнители не останавливаются перед смелыми новообразованиями" . Эти выводы были получены в результате сравнения разных (всех известных исследователю типов) кумулятивных сказок, которое естественно высветило яркую особенность сказки "Теремок" — словотворчество и словесную игру. Но если присмотреться к разным вариантам одной единственной сказки "Теремок" в их отношении к инварианту, то становится ясным. что игре словом здесь отведено четкое место — прозвища персонажей; это одно из немногих мест в сказке, жестко не заданных инвариантом (пожалуй, определенная свобода допускается еще в замысле композиции и в выборе "словесного наряда" для оформления однотипных эпизодов, однако здесь свобода дается лишь единожды, т.к. "словесный наряд" этот сразу же становится формулой). Прозвища животных — при абсолютной идентичности предписанных им ролей — оказываются единственным средством индивидуализации персонажей. Сюжет и композиция обезличивают, уравнивают их, прозвища — выделяют, индивидуализируют, не позволяя до конца превратить персонажей в скучные "фишки".

Но любопытно, что последняя такая "фишка" — медведь — ставится не так, как все остальные. Она оказывается  не внутри, а снаружи: "Сел на кувшин и всех раздавил" (3); "Сел на голову и раздавил всех" (4); "Не успел медведь сесть на крышу, как раздавил домок. Успели из него выбежать только лиса и заяц" (8); "...на решето сел да всех и задавил" (11); "Сел на лошадиную голову и растиснул. Все разбежались" (18).

Здесь и сцепляются центральные для этой сказки оппозиции внешний/внутренний и большой/маленький: самый большой персонаж не допускается внутрь (хотя персонажи никак не выражают запрета войти в терем), воздействует на теремок снаружи и ломает его. Да и само прозвище медведя ("гнетыш", "лесной гнет", "нагнет", "пригнетыш", "давиш" и др.) подчеркивает разрушительное воздействие, идущее извне, а реплика медведя, в которой появляется это прозвище ("А я вас всех давиш" (4); "Я тяпыш-ляпыш, всем подгнетыш!" (2); "А я всем вам гнетыш" (7) и др.), не только звучит угрожающе, предупреждая о близком конце сказочной гиперболы, но и противопоставляет большого медведя маленьким (в логике этой сказки) всем другим персонажам.

Сказочная гипербола (позволяющая увеличиваться  внутреннему пространству теремка) относит всех персонажей до медведя к категории "маленький" — все они попадают внутрь. Медведь, противопоставленный в этой сказке всем остальным персонажам как большой — маленьким (с точки зрения правил инварианта, допускающего "разрастание" внутреннего пространства теремка) остается вне, снаружи.

Большой медведь оказывается внешним  по отношению к "маленьким" персонажам, внешнее пространство оказывается  одновременно неограниченным, бесконечным, большим, контрастируя с внутренним (ограниченным, маленьким) пространством теремка.

Так сказка связывает члены двух оппозиций: маленький оказывается внутри, большой  — снаружи.

Соединение  это сопровождается появлением некоторых  — пусть не слишком ярких —  эмоционально-ценностных полюсов: маленький+внутренний связываются с позитивом, большой+внешний — с негативом (все персонажи стремятся внутрь, в маленький "домок", "корчажку", рукавицу; всем по-сказочному маленьким персонажам удается попасть внутрь без ущерба для теремка; большой персонаж не допускается внутрь и оказывается агрессором, разрушителем "внутренности").

Такое соединение членов двух пар бинарных оппозиций неоднократно отмечалось исследователями архаичных обществ ; установление подобных корреляций в  фольклорном инварианте, несомненно, приоткрывает ускользающие при восприятии единичного варианта смыслы, обнаруживает предельно обобщенное высказывание сказки о переживании человеком окружающей его природы и законов бытия, объясняя тем самым многовековую притягательность этой "детской" (?) сказки.

* * *

Таким образом, инвариант этой русской сказки складывается из следующих основных характеристик:

1) Метонимическое  объединение пространства теремка  и его обитателей, наделение внутреннего  пространства теремка некоторой  активностью (гостеприимство, уступчивость).

2) Равнодушие к особенностям теремка: его форме, предыстории и т.д.; сосредоточенность на наличии внутреннего ограниченного по объему пространства.

3) Текстуально  немотивированная притягательность  внутреннего пространства теремка  для всех персонажей сказки; противопоставленность внутреннего — заполняемого по ходу сказки — пространства теремка внешнему.

4) Ограниченность  сюжета сказки моментами появления  и разрушения теремка (сказочное  действие располагается между  этими точками); безразличие к  судьбе персонажей до и после этих границ.

5) Сосредоточенность  сказочного действия на границе  внешнего и внутреннего пространств,  у входа в теремок; безразличие  к происходящему внутри и снаружи.

6) Сюжетная  и композиционная монотонность  сказки; обязательное присутствие  прозвищ персонажей.

7) Выстраивание  персонажей по росту, от самого  маленького — к самому большому; участие в "игре в теремок"  контрастных по размеру персонажей: от блохи до медведя; "фишечность" персонажей.

8) Гиперболизация  вместимости внутреннего пространства теремка, текстуальная неотмеченность границ реальной вместимости и начала сказочной гиперболы; неожиданная "остановка" нарастающей гиперболы.

9) Медведь  в роли разрушителя; внешняя  позиция медведя по отношению  к теремку.

10) Корреляция  оппозиций большой/маленький и внешний/внутренний, их эмоционально-ценностная поляризация.

Обработки сказки для детей, выполненные К. Ушинским, А. Толстым, О. Капицей и  А. Нечаевым, точно сохраняют инвариантную основу. В обработке М. Булатова нарушается запрет "заглядывать" внутрь теремка ("вот они все в тереме живут, песни поют"), что служит мотивировкой для прихода медведя ("Увидел медведь теремок, услыхал песни, остановился и заревел во всю мочь..."). Более того, по версии этой обработки медведь пытается влезть внутрь теремка, но не может, и поэтому говорит: "Я лучше у вас на крыше буду жить". Здесь явно не выдержана инвариантная основа, предписывающая медведю немотивированную агрессивность (и прозвище-то у медведя тут "ласковое" — "косолапый"!) и немотивированную внерасположенность по отношению к теремку. Кроме того, эта версия сообщает о том, что звери стали строить новый теремок и построили лучше прежнего. Ясно, что такой финал — чистый призвол автора обработки, не имеющий никакого отношения к инварианту сказки.