Слухи в печатных СМИ как материал изучения моделей осмысления действительности и ценностных систем общества

Таким образом, перечень ярких и сенсационных моментов в журналистской биографии Александра Минкина можно продолжать. Но Минкин проиграл лишь одну – по иску Жириновского, что говорит как о влиятельных соратниках, так и, несомненно, о журналистском мастерстве автора: известно, что при всем богатстве русского языка очень сложно балансировать между нападками и оскорблениями, фактами и намеками на факты, обвинениями против личности и доводами против ее деятельности. Всеми этими тонкостями в совершенстве владеет Александр Минкин.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2.2. Особенности стиля и языка в открытых

письмах Александра Минкина

Характерной чертой современной  газетной и журнальной публицистики являются многочисленные трансформации  в сфере грамматики и словообразования.

В современной лингвистике индивидуально-авторские новообразования получили название окказионализмов.

Итак, окказионализмы (лат. occasionalis – случайный) – это «речевые явления, возникающие под влиянием контекста, ситуации речевого общения для осуществления какого-либо актуального коммуникативного задания, главным образом для выражения смысла, необходимого в данном случае; создаются на базе продуктивных / непродуктивных моделей из имеющегося в структуре языка материала вопреки сложившейся литературной норме» [5, 283].

Одной из ярких черт публицистического творчества А. Минкина являются окказионализмы. В его статьях можно встретить индивидуально-авторские новообразования среди различных частей речи. Причем следует отметить, что эти новообразования не всегда меняют внешнюю форму слова (например, с помощью словообразовательных аффиксов). У него очень часто меняется внутренняя форма слова, т.е. его значение, что является окказионализмом особого рода.

А. Минкин при образовании  новых слов использует различные  словообразовательные модели. Продуктивным способом у него является словосложение. Приведем такой пример:

«В царской России система помощи несчастным называлась “богоугодные заведения». Не цареугодные, и не министроугодные, и не депутатоугодные» [10].

В этом примере мы видим  сложное слово богоугодные, образованное сложно-суффиксальным способом в результате сложения основ слов Бог и угодить в значении «удовлетворить кого-н., сделав что-н. приятное, нужное». Угодить Богу – значит сделать доброе, милосердное дело: накормить голодного, обогреть странника.

По этой модели А. Минкин образует три слова – цареугодные, министроугодные, депутатоугодные. Слово цареугодный можно соотнести с действительностью далекого прошлого. А вот два последних слова характеризуют нашу российскую действительность: министроугодный – тот, который угождает министру, депутатоугодный – угождает депутату. Наш век, по мнению А. Минкина, – это время именно депутатоугодных и министроугодных людей, приспособленцев.

Приведем еще один, на наш взгляд, интересный пример авторского новообразования. Есть у А. Минкина  статья под названием «Россия  ЦИКнула на Обаму». Глагол цыкнуть (или цыкать) означает «прикрикивать с угрозой». Но обратим внимание на написание этого слова, у которого первые три буквы образуют аббревиатуру ЦИК, т.е. Центральная Избирательная Комиссия. Объяснение этого довольно странного, с точки зрения общепринятых норм русского литературного языка, заглавия, автор дает строчкой ниже: «В ведомстве Чурова не признают законность избрания президента США», т.е. получается своего рода каламбур ЦИК цикнул, смысл которого в следующем: «Центрально-избирательная комиссия угрожает». Таким образом, данный окказионализм появился в результате своеобразной игры слов – от слова цикнуть (на основе омонимии, поскольку эти два слова – авторское и литературное – омонимично звучащие).

Вообще в публицистике А. Микина очень многие окказионализмы имеют случайный характер, образованы на базе совершенно различных и противоположных  по смыслу слов, зачастую принадлежащих к разным частям речи и звучащих бессмысленно, но объединенных в единое целое. И это единое целое (причем только в контексте) придает смысл всему высказыванию.

Вот два характерных  примера таких новообразований: «Но если государственный деятель (чуть ли не наследник престола) выступает на международной конференции перед лингвистами и славистами, то и речь его должна быть написана специалистами. А у вас (у всех) какие-то хмыри-спичрайтеры, которые лепят как попало и про коровники, и про нанотехнологии, и про геополитику-демократию-рождаемость-культур-мультур-взвейся-развейся» [7]. Выделенное нами объединение нескольких слов, среди которых и образованные автором по рифме новые слова (культур-мультур), и принадлежащие к разным частям речи и разным формам (первые три слова – имена существительные, последние два – глаголы в повелительной форме), является авторским окказионализмом, смысл которого заключается в бессмысленности и бессвязности речи, которую иногда произносят наши политики.

Поводом для еще одного авторского новообразования стала  реклама. Вообще этот журналист довольно часто иронизирует по поводу рекламы. Вот и в статье «Цензура или  смерть» он пишет: «Важно понять: не публика определяет, что будет на экране. Публике хочется всякого. Кому – балета, кому – боевика, кому – ежика в тумане. Один жаждет умного-доброго-вечного, другой – порнографии.

Что будет  на экране, решает великий бог ДАБЛМИНТСПЕРМИНТДЖУСИФРУТБЕЗСАХАРА» [16].

На первый взгляд, очень  трудно расшифровать данный окказионализм, состоящий из сплошного потока слов, без пауз и пробелов. Но, возможно, это не нужно. Смысл и так ясен: телевидение влияет на психику людей, в их сознание уже настолько прочно вошла реклама, что люди превратились в своего рода зомби – в голове у них поселились обрывки фраз из рекламных роликов.

 

В статьях А. Минкина  тоже можно встретить устаревшую лексику. Довольно часто он ее использует при цитировании древнерусских  памятников (например, Евангелия): «Возможен ли вообще разговор о душе с позиции “своя – чужая”? С точки зрения Евангелия – невозможен. Сказано: “Несть ни эллина, ни иудея”, – это, видимо, о душе. Форма носа, цвет волос, разрез глаз, конечно, разный, но Бога это не интересовало. А с точки зрения души, Он разницы не видел» [12].

Слово несть относится к группе старославянизмов, которые довольно часто употребляются не только в художественной литературе, но и в современной разговорной речи (некоторые из них вошли в состав фразеологических оборотов, например, несть числа).

Однако такие слова не выделяют творчество А. Минкина, не делают его каким-то особенным с точки зрения их использования. К тому же, употребляются они уже в готовом виде, в определенном клише, т.е. в цитатах из Евангелия, хоть и с «перекидкой» на нашу сегодняшнюю жизнь.

 

Иноязычные слова в  лексике современного русского литературного  языка хотя и представляют довольно многочисленный пласт лексики, но тем  не менее не превышают 10% всего его  словарного состава.

Но тем не менее  в статьях А. Минкина встречается  некоторое количество слов иноязычного происхождения. Это, естественно, связано с тем, что в последнее десятилетие уходящего ХХ века  в современный русский язык пришло много слов иностранного происхождения. Эта тенденция сказывается и на газетно-журнальной публицистике, идущей «в ногу со временем».

Приведем пример:

«Говорите о  борьбе с коррупцией, о декларации доходов и сами признаете, что коррупционеры умеют прятать, и выражаете надежду на их нравственность» [15]

Коррупция [нем. Korruption, фр. corruption < лат. corruptio совращение, подкуп; упадок] – подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей.

Коррупционер – тот, кто подвержен коррупции.

Декларация [фр. dйclaration < лат. dēclarātio заявление, объявление]. 1. Официальное или торжественное, программное заявление; 2. Название некоторых официальных документов, содержащих какие-н. важные положения или нужные сведения.

Cтоит отметить, что лексические единицы иностранного происхождения, встречающиеся в статьях А. Минкина, не несут на себе никакой коннотативной нагрузки: они не экспрессивны и не оценочны. Их журналист употребляет, в основном, в качестве номинативных единиц, за редким исключением.

Приведем пример такого исключения:

«Власть говорила, что надо сделать все для спасения заложников, но готовила штурм.

И попала в  цейтнот. В официальные переговоры вступать нельзя – это политическая катастрофа» [12].

Слово цейтнот – немецкого происхождения [нем. Zeitnot < Zeit время + Not нужда, необходимость]. В своем прямом значении оно является спортивным термином, так в шахматах и шашках называется положение, когда игроку не хватает времени, отведенного для обдумывания ходов. Из этого прямого значения постепенно развилось переносное, разговорного характера, согласно которому цейтнот есть острый недостаток времени. В этом значении оно и вошло в русский язык. В самом этом выражении – попасть в цейтнот – заложен экспрессивный элемент.

Если лексика иностранного происхождения в публикациях  А. Минкина не содержит в себе оценочный, экспрессивный и эмотивный элементы, то разговорная лексика в его творчестве обладает, наоборот, большим количеством коннотации. Поэтому рассмотрим её более подробно.

 

Поскольку А. Минкин не просто пишет статьи, а ведет доверительный  разговор со своим читателем, то разговорная  лексика широко представлена в его публицистике. Как правило, это собственно разговорные лексические единицы и разговорные слова с ограничением сферы употребления. Встречаются у него и грубо-просторечные лексические единицы.

Приведем такой пример.

«Ну а носильщики – народ известный – поддатые, торопливые –нахватать побольше, нагромоздить как попало – что-то уронят в грязь, что-то раздавят, при случае сопрут» [8].

Здесь мы находим слова  двух видов:

- собственно-разговорные: нахватать – побольше взять, нагромоздить – беспорядочно положить друг на друга;

- обиходно-просторечные: поддатый – сильно выпивший, спереть – украсть).

Это именно та лексика, которой  пользуется в обиходе большинство  россиян.

Даже политические и  исторические события автор пытается описывать разговорным языком – чтобы было более понятно читателю:

«...В 1991-м мы взлетели в облака свободы. А опоры  в обществе нет. Власть загуляла. Так было и в 1917-м. Тогда – провалились из свободы в лагеря. Так и теперь. Висели связанные под потолком. Вдруг – свобода! Все веревки одним махом перерезаны. И куда? Рухнули вниз» [14].

Здесь разговорная лексика носит образный, метафорический характер. У А. Минкина загуляла власть (загулять – значит «продаться безудержному кутежу, веселью»), провалились не какие-то предметы, а люди (провалиться – прост. «пропасть, исчезнуть») и провалились они не куда-нибудь в яму, а из свободы в лагеря (намек на советское прошлое, когда душилась свобода). А что теперь? Вновь наступила свобода, веревки перерезаны одним махом, т.е. сразу, одним приемом (еще одно образное выражение), но… опять рухнули вниз. Кто рухнул и куда – не сообщается. Но тем не менее становится ясно: рухнуло все то доброе и светлое, которое было раньше (не только ведь из негатива состояло наше советское прошлое). Об этой катастрофе журналист часто пишет и в других своих публикациях.

То, чего не приемлет  А. Минкин, характеризуется у него одним словом – дрянь. Это нелитературное слово с полным правом вошло в лексический состав публикаций журналиста. Например: «Весь список до полуночи – дрянь» (Это о программе телепередач) [13].

Постоянно сидящие у  телевизора А. Минкину напоминают алкоголиков. «Как алкоголики – даже те, кто понимают и страдают от своей болезни, – продолжают жрать водку» [9], – пишет журналист. Здесь опять явная метафора: смотреть телевизор запоем – это все равно, что жрать водку.

Жрать водку, на наш взгляд, – это не просто разговорное или разговорно-просторечное выражение, а то, что мы называем сленг, жаргон, хотя в словаре лексическая единица жрать помечена как прост.

Грубая лексика вообще А. Минкину не свойственна. Он ее употребляет, когда видит вокруг себя безысходность, когда он осознает, что его страна катится в пропасть, рушится на глазах.

«Модные рестораторы  на своем жаргоне говорят, что  такая пирушка обходится примерно в 200 у.е. на рыло» [11].

Выражение на рыло – уже не разговорного характера. Это уже откровенный жаргонизм, такая лексика встречается, пожалуй, в «криминальных кругах», как сейчас говорят. Но как еще назовешь священнослужителей, которые устраивают подобные вечеринки? В скобках А. Минкин делает пометку (он извиняется, что не сдержался): «не будем считать копейки; хуже, что православных пастырей, кажется, ввели в чревоугодие, смертный грех».) [11]

Разговорная лексика  в публикациях А. Минкина преимущественно оценочного характера.

Таким образом, авторские  новообразования в публицистике А. Минкина играют социально-значимую роль, выявляя недостатки нашего общества, которое, по мысли автора, может быть охарактеризовано только с помощью  новых слов – старая лексика уже не подойдет в силу своей устарелости, новые явления требуют новых названий – правда, по большей части отрицательного характера. С другой стороны, авторские новообразования вносят иронический и сатирический оттенок в описываемые автором явления российской действительности, о которых, на наш взгляд, невозможно говорить без юмора.

 

Заключение

 

 

Проанализировав в данной работе лексико-семантические  особенности публицистического  творчества журналиста «Московского комсомольца» Александра Минкина, а также принимая во внимание цели и задачи нашего исследования, мы можем сделать следующие выводы:

 

           1. Нами были рассмотрены и определены значения терминов «письмо», «открытое письмо», выявлены характеристики, методы, технологии,  современные тенденции жанра.